|
фик от Dreamer
|
|
| любознашка | Дата: Среда, 07.04.2010, 20:55 | Сообщение # 1 |
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 3105
Репутация: 4735
Статус: Offline
| *****
автор Dreamer
- Посмотри на меня… - тихо попросила она – посмотри на меня, пожалуйста!
Обернув лёгкую простыню вокруг груди, она держала её края, сжимая их в своих маленьких и тоненьких руках. Её рыжие волосы растрепались, локоны неровными и не аккуратными волнами спадали на лицо и плечи. Она чуть дрожала, но при лунном свете этого не было видно, по крайней мере, она всеми силами старалась скрыть свою дрожь от него. Только бы он не заметил и не увидел, как она боится.
- Что же ты!? – тихо сказала она, отводя глаза в сторону.
Он ничего не отвечал. Он молчал уже несколько минут, глядя в одну току, лёжа на смятой постели. А она сидела рядом с ним, повернувшись к нему обнажённой спиной и поджав под себя замёрзшие ноги.
Ей хотелось, чтобы он сейчас ушёл, чтобы он собрал свои вещи, и, не говоря ни единого слова, ушел, закрыв за собой дверь. Ушёл, чтобы больше никогда не вернуться ни в эту проклятую квартиру, ни в её измученное сердце. Закрыв глаза, она почувствовала, как преступные слёзы, которые она так тщательно сдерживала всё это время, подбираются к её глазам, грозясь сорваться с ресниц. Глубже вдохнув и медленно выдохнув, она подняла глаза вверх и, глядя на тёмный потолок, тихо сказала ему:
- Завтра не приходи…. Прошу тебя.
И в то же мгновение она ощутила, как его горячая ладонь медленно скользит вниз по её шеи, мягко и нежно опускается на плечи, и следует дальше, и дальше, вниз по её дрожащей спине. И сразу за прикосновением его рук, она почувствовала, как его ещё более горячие губы оставляют поцелуи на её коже.… Сквозь слёзы и отчаяние, она крепко закрыла глаза, сосредоточившись только на его касаниях и поцелуях, которые вскоре стали более нетерпимыми и более страстными. Одним движением руки он снял с неё простыню, отбросив её на пол и, крепко обхватив её за плечи, потянул девушку к себе. Ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться его рукам, подчиниться его желанию и его воле.
Схватившись за спинку кровати, она чуть слышно вскрикнула, когда почувствовала его в себе. Сегодня он был груб с ней. Он почти не целовал её, а если и целовал, то эти поцелуи сильно отличались от его первых неопытных и осторожных ласк. Он практически всё время, что они были вместе этим вечером, молчал, ничего не говорил. И это пугало её, она просто не знала, что можно ожидать от него… Его руки сильно сжимали нежную кожу на её плечах, талии и бёдрах. Он крепко держал её возле себя, словно, ожидал, что расслабь он свои объятия хоть чуть-чуть, и она тут же ускользнёт от него, убежит, и он больше никогда её не увидит. Эта мысль сводила его с ума, не давала спать, не давала, есть и нормально существовать. Слишком долго он стремился к тому, чтобы обладать ею.
Теперь она в его руках, она – его.
«Только не уходи… не уходи» - молил он, всякий раз глядя в её бездонные глаза, которые не говорили ни да, ни нет.
- Больно! – вскрикнула она в очередной раз, когда он, забывшись в своих мыслях, впился в её бёдра железной хваткой, стараясь приблизить её тело к своему по максимуму.
Тогда он быстро наклонился к ней, его мокрое от пота тело, касалось её, его горячее дыхание обжигало её лицо и красные губы. Он впился в её губы своими губами, нетерпеливо, горячо и мучительно - сладко, растягивая и оттягивая неизбежный момент. И когда, целуя её, он почувствовал жжение на спине – это её ногти впивались в его разгорячённую кожу, то, углубив поцелуй, услышал, как она простонала что-то в его рот и попыталась освободиться, но он ей не позволил…
Ещё секунды он мучил её нежные губы, ещё пару мгновений, его рука блуждали по ей телу, прежде чем он отстранился от неё, внимательно глядя в её глаза, прошептал:
- Прости, Поль…. Я люблю тебя.
Она смотрела на него уставшим и несколько поражённым взглядом, а он медленно привстал и лёг на спину рядом с ней. Никто из них ничего не говорил. В ночной тишине было слышно только их дыхание – тяжёлое и горячее, оно говорило за них о пережитых эмоциях и чувствах, о пережитых ощущениях.
Но тут её рука осторожно сомкнулась вокруг его ладони и, посмотрев на него, она, ответила:
- Я тоже люблю тебя…
Он серьёзно посмотрел на неё, сжав её ладонь в своей руке, сказал:
- Я всё равно приду завтра, слышишь!? И послезавтра… Я приду.
Она знала, что так и будет. И что она снова не сможет воспротивиться ему, снова не сможет сказать «нет» самой себе. Так бывает всегда, когда он приходит…
- Полина…
Её глаза были закрыты, дыхание было равномерным, а по телу разливалась приятная истома. Сейчас она почти засыпала и только сквозь чуткий сон она слышала его слова и чувствовала, как он смотрит на неё:
- Полина.… Скажи, что у нас всё будет хорошо? Правда?
- Да - протянула она сквозь сон.
- Обещаешь?
- Мг….
Он смотрел на её лицо, на закрытые глаза и сомкнутые губы, которые всего несколько мгновений назад были в его власти. Потом окинул взглядом её стройное тело – не большую, но аккуратную и красивую грудь, чуть заметный животик, тонкую талию, стройные бёдра… Он любил эту женщину. Любил её всякую: злую, раздражённую, грустную, радостную, удручённую и жизнерадостную. Он знал, что причинил ей когда-то много боли, и, вероятно, причинит ещё очень много, но сейчас, теперь.… Когда всё между ними так, как сейчас. И эти вечера, ночи, проведённые с ней нельзя будет больше забыть… Он знал, что ему нужно делать.
- Полина… - она не отозвалась, и он понял, что она заснула и теперь, вряд ли, услышит его, но, наклонившись к её уху, он прошептал, - я люблю тебя, Полина, больше, чем ты себе можешь представить. Я хочу попросить у тебя прощения за всё…. – его глаза снова опустились вниз на её красивое тело, а потом Максим продолжил, - ты спишь.… Но когда утром ты проснёшься, то я скажу тебе нечто очень важное. Полина, однажды, ты поймёшь всё.… Поймешь, как я тебя люблю. Я уверен.
И осторожно наклонившись к спящей девушке, Максим нежно поцеловал её в губы так, чтобы не потревожить её сон. А потом, поднявшись с постели, он аккуратно укрыл Полину простынёй, которая всё это время так и оставалась лежать на полу и, ещё раз взглянув на свою любимую, вышёл из комнаты, взяв свою одежду.
Её утро началось слишком рано. Около пол шестого утра она проснулась, но проснулась она скорее не оттого, что выспалась, а скорее оттого, что просто замёрзла. Поёжившись, она обхватила голые плечи руками, перевернувшись на бок, попыталась глубже укутаться в лёгкую простыню. И, несмотря на то, что сейчас была весна, по утрам всё ещё было прохладно, совсем не по-весеннему, и тем более в такой ранний час…
Не сумев побороть холод, который так несвоевременно разбудил её в столь раннее время, Полина, удерживая простынь вокруг груди, приподнялась над кроватью, вытянулась, посмотрела на настенные часы. Потом она перевела свой взгляд на окно, за которым было видно как фиолетово-синее небо, ещё не успевшее скинуть с себя сонный дурман, чуть-чуть поддёрнуто тоненькими бордовыми и ярко-красными прожилками самых первых, осторожных солнечных лучиков, которые будто бы на ощупь, как шпионы крались по незнакомому пространству навстречу чему-то огромному и неизвестному.
Запустив тонкие пальцы во взъерошенные волосы, она окинула взглядом свою спальню: на журнальном столике так и стояла открытая бутылка красного вина и два бокала, в каждом из которых на самом дне блестел недопитый дурманящий напиток.
Полина снова отвернулась к окну, безразлично глядя куда-то в воздушное пространство, спрятанное за каким-то маленьким осколком холодного стекла. Это стекло, подумалось Полине, сейчас так похоже на неё саму. Вся на виду, она так уязвима сейчас, вся её жизнь, все секреты, тайны, все скрытые желания, надежды и ожидания лежат как на ладони перед всеми людьми, на работе и дома, которые готовы судить её за всякую промашку и досадную оплошность.
Сев на кровати, накинув простыню себе на голову, она закрыла глаза, мысленно пытаясь взять себя в руки и хоть на мгновение не думать о том, что день грядущий ей готовит: проживёт ли она этот день в состоянии покоя и умиротворения, или же кто-то нарушит эту гармонию неосторожными комментариями или резкими словами, которые не стоило бы высказывать вслух.… Думая обо всём этом, Полина внезапно припомнила, как, уходя, он тихо склонился над ней, и его горячее дыхание обожгло правую часть лица: щеку, ухо, - его горячее, прерывистое дыхание шептало о чём-то сокровенном и потаённом. Сейчас она никак не могла вспомнить, что именно он говорил ей, но она точно знала, что было в тех словах нечто важное. Нечто чрезвычайно важное для них обоих…
И после этих мыслей, Полина резко встала, уже не удерживая тонкую материю вокруг своего красивого тела, она прошлась по просторной комнате, легко кружась под звуки незримой и ощутимой только ей одной музыки. Скоро нужно будет собираться на работу, а, значит, снова надевать узкий костюм учительницы и делать строгое лицо, дабы никто из её учеников не позволил себе фамильярностей. Видя молодую учительницу, ребята почему-то всегда думают, что смогут обвести её вокруг пальца, обмануть и посмеяться над тем, какая эта молоденькая учительница дурочка. Всю свою жизнь Полина боролась с такими вот стереотипами….
Глядя сейчас на себя в зеркало, внимательно разглядывая своё лицо, глаза, волосы, Полине внезапно показалось, что, несмотря на то, что с виду она всегда будет обречена, носить одну и ту же одежду день ото дня и смотреть одним и тем же взглядом на всех своих подопечных, несмотря на всё это, Полина знала, что жизнь её – гораздо большее. И большее только потому, что в ней есть он…
И она была бы рада сказать и признаться себе, что он – всего лишь увлечённость, страсть, помутнение рассудка. Сколько раз он кляла себя за то, что не сумела соврать ни ему, ни себе и снова дала ему понять, что он что-то да значит для неё. Сколько раз она кричала на него, сколько раз она убегала, уезжала, запирала двери на все замки, занавешивала окна и не включала свет, сколько раз она делала это.… И сколько раз, вероятно, ещё сделает. Всё это, на самом деле, было ничтожно и не важно.
Он был её радостью и бедою. Он всё ещё не умеет сдерживать своих чувств и потому бьёт по её сердцу во сто крат больнее, чем прежде, когда они не было столь близки. Его слова и сейчас наносят шрамы, оставляя их не зажившими. Его ревнивый и недоверчивый взгляд обижает её, заставляет чувствовать себя неловко и дискомфортно. Но за этот взгляд она отдала бы весь мир. За его слова – горькие ли, пламенные ли, - она предала всех и вся и никогда не пожалела бы о содеянном. Полина знала, что никогда бы не раскаялась в том, что испытала с ним в этой комнате, на этой постели. Она знала, что теперь отступать некуда, выбор сделан, и она уже ступила на ту тропу, свернуть с которой впредь невозможно.… И странно, но Полина со страхом и непонятным облегчением ждала дня, когда эта дорога приведёт её к тому, чего она заслужила делами своими…
Зазвонил телефон, протяжный и жалобный гудок отвлёк Полину от непонятных дум, вернул её в состояние реальности. Подняв трубку, она ответила:
- Да.
- Уже проснулась? – донёсся до неё тихий голос на том конце провода.
- Только что… - негромко отозвалась Полина.
Голос в трубке на мгновение затих, и она не смела что-либо сказать, - настолько тяжелы были эти разговоры по утрам и для него, и для неё.
- Я сразу ушёл…
Полина внезапно резко, торопливо проговорила:
- Да, я поняла. Ты всегда так уходишь… - необдуманно проскользнуло из её уст. Снова повисла пауза, некое обыденное утреннее молчание, не сулящее ничего хорошего. Первой молчание нарушила как всегда Полина, - завтра выходные, ты, наверное, поедешь к родителям.
- Нет – кротко ответил он.
- Нет!?
- Нет.
- А что тогда?
- Я приеду к тебе – уверено сказал он, и сердце Полины как будто сжала стальная лапа хищника, вот-вот норовившего растерзать её.
- Хорошо, - тихо сказала она ему, - я буду очень рада, если ты приедешь.
- Знаешь, ночью я пообещал тебе кое-что важное.
- И что же это?
- Я не уверен, стоит ли говорить тебе об этом. Мне кажется, что если я попрошу тебя, то всё, что у нас сейчас есть просто… - он горько усмехнулся – просто исчезнет. Ты, может, и переживёшь всё это, возможно, даже и свои чувства ко мне, но я не сумею с этим справиться.… Не потому что слабее, просто я так привык к этому, что не готов попрощаться вот так.
Понимая его страхи и опасения, Полина нежно улыбнулась, мысленно представляя, как он сейчас прячется в одном из самых дальних коридоров кадетского училища, прижимаясь к стене всем своим телом, пряча лицо от утреннего солнца, он прячет свою душу подальше от коварных лап окружающих его монстров. Полина точно знала, как сейчас дрожит его рука, до боли, в костяшках сжимая злосчастный телефон, как его лоб покрыла испарина и как всё его тело будто подрагивает от волн неведомого электрического тока, проходящего сквозь его тело. В такие мгновения Полина знала, что нужно сказать ему, как нужно его успокоить, поэтому она просто напомнила ему:
- Но я ведь обещала тебе…. Ты забыл? Сегодня ночью. Как в прошлую.
- Я помню.
- Тогда почему ты так напуган?
Его голос задрожал, и Полина поняла, что он заплакал. Снова. Он часто теперь плачет по утрам.
- Всё слишком хорошо для нас.… И я знаю, что скоро будет иначе.
- Ты любишь меня? – серьёзно спросила она его, так обычно она спрашивала его на своих занятиях, пряча под маской учителя и ученика свои отношения, о которых, как не странно, но никто из его ребят не догадывался.
- Ты знаешь, что больше жизни.
- И если я попрошу, то ты сделаешь так, как скажу…
- Да.
- И если придёт время, когда между нами встанет вся эта любовь, я попрошу тебя взять меня за руку и отпустить всё, оставить всё. Ты будешь готов идти со мной? Будешь?
- Да. Буду.
Полина улыбнулась, нежно прошептав:
- Тогда ничего не бойся, слышишь меня!? Когда придёт то время, которого ты страшишься, мы будем готовы…
Больше он не сказал ничего, и через несколько секунд Полина услышала короткие гудки.
А за окном фиолетовое небо сменилось нежно-голубым, багровые солнечные лучи окрасили небосклон в пастельные тона цвета сочного летнего рассвета, и, наблюдая за тем, как за окном раскидывается весенний радужный ковёр из всевозможных запахов, красок, оттенков и тонов, Полина подумала, как хорошо успокаивать его вот так, словно, он беззащитен и так одинок на этом свете. В такие мгновения она чувствовала себя особенно спокойно и воодушевлённо…
Словно в её жизни есть ещё какая-то надежда на будущее и на завтрашний новый рассвет.
|
| |
| |
| любознашка | Дата: Среда, 07.04.2010, 20:56 | Сообщение # 2 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 3105
Репутация: 4735
Статус: Offline
| Горячие капли медленно ползли вниз по скользкому кафелю ванной. Сухой пар заволок зеркало, превратив его в мутное полотно, на котором теперь можно было нарисовать весь мир и немного больше…
Раскалённый воздух в ванной-комнате был наполнен тонким ароматом душистого мыла, сладким запахом ванили и чуть горьковатого запаха мускатного ореха. Букет ароматов, заполнивший пространство, кружил голову, расслаблял напряжённые мышцы, позволяя полностью отдаться наслаждению и расслабляющей ароматерапии.
Вода убаюкивала её, порой, ей даже казалось, что вода что-то шепчет ей, что-то далёкое, знакомое с детства, но позабытое в суетности дней. Закрыв глаза, она тут же представила себе все те места, где она ещё не успела побывать: бескрайние зелёные луга, мерцающие по утру от капель росы, величественные леса с многовековой историей, растянутые на сотни и тысячи километров вдоль широких дорог, неприступные вершины гор, покрытые белыми шапками снегов, моря и океаны, реки и водоёмы, которые дают жизнь этой земле и кормят всякое живое существо. Она будто летела сквозь время и пространство, и ей казалось, что она парит под самыми небесами, оглядывая сверху всю землю. И вся земля как на ладони раскрывает перед ней все свои тайны и секреты…
- О чём думаешь? – спросил он.
Она умиротворённо улыбнулась, но глаза не решалась открыть, боясь спугнуть свою сладостную иллюзию.
- Я думаю о том, что в мире слишком много прекрасного. А времени так мало…. – она открыла глаза и с надеждой во взгляде посмотрела на Максима, словно ждала, что он скажет слова, которые обязательно её успокоят. Но он молчал, просто смотрел на неё.
Открыв кран с горячей водой, он подставил под обжигающую струю руку, сжимая в ней мягкую губку. Вода немного обожгла его руку, та покраснела, налилась кровью, но Максим и виду не подал, сосредоточенно глядя на то, как губка быстро впитывала воду. Закрыв кран, он чуть сжал губку двумя руками, а потом осторожно провёл ею по обнажённым плечам девушки. Плавными движениями его рука скользнула по спине, обмакнув пушистую губку в воду в ванной, он снова проскользил по её разгорячённой коже, мягко массируя её шею, плечи, руки…
Его тёплые ладони и бесконечный жар, исходящий от воды, сводили её с ума. Она тонула в чувствах, не способная сопротивляться им. И когда его ладони и опускались под воду, нежно поглаживая её тело, и когда его губы оставляли поцелуи на тонких плечах девушки, когда его дыхание ласкало её кожу, - Полина желала лишь одного, чтобы это мгновение никогда не кончалось…
Снова и снова он заставлял её мучиться в томительной истоме, обжигая руками и губами. Пьянящий дурман комнаты чуть веселил её воображение, и ей безумно хотелось, чтобы он оказался с ней, в этой воде, которая так безудержно и безнадёжно звала, и звала, и звала.… Но сейчас Полина могла довольствоваться только его руками, которые без стеснения завладели её телом, и казалось, их уже ничто не в силах остановить. Он сильно взмок, в ванной было слишком душно и жарко, его лоб покрыла испарина, от чего волосы намокли и слиплись. Его лицо было красным от внезапно нахлынувшего возбуждения и чувств, но он контролировал себя, поэтому Полине, порой, казалось, что он думает о чём-то другом, что, возможно, он не здесь!?
Посмотрев на неё, он тихо сказал:
- Вставай.
Полина без лишних слов, послушно встала в ванной во весь рост. Максим взял полотенце и, обернув его вокруг её тела, легко подхватил Полю на руки и понёс в спальню. Когда они оказались в тёплой спальне, где их уже ждала разобранная постель, он усадил девушку на кровать и вручил ей ещё одно полотенце.
- Спасибо… - улыбнулась она ему, на что Максим просто улыбнулся в ответ.
Он вышел из комнаты, чтобы Полина могла привести себя в порядок. А по возвращению увидел, что она уже переоделась в чистое бельё и только с её мокрых волос всё ещё стекали капельки воды, падая на её плечи, заставляя её мёрзнуть. Она сидела на краю кровати и смотрела на Максима. Его глаза выражали усталость и утомлённость, прошлой ночью он плохо спал, часто вставал, ходил по тёмной квартире, смотрел в окно, пил кофе и просто молчал, а на вопросы Полины, в чём дело, отмалчивался…
И теперь, после бессонной ночи, Максим выглядел уставшим. Подойдя к неё ближе, он посмотрел на Полину, медлённо поднёс руку к лямкам её топа и, спустив их вниз, чуть оголил грудь.
- Говоришь, мало времени!?
Полина подняла на него задумчивый взгляд, когда он окончательно спустил топ вниз, оставив Полину почти обнажённой.
- Смотря для чего – проговорила она, улыбнувшись. Максим опустил глаза на её грудь, с нескрываемым интересом оглядывая её. Потом он медленно наклонился и поцеловал Полину в губы, спустившись дорожкой поцелуев вниз. Полина закрыла глаза, отдавшись приятным чувствам. Её затуманенный взор был устремлён куда-то в потолок, которого она не видела. Полина видела лишь безграничное и далёкое небо, сплошь усыпанное бисером звёзд, которые мерцали и сияли, кружась в вальсе над нею. И ей было не понятно, зачем эти звёзды так ярко горят, зачем так много света для неё одной? Все её мысли переплетались и как эти иллюзорные звёзды над её головой, кружились в непонятном танце, шепча о чём-то новом и незабываемом…
- …знаешь, как я себе это представляю? Это такое место, где будет много света, много-много. Всё будет залито светом. И будет побережье, длинное, безлюдное побережье, которое будут ласкать прибрежные волны – бурлящие и пенящиеся. Они будут шипеть, ворчать о чём-то своём. Наверное, будут жаловаться на свою горькую судьбу – каждый день разбиваться об один и тот же берег, чтобы возникнуть где-то в море опять, дабы нестись на камни, умирать – она заворожено вырисовывала в воздухи какие-то узоры, показывая ему всё, что только что успела рассказать.
- Поедем туда? – внезапно спросил он. И она обернулась на него, не веря своим ушам.
- Что ты сказал?
- Поедем туда – снова повторил он.
Она растеряно смотрела на него, не зная, что сказать:
- Это слишком далеко отсюда.
- Всё равно. Поедем. Ты не хочешь?
Опустив голову на подушку, она улыбнулась тихому счастью, которое наполняло её душу и сердце в данный момент:
- Очень хочу. Ты знаешь, мне это место снится по ночам. Я знаю, как там дует ветер, и как там цветут цветы. Они цветут только в последний день апреля, раскрашивая берег во все цвета радуги. Ты помнишь? – с надеждой в голосе спросила она – ты помнишь это место!? Скажи мне, пожалуйста…
- Я, кажется, бывал там.
Его ответ успокоил её, и с улыбкой она продолжила свой рассказ:
- Оно зовёт меня – задумчиво продолжала она – я знаю, как на рассвете гладь океана умывается золотом солнца, и небо пестрит радужными цветами, я видела так много раз, как местный порт покидает последний корабль, и как холодные дожди там сменялись знойными вечерами. Всё это я видела, словно, вчера. И я знаю, что была счастлива там… - с её ресниц сорвались крупные слёзы, но она улыбалась сквозь них, настолько эти воспоминания были сладки и мучительны для неё - А, знаешь, там ведь был мой дом.
- Зачем же ты уехала?
- Зачем уехала? А я не знаю…. Не знаю. Дам стоит мой дом, однажды мы приедем туда и я обязательно покажу тебе его. Я всё ещё помню, как открываются его деревянные двери, как скрипит пол под ногами. Мне знаком его полумрак, запах и цвет. Когда-то возле моего дома был цветущий сад, я любила тот сад, я возвела его собственными руками. Где он теперь? Зной выжег его до конца, я уверена, что без меня он погиб. А на дверях моего дома висит тяжёлый замок, ключ от которого утерян.… Со стен моего дома уже, наверное, давно облупилась краска, и кое-где с крыши обвалилась черепица. Я всё это знаю, понимаешь? Знаю. Я чувствую сердцем, что ему больно…
- Полина… - он потянулся, чтобы успокоить её, но она решительно отодвинулась от его рук и, не вытирая слёз с лица, продолжала говорить:
- Нет, ты послушай меня. Послушай. Этого я никому не говорила. Мне очень страшно. Понимаешь? Страшно, что жизнь моя, она оборвётся раньше, чем я смогу вернуться домой.
Максим резко обнял её, крепко сжав в объятиях, а Полина, не скрывая слёз, плакала и пыталась ему рассказать обо всём, что творилось в её сердце и разрывало её на части.
- Обещай мне, что однажды ты отвезёшь меня туда. Обещай, что ты мы поедем туда.… Домой!?
- Обещаю.
- Поклянись мне, что выполнишь своё обещание. Поклянись мне! – крикнула она. Максим держал её в объятиях, стараясь успокоить.
- Клянусь всем, что у меня есть. Верь мне, я сдержу своё слово…
Слёзы боли и радости смешались воедино, заставляя всю её душу разрываться на части от нахлынувших чувств. Максим крепко удерживал хрупкое тело Полины в своих руках, они ещё долго сидели в полумраке, и он рассказывал ей о том, что однажды, они отправятся в путешествие, чтобы встретиться со всеми чудесами мира сего. Он рассказывал ей о не пройдённых дорогах, ведущих на юг, рассказывал ей о райских садах и могучих лесах, о глубоководных озёрах, наполненных кристальной водой.… Под его тихие и волшебные рассказы Полина медленно засыпала, воображая себе все те места, о которых рассказывал ей Максим, надеясь, что в один из дней, все её мечты станут явью…
- Знаешь, как могла бы закончиться эта история? – спросила она однажды у него, когда они гуляли по ночному городу, и только огни фонарей были для них случайными встречными, тусклыми пятнами мерцая в непроглядной темноте.
Он остановился на мгновение, посмотрев на неё, в то время как её рука выскользнула из его ладони, и, не оборачиваясь на него, девушка медленно зашагала вперёд по улице. А он смотрел на её удаляющуюся чёрную фигуру, не успевая позвать её, забыв сказать ей о том, что эта история не должна закончится вот так! Эта история должна иметь продолжения, ведь есть ещё слова и есть ещё радость в его сердце.
Но она уже не слышала его, длинная извилистая дорога уводила её в даль, пряча за кривыми углами старых кварталов, за прозрачными стёклами чьих-то окон, за тяжёлыми дверьми чьей-то темницы. Он видел, как далека она от него, чувствовал, как наливается кровью его сердце, готовое разорваться от невысказанного одиночества.
- Стой! – крикнул он, со всех ног бросившись вслед за её удаляющейся тенью, - Стой! – кричал он, вдыхая тяжёлый воздух, который заполнял его лёгкие чем-то едким и ядовитым. Его ноги заплетались и утопали в асфальте, и Максим знал, что не сумеет отобрать её у города, не сумеет тягаться со всем этим камнем и железом, с бетонными монстрами, непробиваемой стеной защитившие её от него.
- Подожди, подожди меня – уже тихо, почти не слышно проговорил он, упав на тротуар. Слёзы катились по его замёрзшему лицу, выжигая солёные полосы отчаяния и безысходности. Он поднял голову к небу, отчаянно пытаясь увидеть что-то в безжизненном ледяном пространстве. Но бездонное небо - господин, взирающий на тех, кто внизу, было равнодушно к печалям юноши. Оно даже не видело его… - Вернись ко мне! Вернись ко мне! – снова закричал он, и по пустой улице пронёсся приглушённый гул невидимой толпы, где были переплетены и сплетены воедино лица и фигуры ничего не подозревающих людей, они, наверное, были по-своему красивы, гордо вышагивая по ночным проспектам и кварталам, они, наверное, были счастливее него.
- Где ты? Где ты? – звал он, обезумев от потери и страха.
По трассе, в свете полной луны проносились красные огни, они летали и кружились в воздухе, танцевали и манили на свой ослепительный свет. И Максим хотел обнять эти огни, и чтобы они навсегда успокоили больное сердце и измождённый рассудок его…
- Ты спишь?
Он поднял глаза, озираясь по сторонам.
- Ты так долго спишь…. Устал?
Максим встал на ноги, растерянно ища её.
- Хватит спать.… Посмотри, какое утро. Выпал снег! Идём!?
Ужас обуял его, он сковывал все его мышцы, и Максим испуганно озирался в тёмном пространстве, не понимая, что происходит с ним. И зачем с ним сыграли такую злую шутку!?
- Открой глаза – раздался её голос, где-то совсем близко, будто бы она стояла рядом с ним, - открой глаза, ты должен это увидеть, ну же!
Собрав всю волю и все силы в кулак, Максим крепко закрыл глаза и на выдохе широко их открыл.
- Проснулся? – увидел он улыбчивое лицо Полины, сидевшей напротив него в тоненькой маячке. Она с любопытством и каким-то детским интересом смотрела на него, поджав ноги под себя, улыбалась ему наивной улыбкой, - Снилось что-нибудь!?
Всё ещё не веря в своё пробуждение, Максим окинул ещё раз комнату взглядом и потом снова посмотрел на неё, соврав:
- Нет.
Тогда Полина встала с кровати и, прохаживаясь по просторной комнате, сказала, рассуждая в слух:
- Наконец выпал снег! Ты ещё не видел!? Выпал снег.
- Нет, не видел…
- Ничего, - снова улыбнулась она, открыв шкаф. Из большого шкафа она быстро достала тёплую одежду и бросила ему, - Одевайся! И мы как всегда пойдём в парк, ведь сегодня суббота…
Он бросил взгляд в окно, за которым белыми хлопьями медленно, как в старом замедленном фильме, падал снег, ослепляя не привыкшие к столь яркому свету с просони, глаза. Но они никогда не ходили в парк по субботам, они вообще никогда не ходили в парк вместе. Он смотрел на то, как быстро она освободилась от своей ночной одежды и переоделась в штаны и тёплый свитер.
- Что ты делаешь? – спросил он у неё, когда она уже зашнуровывала ботинки
- Обуваюсь, мы же идём в парк.
- Нет. Не идём.
Она растерянно посмотрела на него, перестав зашнуровывать ботинки, села на пол и сказала:
- Пожалуйста, разве ты не можешь хотя бы раз соврать себе, - в её глазах дрожали слёзы, - это не так сложно. Пожалуйста, сегодня такой день.… И всё, наверное, пойдут…
Он перебил её:
- Но ты же знаешь, я не могу отвести тебя туда. Так ничего не получится. Нет, так не выйдет.
Его настроение сразу ухудшилось, он встал с постели и стал быстро одеваться в свою привычную одежду, не обращая внимания на Полину. Он знал, что поступает с ней нечестно, знал, что она так ждала этого дня, этого утра. Ещё вчера вечером она говорила о том, как они пойдут в парк, по первому снегу и, ловя на ходу пушистые зимние хлопья, они будут, есть сахарную вату. Он помнил, что они договорились.
Но чужой город всё решил за него. И Максим был не готов к той опасности, которая таилась за стенами их мира.
- Извини меня.… Извини. Я знаю, что ты ждала этого дня.
Она, казалось, пришла в себя и, подойдя к нему, осторожно прикоснулась кончиками пальцев к его холодным губам, потом медленно поцеловала их и сказала:
- Почему ты соврал мне? – он серьёзно посмотрел на неё, - Зачем соврал о том, что тебе ничего не снилось? Я же знаю.
- Это не важно – он отвёл глаза в сторону, боясь, что они выдадут его.
Полина крепко обняла Максима, прижимаясь к нему всем телом, тихо прошептала ему на ухо:
- А даже если ты так этого боишься, в один из дней он придёт за мной. И тогда всё будет решено. Ты ничего не сможешь сделать, несмотря на то, что будешь любить в два раза сильнее…
- Перестань…
Но она не унималась, медленно продолжая говорить:
- Ты ещё не знаешь ничего. Ты ещё не знаешь, как будет страшно. И даже теперь, когда я прошу солгать, ты не можешь… Ты уже боишься.
У Максима в горле застрял ком. Он резко схватил Полину за запястье, выворачивая её руки так, что девушка вскрикнула от боли и неожиданности:
- Зачем? Зачем ты мне это говоришь? Сколько во мне любви, столько во мне и ненависти. И ты одна тому виной. Но я хочу так, только так, не иначе, не легче и не проще! Я не хочу жить по-другому, не смей разубеждать меня. Не смей меня запугивать! Не говори, что я выбрал не верный путь.… И что ты ничего не сделала для того, чтобы я не шёл вслед за тобой, потому что всё это, всё!!! Всё это – не моё. Не я. Я здесь из-за тебя. Только потому, что ты звала, и день, и ночь. Ты звала меня к себе. Но я не мог иначе.… Как ты не понимаешь? Я пришёл, чтобы разделить всё это! Не потому что я хочу спасти нас или тебя, не потому что я хочу победить их, просто потому что так было суждено. А ты… как смеешь ты мне говорить, что я предам? После всего? После всего…
Он замолчал, глядя в её пустые глаза. Он молчал, ему казалось, его покинуло умение говорить, её глаза молчали вместе с ним. Он тихо плакал, роняя слёзы на её ладони, он мог ещё сказать, но не было сил и не было голоса.
Всё стихло вокруг них. Казалось, мир за окнами со всеми его городами, улицами и домами, со всеми его заводами, садами и школами, со всеми его дорогами, лесами, океанами, морями и горами, казалось, что весь мир – одна сплошная тишина. И птица, летящая мимо окна их спальни, замерла в воздухе, повиснув в атмосфере, застыла. И гул машин за окнами их спальни стих, застыла вода в реке, остановилось время.… И всё вокруг наполнилось невообразимой, оглушительной тишиной. И эта тишина давила, она пришла, чтобы победить, и она победит.
Глядя на остановившиеся стрелки часов, он ещё раз посмотрел в окно, где в воздухе замерли хлопья пушистого снега, потом посмотрел на Полину, которая молчаливо взирала на него. Ему внезапно стало всё понятно. И ему стало не страшно. Теперь он знал, как могла бы закончиться эта история…
Ещё раз, посмотрев на неё, Максим на удивление самому себе, улыбнулся и сказал:
- Я знаю, чем всё кончится, - тогда Полина подняла на него взгляд, - Это закончится там, где и началось. Ты помнишь?
- Как я могла забыть….
- Это всегда было именно там. Я искал это место…
- И что будет теперь? – спросила она его.
- Теперь? – он снова поднял глаза на циферблат, стрелки всё так же не подвижно смотрели на него из-под стекла часов, - Будет то, что и должно.
Она посмотрела на него, и улыбка коснулась её губ. И то была первая улыбка, которая не таила за собой обиды или лжи, то была улыбка, которая не скрывала её радости или отчаяния. Она смотрела на него так, как могла бы смотреть будь у них иная жизнь, родись они ни в этом времени, и ни в этом месте, а в совершенно ином измерении. То была улыбка, которая могла бы быть на её лице, когда он сделал бы ей предложение или когда у них бы родился ребёнок. Одна на целую жизнь – вот, какая это была улыбка.
И Максим понимал, что всё для них было не случайно. Всё для них предписано, предопределено. Шаги его продуманы, решения обсуждены кем-то далёким и незримым, но чьё присутствие ощутимо столь очевидно, что невозможно более отрицать. Он знал, что когда на завтра будет разгораться новый рассвет, изжигая небосклон, пропитывая землю солнечными кровавыми следами, они будут слишком далеко, чтобы волноваться об этом.
…а снег за окном кружился в хороводе, падая на землю и тая, исчезая бесследно всё на тех же безлюдных улицах в чужом городе, где этот снег – всего лишь странник, как он и как она.
|
| |
| |
| любознашка | Дата: Среда, 07.04.2010, 20:57 | Сообщение # 3 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 3105
Репутация: 4735
Статус: Offline
| Когда кончается зима, пусть будет новая глава романа…. Жизни.
- Иди за мной, ну, же, смелее. Не бойся, иди ко мне! Давай руку… ну, же, давай! – она схватилась за протянутую руку, в страхе оступиться и соскользнуть вниз, в пропасть, которой он её пугал, - Чего ты так боишься? Я же с тобой! – непонимающе говорил он, когда она, что было силы, вцепилась в рукав его куртки, - Боишься? – тут он в очередной раз усмехнулся, быстро поцеловав её в лоб, - Перестань! Разве не знаешь!? Если даже ты упадёшь, то будешь не одна. Я не оставлю тебя, всегда помни об этом…
После этих слов, Максим почувствовал, как страх, недавно владевший сознанием его возлюбленной, вмиг отступил, исчез, и теперь её рука легко удерживала его руку, полностью доверяя себя ему.
Она не знала, куда он её вёл. Глаза её были завязаны шёлковым платком, который не давал ей возможности увидеть, что же происходило вокруг них. Но она точно знала это место, знала, куда он её привёз. Только вчера, когда она ещё нежилась в тёплой постели, он внезапно позвонил ей, сказав, что ждёт её внизу, что ей стоит поторопиться, потому что у них совсем нет времени. Максим попросил её ничего с собой не брать, сказав, что там, куда они поедут, ничто не должно напоминать им о горестях и радостях прежней жизни. На что Полина молча согласилась и, ничего не взяв с собой в дорогу, наскоро оделась и вышла во двор, где он в полной готовности и ожидании сидел в машине. Заведя мотор, он ударил по газу, и в скором времени уже очень далеко оказался и её дом, и её квартира, и знакомые улицы города, и привычные витрины круглосуточных магазинов. Всё постепенно становилось таким далёким.
Чем быстрее крутились колёса машины, тем шире становилась дорога, тем безлюднее местности. Извиваясь серой змеёй, дорога крутилась и петляла, заводя их в места, о которых она и не знала. Мимо пролетали леса, скрывающие за непроглядными кронами деревьев, свои самые сокровенные секреты и, глядя на зелёные стены лесов, она думала, что там, за этими стенами тоже есть жизнь, там есть свой таинственный мир, вход в который непосвящённым воспрещён. Тогда Полина вспомнила сказку, которую в детстве ей читала мама. Сказка была короткой, но Полина помнила, что именно её она особенно любила. В той сказке вёлся рассказ вот примерно о таком же тенистом лесе, настоящая жизнь которого скрывалась за такими же зелёными стенами многолетних деревьев. И Полина хорошо помнила, как она мечтала увидеть, хотя бы раз, что же за жизнь скрывается там? Какие лесные духи берегут секреты величественного леса? Какие земные или же небесные силы прячут его тайны?
А дорога уводила всё в даль и в даль, устремляясь к границе горизонта, где садиться солнце. Полина всегда мечтала увидеть, какой же он, этот горизонт? И хотя она, конечно, понимала, что никакой настоящей границы там нет, но ей отчаянно хотелось верить, что она сможет увидеть водную стихию, которая явится колыбелью для усталой солнечной звезды. И с непонятным трепетом и неким волнением, она внимательно смотрела на горизонт, видя нечто большее, чем оно есть на самом деле.
А когда становилось темно, и Максим был слишком уставшим, чтобы вести машину, они останавливались, чтобы он сумел передохнуть. Тогда он спал на заднем сиденье, взяв её руку в свою, и ничего прекраснее в своей жизни Полина не видела, как его тихо вздымающуюся грудь, когда он ровно дышал…
Только к обеду следующего дня, проведя в дороге пол ночи, он, наконец, привёз её туда, где, по его мнению, начнётся новая дорога для них обоих.… Завязав Полине глаза, он осторожно вывел её из машины, попросив следовать за ним, идя на его голос. Он предупреждал её быть очень внимательной и осторожной, потому что идти ей придётся по извилистой тропинке, а оступись она - тут же сорвётся в пропасть.
- Зачем это? – растерянно спрашивала она его, на что невозмутимым голосом отвечал:
- То, что я хочу подарить тебе, нужно заслужить.… Это слишком дорого для того, чтобы отдать тебе просто так.
Его слова ничуть не обидели её. И если он и вправду так считает, значит, подарок этот должен быть заслужен.
…держа теперь его за руку, Полина улыбнулась. «Я не оставлю тебя. Всегда помни об этом» - его слова пронеслись у неё в голове, озарив весь путь, по которому она шла. И он, и она прекрасно знали, что им не нужно говорить друг другу подобных слов, ибо всё понятно и без них. И всё сказано без слов: жестами, движениями, прикосновениями и чувствами. И оставалась всего каких-то несколько шагов…
В лицо дунул свежий и прохладный ветер, запутавшись в её волосах, он настойчиво трепал их, нарочно играя с ними в воздухе. Её босые ноги, прежде ощущающие под собой тонкую траву, внезапно стали проваливаться во что-то мелкое и тёплой. Вскоре она поняла, что под её ногами был песок. Он щекотал её ступни, скользя между пальцами её ног. Песок грел её, песок, словно, пытался втянуть её, и Полине было так сложно отказаться…
- Что же это? – с улыбкой произнесла она, - Это сказка?
- Почти… - тихо шепнул у самого её уха Максим, - Подожди, пожалуйста….
Он быстро переместился за её спину и в мгновении ока убрал преграду с её глаз.
Поначалу Полина ничего не могла разглядеть, глаза, долгое время находившиеся закрытыми, не могли сфокусироваться и понять, что же перед ними, но уже через какие-то доли секунд, она почти, что лишилась дара речи.
Закрыв руками рот, будто бы боялась закричать, Полина оглянулась на Максима, который смотрел на неё и, ничего не говоря, улыбался.
- Это всё теперь твоё!
И отвернувшись, Полина почувствовала, как по щеке её катиться слеза. Ничего подобного она в жизни не видела…
Перед ней во всём своём величии и очаровании распростёрлось ослепительно-голубое море, по нему игриво скакали пенистые волны, дразнясь своим озорным настроением. Казалось, они бегает друг за дружкой, с восторгом достигая берегов, разбиваются, поднимаясь в воздух, тают и лишь крошечными частичками пушистой пены снова возвращаются в водную стихию.
Прибрежные скалы – серые, суровые, казались сейчас Полине похожими на охранников, защитников здешнего покоя и тишины. Они угрюмо взирали на море, поощряющее игру непослушных волн, и, наверное, мечтали о том. Как смогут сойти со своих мест, чтобы научить всех как себя нужно вести.… Увы, но им было этого не дано. Что совсем не огорчало Полину, которая и сама любила поиграть с волнами.
Она подбежала к кромке воды и тут же почувствовала, как вода нежно и зазывающее обволакивает её ноги, а вместе с тем и всю её, целиком поглощая всё сознание Полины. В лазурном небе неспешно плыли кудрявые облака. Их причудливые формы и мягкие бока, напоминали ей обо всех забытых мечтах и не воплощённых в жизнь идей. Сквозь белоснежные облака тонкими струйками лилось оранжевое золото солнца. Оно мелким дождём падало на землю, заставляя песок под ногами Поли, блестеть и искриться алмазной россыпью, и даже скалы, любили этот солнечный дождь, впитывая в себя его бесконечное тепло.
И всё здесь дышало свободой. И каждой клеточкой души, Полина знала это место. Ведь оно было тем самым местом, которое ей снилось по ночам. Ведь это место было тем самым, которое так безжалостно звало её, не давая возможность забыться хотя бы на какие-то мгновенья. Но теперь-то она знала, как рождаются мечты, и где им суждено взрасти. Полина знала, что много лет назад, именно на этом берегу, она посадила в землю семя, из которого теперь родилось дерево. Дерево это было с толстым стволом, возвышаясь на сотни метров в высь, оно чуть покачивалось на ветру, который имел неосторожность заплутать в лабиринтах его густой кроны. Полина оглянулась теперь на это величественное и могучее дерево, сказав вслух:
- Я узнаю его. Слышишь? – обернулась она к Максиму, - Узнаю.
Тогда Максим медлённо подошёл к Полине, которая прижала руки к груди, у самого сердца, будто держала его, боясь, как бы оно не выпрыгнуло из грудной клетки. Полина сидела на песке, погрузив ноги в его зыбучую массу, смотрела на море, которое тихо и протяжно пело ей о чём-то, известном только им двоим. И закрыв глаза, Полина позволила лёгкому морскому бризу поцеловать её кожу, одарив её воздушными поцелуями:
- Всё это моё, - тихо произнесла она, в то время как Максим присел возле неё, глядя на её красивое лицо, коснулся её руки, - Всё здесь поёт мне о моих мечтах, надеждах, - открыв глаза, Полина внимательно посмотрела на Максима, и по щекам её вновь скатились неосторожные слёзы, которые она не старалась от него скрыть, - Ты знал об этом месте!? Знал… Я же вижу.
И она снова закрыла глаза, чуть приподняв голову вверх, навстречу тёплым солнечным лучам. Максим осторожно приблизился к Полине, легко поцеловав её подбородок, плавно поднялся губами до щеки, оставив и там след от горячего, но почти неуловимого поцелуя, потом слегка прикоснулся губами к закрытым векам возлюбленной, даря ей всю свою нежность. Столько, сколько было в нём в это мгновение.
- Спасибо тебе, - тихо прошептала она.
Но Максим ничего не ответил, он уложил Полину на песочную перину, которая грела и оберегала их молодые и красивые тела. Его руки умело освободили Полину от всякой одежды, и она забывалась, когда его ладони скользили по её загорелому телу, даря ни с чем не сравнимое удовольствие:
- Ты пахнешь морем… - шепнул он, целуя Полину, - Наверное, оно тебя создало…. Я так тебя к нему ревную! – он поднял на неё взгляд полный скрытой тоски и печали, - Прости меня за это, но я так ревную тебя….
Прижав Максима к груди, крепко обняв его обнажённые плечи, Полина на мгновение испугалась его словам, но потом улыбнулась, тихо ответив:
- Тебе никогда не придётся делить меня с ним. Чувствуешь? – она положила его руку на свою грудь, сказав, - Это твоё. Чувствуешь? Только пока ты со мной, оно всё ещё бьётся в моей груди.
Ничего, не говоря, Максим снова поцеловал сладкие губы Полины, в то время как её рука переместила его руку ниже, положив себе на живот:
- И это тоже твоё… - осторожно вымолвила она.
Максим привстал, глядя на свою руку, лежащую на плоском животе своей любимой. Он смотрел на неё – растерянный и чуть взволнованный, не зная, что сказать и нужно ли что-то говорить. И Полина была рада, что он такой, что всё в нём пронизано мудростью этой жизни, не смотря на его юные годы и необузданный нрав, всё в нём было гораздо старше, может, даже старше её самой.
- Что это? Скажи мне! – он поваливал, он не спрашивал, а требовал сказать.
- Ты сам знаешь.
- Полина…. – он менялся. Он изменялся при всяком слове, при любом жесте. Минуту назад он требовал её, теперь его голос был мягок, руки его были послушны и ласковы. Он водил ладонью по её животу то, поднимаясь до груди, то, снова опускаясь, скользя пальцами по бедру, снова поднимался к животу и, задерживаясь там, наклонялся, чтобы поцеловать нежную кожу, тихо шепча:
- Я буду его очень любить! – Максим поднимал трогательный взгляд, какой бывает у совсем маленького ребенка, на Полину, шепча что-то в её живот, - Я буду любить его. Сильнее и горячее, чем можно любить саму жизнь! Я ему подарю целый мир… Целый мир, чтобы он не знал ни горестей, ни печалей, ни тревог.
И руки Максима снова скользили по стройному телу Полины, которая тихо плакала от того огромного и безграничного счастья, которым была наполнена её душа.
- Не плачь, милая, не плачь, родная! Прошу тебя! – внезапно взмолился Максим, вытирая слёзы с лица Полины, - Посмотри, какое это чудо: здесь, больше такого, может, никогда не повториться!? Я ждал этого столько лет, я просил об этом все силы земные. И если бы ты только знала, какая радость сжимает мою грудь, мне кажется, что всё во мне горит ослепительнее этого солнца. Я весь горю… - в глазах его задрожали слёзы, и он плакал. То были самые красивые слёзы на свете. Он плакал, а слёзы его светились и искрами сияли на его щеках.
- Теперь это не только мы! Не только это море, связавшее нас на век, теперь это само небо. Понимаешь ли ты, как это много для земной жизни двух людей, которым не суждено было любить? Которым было суждено разойтись, не обратив внимания, друг на друга!? Если бы ты только могла это понять.… Сейчас мне страшно. Мне больно. Я знаю, что ты в моей жизни, твой присутствие – это только одна возможность моей судьбы из тысячи, и мне страшно, что бы было, не избери я этот путь.
- Но ты избрал.
- Да.
- И теперь? Ты несчастен? – с горечью в голосе спросила она.
- Ты не должна так говорить. Я бы отдал всё: все мирские и небесные блага, чтобы ещё, хоть раз, лежать под этим палящим солнцем на берегу твоего сна, обнимать твоё горячее тело, целовать твои губы. Но главное – знать, что у нас одна дорога, одна линия жизни, одна судьба. Я бы отдал всё, всё…
В небе парила белокрылая птица, взирающая сверху на Максима и Полину. А прямо над их головами небосклон вспыхивал самыми невероятными и необычайными красками. Казалось, будто не аккуратный художник пролил краску по небу, и она расползлась по небесному полотну, заливая облака и всё пространство вокруг всеми цветами радуги.
И, подняв глаза к небу, Полина про себя загадала желание, уповая на благосклонность этого любимого и, как ей казалось, благосклонного к ней неба…
«Пожалуйста, дай нам шанс. Дай нам сил.… Дай нам сил пройти через всё, что ждёт нас впереди. Я так люблю его. Пусть он узнает об этом, расскажи ему о моей любви. Расскажи, как бешено, бьётся моё сердце, когда он со мной, и как мучительно томиться душа, когда он уходит. Расскажи ему. Помоги нам. Прошу…»
- Ты загадываешь желание? – спросил он её, лёжа рядом на раскалённом песке.
- Нет… - тихо отозвалась Полина, - Я говорю с небом…
Максим помолчал с минуту, а потом сказал:
- И что небо говорит тебе?
- О многом.… Обо всём по чуть-чуть. О тебе, например.
- Обо мне?
- Да…
- И что же оно говорит обо мне?
Полина подтянула ноги к груди, обхватив колени руками, наклонила голову, разглядывая мелкие песчинки, гадая, можно ли их пересчитать.
- Так что же небо говорит обо мне? – повторил он свой вопрос.
Полина снова подняла вверх голову, кинув на него быстрый взгляд, пожала плечами, ответив:
- Разве ты не понял? Это ведь тайна…
А потом, легко поднявшись с песка, Полина накинула на обнажённое тело лёгкий шарф, обмотав его вокруг себя и, дойдя до воды, зашла в неё, наслаждаясь приятной прохладой…
Погружаясь всё глубже в голубую бездну, Полина чувствовала внутри себя необъяснимое желание слиться воедино с этой водой. Ей казалось, море только и ждало её, столько лет, оно взывало к ней, и вот теперь, принимает в себя. Полине казалось, что именно моря воспитало её. Его шёпот она могла слышать перед сном, когда звёзды так обманчиво манили её к своим холодным и безжизненным огням, шёпот волн тихо убаюкивал её, зовя вернуться в родные места. А когда грозы и дожди тревожили и разоряли её благодатный край, только море нашёптывало о том, что за всякой грозой будет радуга и солнце, будет новый день.
Теперь, окунувшись с головой в свою стихию, Поля ясно поняла, как это прекрасно возвращаться домой, как сладок этот час её единения с самым волнующим воспоминанием и самой желанной мечтой. И пусть завтра будет завтра, пусть ночи будут холодными, и проливные дожди зальют зеленеющие луга возле её дома, пусть завтра солнце украдут грозовые тучи, спрятав его в свою темницу, Полина понимала, что завтра ничего не будет как сейчас. И глубоко вдыхая воздух так, что лёгкие наполнялись колющим и почти опьяняющим газом, Полина мечтала о том, что однажды, она закроет свой прежний мир на все замки, занавесит в покосившемся, старом домишке все окна, выключит свет, и, не взяв с собой в дорогу ни одной вещи, которая могла бы напоминать ей о старых печалях и тревогах, приедет сюда вновь.… Приедет, чтобы никогда не возвращаться обратно.
....Ранним утром в дом, что стоял на берегу у самого синего моря, прокрался игривый солнечный лучик. Он весело прыгал по мягким диванам и креслам, скользя тоненькой ниточкой по лакированному столу и паркету гостиной. Играя со стрелками старинных часов на запылённом циферблате, золотой луч танцевал в предрассветной тиши, пробуждая ото сна одурманенные ночным колдовством вещи.
Кружась в просторной зале, луч вдоволь наслаждался своей свободой и беззаботностью, этот дом, на побережье голубого моря, он давно полюбил. Он любил запах, который исходил от этого дома в полуденный час, когда в духовке дозревал яблочный пирог, пропитанный сладким ликёром. Ему нравилась музыка, доносившаяся из старого приёмника. Луч любил скрип дверей, петли которых то и дело приходилось смазывать чем-то вязким и жирным. Он любил разглядывать бесчисленное количество маленьких шкатулок, стоящих на комоде перед огромным зеркалом, из шкатулок блестящими усами сверкали и искрились бусы, ожерелья и браслеты, прячась за сверкающими драгоценностями, и тогда луч думал про себя, что он – король всего этого дома, и все окружающие его вещи – всего лишь его поданные.
Но больше всего Луч любил крадучись пробираться в маленькую комнатку, где под самым потолком танцевали разноцветные бабочки, только он никак не мог понять: от чего те бабочки никогда не улетают на волю? Луч любил наблюдать за ними, они ему почему-то казались красивее всех тех мотыльков, которых он видел на свободе.… И комната, где они обитали, чем-то особенно завораживала его – здесь мягко разливалась музыкальная фантазия, весенним колокольчиком озарявшая тихую обитель. На окнах покачивались воздушные занавески, с которыми луч любил играть, скользя мимо них и сквозь них. И они извивались при малейшем дуновении ветерка, будто боялись его больше всего на свете! И луч всегда удивлялся их пугливому нраву….
Часто в эту загадочную комнату приходила хозяйка – хранительница домашнего очага: неземной красоты молодая женщина, - она будто бы плыла по воздуху, казалось, её ноги не касаются земли, и за спиной её вырастают крылья, когда она берёт на руки своего ребёнка.
Луч страшно ревновал свою прекрасную даму сердца к этому крикливому и непослушному человечку. Он казался ему абсолютно непоседливым, и, на самом деле, луч никак не мог понять: отчего прекрасная дама любит это дитя столь сильно. Лёгкая и невесомая, входя в детскую, её глаза светились неизвестным для луча свету. И он глупый не мог понять, что то всего-навсего была любовь. Простая земная любовь матери к своему ребенку.
Прижимая его к своей груди, женщина не спеша, садилась в уютное кресло и, начинала тихо петь свою сладкую песню. Она пела о белоснежных парусниках, уходящих вдаль, за горизонт. И голос её всегда был мягок, спокоен и нежен. Осторожно укачивая на руках своё чадо, женщина устремляла свой взгляд в открытое окно, за которым виднелась бескрайняя гладь необъятного моря.… И луч, заслушавшись её пения, думал про то, что, наверное, эта женщина родилась совсем не на этом берегу. Он думал, что вернее всего то, что она родилась в море, а, может, само море создало её – ведь она так схожа с ним: та же стать, та же извечная красота и та же мудрость. Глаза женщины были самыми прекрасными глазами на свете, потому что в них, казалось, умещался целый мир: со всеми его чудесами, горестями и радостями. Её красивое и чуть строгое выражение лица было подобно облику величавой королевы, и вся она, как то думал наивный солнечный бродяга, - Богиня, сошедшая с небес на грешную землю.
Оттого так боготворил эту прекрасную женщину её муж. Он приносил ей цветы. Каждый день он дарил ей великолепные букеты, которые она ставила в хрустальную вазу на стол в гостиной. И аромат этих цветов витал по всему дому, смешиваясь с особенным запахом самого дома…
Муж любил свою Богиню. И только один солнечный луч знал, как сильно билось его сердце, когда он обнимал её, как трепетно он держал на руках свою дочь, укутывая её в крохотное белоснежное одеяльце. Он с особой осторожностью прикасался к её маленьким пальчикам, нежно и ласково целуя каждый ноготок, а потом его губы тихонько прикасались к её закрытым векам, и тогда мужчина тихо-тихо шептал что-то своей дочке. Но даже луч не мог услышать тех слов, наверное, то были самые сокровенные слова на свете, и луч, будучи порядочными честным, не смел, нарушать этой интимности между отцом и дочерью.
И вот сейчас, крадясь сквозь крохотные щели между дверьми и стенами, луч осторожно проник в спальню. Там нежно пахло сиренью и любовью.… В пышных облаках лёгкой перины, спала возлюбленная пара. Обняв жену за талию, мужчина прижимался к её спине лбом, будто ему всё ещё хотелось спрятаться от кого-то. Не заметив, луч внезапно нарушил данную идиллию, неосторожно скользнув по лицу женщины. Она потянулась и уже через несколько минут открыла глаза. Сонно оглядевшись вокруг себя, женщина приподняла голову, чтобы разглядеть настенные часы – часы показывали половину восьмого. Улыбнувшись, женщина чуть оглянулась на своего мужа, который всё ещё мирно спал.
Она любила смотреть, как он спит, так он ей всегда казался столь умиротворённым и беззаботным, что ей становилось очень совестно, когда она оказывалась причиной его пробуждения… вот как теперь. Мужчина, кряхтя, заворочался и через пару секунд открыл глаза. Его голубые глаза были похожи на то море, которое женщина так любила, и она не уставала говорить ему об этом.
- Доброе утро, - улыбнулась она ему.
- Доброе – ответил он.
- Я тебя разбудила? – спросила она.
На что мужчина только усмехнулся и, обняв её крепче, подарил ей сладкий утренний поцелуй. А потом он серьёзно посмотрел на неё, так он смотрел лишь тогда, когда сердце его было переполнено самыми высокими и великими чувствами:
- Спасибо…
- За что? – робко поинтересовалась она.
- Что ты есть!
Тогда женщина ещё сильнее прижималась к своему возлюбленному, томимая сладостными чувствами радости, перемешанными с терпким вкусом подступающих к глазам слёз. И так они могли лежать ещё некоторое время, пока в соседней комнате не раздавался оглушительный плач, и женщина, в спешке накинув на плечи тонкий халат, стремительно направлялась к своему ребёнку.
Так начинался их день, и луч вечно корил себя за то, что так неаккуратно будил эту пару. Ему почему-то казалось, что не разбуди он их, и ребёнок в соседней комнате не заплачет, и ничто не нарушит покоя этого восхитительного момента! Ах, как он глупый обманывается…
Не знает он – доверчивый, что мать только и ждёт по утру, когда радостный крик её младенца оглушит сонный дом, и как отец, наблюдающий за тем, как женщина успокаивает ребёнка, тихо радуется про себя, и всё его сердце будто проваливается во что-то тёплое и воздушное. Ведь больше всего на свете он любил именно их – свою жену и дочь. Он не мыслил себя в этом мире без них. И, честно говоря, ему было абсолютно непонятно и неизвестно как он жил раньше. Сейчас, имея всё это, он думал, что и вовсе не жил. Верно. Не жил.
Отец часто брал на руки свою малышка и, выходя на веранду дома, вглядывался в бескрайние морские дали, покачивая дочь на своих сильных руках. И она смотрела на него во все глаза. Он тихо говорил с ней:
- …Ты ещё совсем ничего не знаешь о нас. Как же это? – он посмотрел на дочь, улыбнувшись её глазкам, которые непонимающе взирала на красивого и молодого отца, - Как бы мне хотелось, чтобы ты поняла всё то, что так рвётся из моей груди, как хочется мне, чтобы ты узнала обо всём! Сколькому ещё мне нужно будет научить тебя, родная, сколько рассказать. Ты так многого не знаешь, тебе ещё только предстоит узнавать и познавать этот мир… Ты столько ещё не знаешь, и это так прекрасно и волнующе, если бы ты только могла это понять, любовь моя!
Дочка взирала на Максима своими голубыми глазками и улыбалась, от чего ему казалось, будто бы она всё понимает, и только высказать не может.
- Ты всё понимаешь, да? Ну, скажи.… Ведь понимаешь? В тебе столько неразгаданного, в тебе целый мир! А я даже не знаю, готов ли я взять на себя ответственность за всё это! Но, знаешь, я не смог бы прожить свою жизнь иначе, вот так, без тебя…. Не смог бы.
Он нежно улыбался своей дочке, которая обхватила его большой палец правой руки своей маленькой ручкой и теперь игриво улыбалась. И в душе Максима разливалось облако сладкой вдохновения, он что-то тихо мурлыкал себе под нос, но дочь очень внимательно слушала ритм его мелодии, будто старалась уловить и понять о чём эта песня.
- А когда ты вырастешь и станешь такой же красивой, как твоя мама, я, наверное, буду жутким занудой, - он засмеялся, и дочь вторила ему в ответ, вскрикнув от ей одной понятной радости, - ведь мне придется следить за тем, какого человека встретишь ты на своём пути. Знаешь, не влюбляйся в такого, как твой отец! Однажды мама расскажет тебе, какая у нас была история, и сколько сердец было разбито, сколько слов мы наговорили: плохих и хороших. И тогда ты всё поймёшь. А я просто хочу, чтобы ты была счастливее нас. Я только об этом и прошу небо.… Потому что люблю тебя больше всего на свете, понимаешь, Сашенька?
Тогда он целовал мягкие розовые щёчки своей доченьки и снова затягивал старую песню, которую пела и женщина, то была песня о кораблях, которые покинули старый порт, о странах, где молочные замки красят медовыми красками, украшая дворцовые стены изумрудами мармелада. О странах, где россыпью жемчугов распускаются по весне тысячи белоснежных роз, где радужным оперением птиц избалован глаз путешественника. Он пел, и дочь тихо засыпала на его руках, убаюкиваемая волшебными мечтами о невиданных странах и белых парусах величественных кораблей…
|
| |
| |
| любознашка | Дата: Среда, 07.04.2010, 20:57 | Сообщение # 4 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 3105
Репутация: 4735
Статус: Offline
| Ушедшей
Автор: Dreamer
Пара: Максим и Полина
Рейт: Для всех
Жанр: Romance
Пролог
Так ты ушла? Ни сном ни духом
Я не виновен пред тобой.
Еще ловлю привычным слухом
Твои слова и голос твой.
Как путник с беспокойством смутным
Глядит в бездонный небосвод,
Где жаворонок ранним утром
Над ним - невидимый - поет;
Как взгляд мой, полный нетерпенья,
Следит - сквозь чащи - даль и высь,
Так все мои стихотворенья
"Вернись! - безумствуют.- Вернись!"
- Не говори со мной, всё, что мы могли сказать друг другу – уже высказано, пережито и выплакано. Не говори мне. Я не хочу слышать твои шаги по мраморному полу, шаги, медленно исчезающие в тишине, в пустоте. Я слушал их миллионы раз. Не говори мне о том, как тебе жаль, как ты хотела бы всё вернуть, как ты сделал бы всё иначе, как ты бы всё сумела изменить. Не говори этого, ведь ты сама в это не веришь. А я, просыпаясь каждую ночь, зову тебя. Зову всё также: измученным и сдавленным голосом – зову тебя, и на какие-то доли секунды мне кажется, что ты входишь в комнату: легка, свободна и прекрасна, - я вижу, как на губах твоих играет чуть заметная улыбка, как твои глаза сияют всё тем же блеском… всё тем же блеском. И я знаю, что обманываюсь! Но пусть! Пусть будет так, я согласен быть обманутым ещё на одну ночь, ещё на один миг. Миг, который снова напомнит мне о запахе твоих волос и тела, о твоих движениях: поворотах головы, изгибах рук – плавных и манящих. Этот миг будет всем, что мне осталось после твоего ухода.
Скользя в прозрачной тишине, ты осторожно приблизишься ко мне, протянешь руку к моему лицу, и только лишь кончиками тонких пальцев прикоснешься к моим сухим, обветренным губам. Ты улыбнёшься тогда, посмотришь на меня, и, может быть, захочешь рассказать о том, как ты искала меня. О том, как чудовищно высоки были стены, как неимоверно низки потолки и как безлюдны дороги. Ты захочешь рассказать о своих снах, о видениях и мечтах, в которых ты сумела спрятать меня – по кусочкам, по минуткам, по секундочкам и по крупицам – но весь твой, до конца. Ты скажешь, что это всё, что осталось тебе после меня. Ты скажешь.… Скажешь, ведь!? Скажи.
Ты плакала обо мне? Или это только дождь на твоём окне? Скажи, ты просыпалась среди ночи, выкрикивая моё имя!? Ты звала меня, когда твоё сердце сжималось от горестных воспоминаний о времени, которого уже не вернуть? Ну, скажи же мне, скажи, пожалуйста! Ещё на одну ночь. Ещё на миг, позволь мне быть обманутым твоим образом и ликом. Позволь моей душе взлететь в бессмысленную высь, сорваться камнем вниз, и тихо падать, падать в вечную пропасть, в темноту и невесомость. Ведь это всё, чем оказалась ты на утро. И только так ты таишь, когда оранжевое солнце занимает небосклон. Ты таишь, забирая с собой моё сердце, душу и любовь. Ты выпила меня до дна, теперь скажи: ты счастлива? Теперь, скажи мне…
Часть 1
У меня есть друзья. У меня есть счастье. У меня есть время. У меня есть всё.
Тебя нет рядом со мной – и всё это бессмысленно. Бессмысленно всё во мне, и вокруг меня: трава летом – сожжена палящими лучами безжалостного солнца, за улыбками друзей и знакомых скрывается фальшь и лицемерие, еда с привкусом тлена, ветер высушает кожу, а дождь растворяет меня.
Мои мысли давно опустели, мои руки опустились. День ото дня я только делаю вид, что живу. И мне кажется, что моя жизнь была кем-то украдена, её кто-то выменял у меня за какие-то мгновения счастья. И я согласился на эту сделку с каким-то парнем с незамысловатым именем. Он уговорил меня отдать ему всё, что у меня было: друзей, родных, учёбу, радостные и безмятежные дни, солнечные рассветы и наполненные туманным омутом закаты.
Я всё ему отдал. Отдал без сожаления и слёз. Ведь для меня в той жизни не осталось ничего: ни места, ни желания, ни боли, ни счастья. Всё сожжено. Мои воспоминания покрывают прахом мои плечи, делая меня похожим на старика со сморщившимся лицом и глубокими морщинами в уголках губ и глаз.
- Макар, ты сегодня чё-то совсем плохой! Что, не спалось ночью? – толкнёт меня в бок светловолосый парень, сидящий напротив меня за столом. Я смотрю на него, и ничего не вижу, словно, смотрю не на него, а сквозь него, сквозь всех присутствующих. И когда я не говорю ни слова, мои друзья обижаются на меня, что-то бормочут себе под нос, а я, молча, поднимаясь из-за стола, выхожу из столовой и иду, иду, иду.… Иду как будто по тысячам дорог, ведущих меня в один и тот же кабинет, в одну и ту же знакомую классную комнату.
Там тихо, пусто. Не слышно топота ног, беготни по коридорам. Там мир совсем другой – там мой мир, там всё выстроено моей памятью, мечтами и желаниями. Там ты всегда ждёшь меня. Стоя возле большого окна, ты всматриваешься куда-то вдаль, и лицо твоё немного печально и задумчиво. Когда дверь за мной тихонечко закрывается, ты быстро оборачиваешься ко мне, и тут же на твоих губах играет лучезарная улыбка. Твои рыжие кудри непослушными волнами спадают на плечи, обрамляя красивое лицо. Глядя на меня изумрудными глазами, ты тихо говоришь:
- Твои друзья обижаются на тебя. Почему ты так невнимателен к ним?
Мне нечего сказать в своё оправдание, ты как всегда права. Ты знаешь, все мои ошибки, знаешь каждый мой неверный шаг, каждое неправильное слово, высказанное сгоряча или впопыхах. Ты всё знаешь обо мне. Но только потому, что я так хочу. Только потому, что я позволяю тебя забирать всё. Всё, что удаётся прятать.
- Они не очень-то волнуются обо мне. И я не могу объяснить им всего…
Ты снова отворачиваешься к окну, вглядываешься в небо:
- Наверное, ты прав. Но всё же – и снова смотря на меня, ты продолжаешь, - будь с ними поласковее. Кто, кроме них вспоминает о тебе?
Твои глаза печальны и пусты. Твой взгляд стеклянный и холодный. Ты сказала мне правду, как и привыкла, говорить. «Кто, кроме них вспоминает обо мне!?» - и мне хотелось подбежать к тебе, схватить тебя за тонкие запястья и закричать, что ты должна вспоминать, что ты должна проклинать каждый день, минуту и секунду, прожитую без меня, проведённую в чужом доме, на чужой постели, в объятиях другого мужчины. Мне хочется заплакать, и видеть, как ты плачешь вместе со мной, чтобы знать, как тебе больно…. Что тебе больно так же, как и мне. А потом жалеть тебя, жалеть и обещать тебе целый мир и немного больше. А потом просто сказать тебе «люблю» и, может быть, что-то ещё.
Но кто-то из ребят ошибается дверью и, видя меня в опустевшем классе, громко спрашивает:
- Чё это ты тут сидишь? В темноте? Совсем что ли спятил!? – и так же быстро, как появился, так этот парень и исчезнет из дверного проёма, оставив не закрытой деревянную дверь.
А я, обернувшись к окну, возле которого всего лишь пару минут назад стояла ты, не нахожу там никого. Никого и ничего. И сев на своё обычное место на твоём уроке, я мысленно пробую представить себе тебя, но передо мной всего лишь чистая доска, и ничего более.
Часть 2.
Ночь, сменившая усталый день, ещё больше заставляет моё сердце волноваться и биться с удвоенной силой. Так, что мне, порой кажется ещё немного, и оно пробьёт мою грудную клетку. От чего так? Ты не знаешь, нет!?
Ночью ты придёшь. Я знаю, я это чувствую. Ещё не было ночи, когда бы ты ни приходила ко мне. В тёмной комнате, твоя кожа как-то особенно сияет, будто ты покрыла её частичками серебра, и теперь она блестит и переливается, когда ты легко движешься вдоль просторного помещения, приближаясь к моей кровати.
- Опять не спишь? – спрашиваешь ты, и я смотрю на тебя, не веря тому, что ты так близко, так мучительно близко, что хочется дотронуться до обнажённых плеч и тонкой шеи, хочется прикоснуться губами к розовым щекам и мягким губам.
- Не спится. Знаешь почему?
Ты отводишь в сторону взгляд, и я знаю, что ты хочешь уйти от ответа. Но мне невыносимо и дальше терпеть это. Невыносимо ощущать, как твои веки и пышные ресницы скрывают от меня правду и твои настоящие мысли, мне больно от одной только мысли, что ты, обманывая меня в сотый раз, снова предаёшь, предаёшь, потому что таишь по утру, не дав мне так и ни одного ответа.
Я хватаю тебя за лицо, чуть сжимая мягкую кожу, и хриплым голосом говорю:
- Ты всё знаешь. Из-за этого ты и приходишь. Не потому что я так хочу, а потому что ты по-другому не можешь. Именно для этого ты здесь, да!? Говори! – и моя рука сильнее сжимает красивое лицо, на котором сейчас отражается гримаса ужаса и отчаяния, - Говори, что ты ищешь эти встречи со мной, говори, что ты ждёшь меня по ночам, ждёшь, чтобы я уснул, ждёшь, чтобы снова получить возможность прикасаться ко мне! Говори, что ты предала меня! Говори! Скажи это! Скажи, что ты приходишь просить прощения! Что ты приходишь умолять меня не забывать тебя…. Ты ведь для этого здесь, ты боишься стать всего лишь памятью, этими вырванными отрывками из моей жизни! Ты боишься…
Моя рука скользит по бледной коже, по тонкой шеи и безвольно падает вниз. По моим щекам струятся слёзы, мои глаза полны ими, и я не разбираю ничего, кроме их пелены. В комнате зажигается свет, и чьи-то голоса окружают меня, чьи-то руки тянутся ко мне, кто-то подносит к моим губам холодное стекло, из-под которого брызжется прозрачная жидкость. Кто-то накидывает на мои плечи одеяло, садится совсем близко ко мне. Не так, как сидела ты – почти неживая, сродни лунному свету, а иначе – кто-то горячий, живой. Вокруг меня суета, топот ног, шёпот и крики голосов. Я, кажется, когда-то знал эти голоса, но сейчас они мне кажутся всего лишь эхом из забытого, потерянного сна.
Меня укладывают на кровать, накрывая сверху ещё одним одеялом. Меня трясет от непонятного холода, и я чувствую, как сознание моё начинает ускользать от меня. Ещё где-то рядом со мной слышны голоса, слышны звуки, запахи и шорохи, но нет ни лиц, ни форм, ни движений. Всё тает вместе с навалившимся на меня сном – забвенным и тихим сном.
Я плачу, плачу сквозь сон и усталость. Плачу, потому что понимаю, что ты больше никогда не придёшь ко мне. Ты ушла, уходишь: я снова слышу стук каблуков по паркету, снова вижу твою спину и чуть опущенную вниз голову.
- Стой! Подожди! – кричу я тебе вслед, но ты не оборачиваешься, не говоришь со мной, и снова чьи-то горячие ладони хватают меня за плечи, когда я рвусь побежать за тобой, надеясь сохранить тебя в себе, сохранить хотя бы крупицу…
Но ты уходишь, ты ушла. Такие простые слова: ты ушла из моей жизни, - но, думая о них, моя душа и сердце разрываются на осколки. Ведь ты ушла. Теперь завтрашний день не будет другим для меня: в нём так же будет один рассвет и один закат, один обед и один ужин, будут те же кабинеты и те же лица вокруг меня, но с той лишь только разницей, что не будет больше дорог, ведущих в привычный класс. Не повторятся больше твои ночные визиты, и не, потому что я не захочу, а просто, потому что ты поймёшь…. Ты поняла, что ты всего лишь память для меня. Что ты была мечтой, а стала только лишь осколками мечты. Я разжимаю ладонь, поверь, моё сердце разбито, моя душа мается и мучается, но я отпускаю тебя, отпускаю себя. Прости.
Я больше не позову тебя, не выкрикну твоё имя, не заплачу о тебе. Я отдал тебе себя, ты отравила меня своим ядом. Теперь я заберу назад – каждый день, каждое слово и чувство! Я заберу назад каждое ощущение, я заберу назад свою душу, сердце и любовь.
Я так сильно люблю тебя.
Но ты должна меня отпустить. Освободить. Благословить. И не держи меня, и не плачь обо мне – мы сказали своё слово, мы разделили наше время, и оно ушло от нас, просочилось песком сквозь пальцы, пронеслось письмами и образами.
Ты сильно любишь меня!?
Ты меня любишь.
И время ушедшее станет временем будущего. А, значит, будет встреча.
- Будет встреча? – улыбнёшься ты. И растаешь, не дождавшись утра.
Эпилог
На столе горит тусклый ночник, она спит на раскрытых тетрадках, на недопроверенных работах, закрывшись локтями от всего, что могло бы её сейчас потревожить. Часы на стене пробили три ночи, и внезапно она проснулась. Она протёрла рукой глаза, оглянувшись на часы, посмотрела на тетради под её руками и, закрыв их, остановила взгляд на книжке, которую всегда носила при себе. Свой дневник.
Она не любит сантименты. Не любит жалеть себя. Она уверена, что сумеет со всем справиться сама, поэтому она не привыкла полагаться на чью-либо помощь, хотя все и стараются её защитить, оградить от чего-то большого и ужасного. Она усмехнулась: глупые, они и не знают, что самое ужасное уже случилось….
Рассматривая свой дневник, она пролистала недавно заполненные строчками странички и, остановив свой взгляд на последней странице, бегло прочитала про себя записанное… Она и забыла, что дневник её сегодня ночью оборвался на словах, которые она готовила уже очень давно. Которые она прятала даже от самой себя, надеясь написать их в письме, которое никогда не найдёт своего адресата.
Слова эти, казалось ей, были вырваны из души – кровью, венами, мясом и мышцами. Они горели на страницах, прожигая их насквозь:
«Он возьмёт меня с собой. Он заберёт меня. И ты…. Тогда ты вспомнишь меня. Ты вспомнишь обо мне, ты вспомнишь, когда устанешь от повседневных забот и переживаний. Ты вспомнишь, когда я буду за пределами твоей досягаемости. Ты вспомнишь обо мне, когда захочешь забыть. Ты вспомнишь меня.
Я буду для тебя в волне и в ветре. Я буду дождём. Буду нотами в песне. Буду ролью в опустевшем театре. Я буду письмом и буду конвертом.
Ты захочешь написать, когда потеряешь мой последний адрес.
Ты захочешь позвонить, когда не будешь знать моего номера.
И ты заплачешь.
Я буду для тебя, когда твой сын будет капризничать, когда жена будет ругаться. Я буду для тебя, когда закажешь семейную путёвку в тёплую и далёкую страну.
Я буду тогда, когда ты не будешь помнить.
Я буду для того, чтобы ты сумел забыть! Я буду рядом, когда твоя память уже не сможет воспроизвести цвет моих глаз, мою улыбку и формы… Я буду для тебя, когда ты навсегда отречёшься от всего, что связывало наши судьбы. Я буду только для того, чтобы ты разбил своё сердце, я склею его, чтобы ты никогда не чувствовал вины.
Я буду рядом, чтобы оставаться вдали. Ты даже не заметишь, как сердце задрожит. Ты не почувствуешь мои руки вокруг твоих плеч.
Ты снова отвернёшься. А ведь это….
Это могла бы быть жизнь.
Это могла бы быть судьба.
Это могла бы быть жизнь, прожитая иначе.
Ты должен понять это. Это был бы шаг, шаг до нового дня.
Раз в жизни – оглянись на меня. Когда я буду далеко. Когда тебя уже не будет в моём сердце. Пожалуйста. Пойми….
Мы больше никогда не увидимся.
Я больше не увижу тебя, потому что, пройдя мимо тебя, мимо меня, ни ты, ни я не заметим, друг друга. И я дрожу от страха при мысли о той пустоте, которая заполнит место наших сердец в груди»
У неё не было слёз, чтобы заплакать о нём, и чувствах, которые гложили её. У неё не было сил, чтобы кого-то позвать, кого-то, кто мог бы спасти её от всего этого. Она не знала, кому можно позвонить, кому можно шепнуть о тех чувствах, которые переполняли её сейчас. Выключив свет, она некоторое время сидела в темноте, молча, глядя на страницы дневника, который и в темноте горел ярче пламени. Решительным движением, она закрыла его и, встав из-за стола, направилась в спальню…
Ведь на завтра будет день. Он будет одним из многих ничем не примечательных событий в её жизни. Всё будет как всегда на завтра. На завтра снова будет жизнь, ею выбранная. И на завтра не случиться ничего, кроме того, что он ей больше никогда не присниться…
|
| |
| |
| любознашка | Дата: Среда, 07.04.2010, 20:59 | Сообщение # 5 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 3105
Репутация: 4735
Статус: Offline
| История во вспышке фотокамеры
автор Dreamer
PS. это абсолютная импровизация, спонтанная фантазия. С реальными актёрами это имеет отношение довольно расплывчатое. Хотя за основу взяты именно они. Заранее прошу меня за всё извинить, и не подходить к этому рассказу столь критично, это всего лишь ФАНТАЗИЯ)))
В осеннем парке облетала последняя листва. Кружась на ветру, листья неслышно падали на мокрый асфальт, прямо под ноги прохожих, которые безжалостно втаптывали их в грязь. Небо над парком было всё сплошь затянуто серой дымкой, и густые облака скрывали за своими широкими спинами солнце, которое где-то высоко, высоко над землёй освещало безлюдное пространство. И солнце, наверное, грустило, - имея силу, оно было не способно подарить её людям, уставшим от ежедневного холода и сырости.
В парке расположились уличные музыканты, обмотав шеи толстыми шерстяными шарфами и накинув на плечи старенькие, потёртые пиджаки, они наигрывали свои простенькие мотивчики, которые, впрочем, сейчас звучали как забытые звуки прошлых лет. И удивительно, но даже одетые буквально в лохмотья, музыканты, казалось, выглядели очень изящно и грациозно, словно, сливались со своей музыкой во что-то единое и необъяснимое. По крайней мере, так думала Елена…
Она не спеша, шла по парку, искренне радуясь наступившему дню и тому тихому спокойствию и счастью, которое переполняло её в данную минуту. Пройдя мимо группы уличных музыкантов, она на мгновение остановилась возле них. Улыбчивые ребята подмигнули красивой девушке и с новой силой стали дёргать струны гитары, дуть в трубы и что-то громко напевать. Лена только улыбнулась им в ответ.
Идя по аллеи парка, она смотрела на то, как листва медленно кружась в воздухе, падает на землю и тонет в тёмных лужах под её ногами. И ей было жаль эти листья, их время – такое короткое время, - ушло безвозвратно, и больше никогда не повторится для них. И хотя она понимала, что с новой весной, родятся новые листья, не менее красивые, чем эти, Елена всегда чувствовала тоску, когда умирали именно эти листья, листья её осени.
Город вокруг неё жил своей собственной жизнью, ему было не до листьев, молча погибающих, ему было не до неё. У города масса причин – не обращать внимания на тех, кто не спеша, идёт по осеннему парку. В городе своя жизнь и свои законы, он заглатывает безвольных прохожих, уволакивая их в невиданное пространство, выбраться из которого уже нет никакой возможности. Елена никогда не любила город: все его улицы и дома, широкие проспекты, и гудящие магистрали, все его слепые фонари и чёрно-белые краски, - всё это нагоняло на неё тоску. И она всеми силами пыталась спастись от этого города, прячась от его цепких лап в пустынных аллеях старого парка, где никто не сможет её найти.
Но дорога, ведущая через парк слишком быстро заканчивалась, и она, сама того не ожидая, внезапно оказывалась выброшенная в самый эпицентр городской жизни, и подхваченная оголтелой толпой, она стремглав неслась по извилистым улицам и истоптанным траурам, изредка останавливаясь перед трёхглазыми светофорами, она ведомая толпой пробегала мимо блестящих машин, провожающих её жадными взглядами узких фар. И всё тогда для неё проходило как в тумане, как в каком-то сне: лица людей, окна домой, - все смешивалось в единого цвета полотно, - безжизненное и пустое.
Благодаря толпе она, наконец, добралась до нужного ей места. Сегодня для неё был очень трудный день, предстояло сделать много важных и абсолютно бесполезных вещей, но она не роптала, более того, Елена с радостью включалась в этот бесконечный круговорот жизни, понимая, что именно из всех этих моментов и состоит она сама.
- Здравствуйте, Елена! – раздался доброжелательный голос возле неё. Это заставило Лена поднять глаза. Перед ней стоял высокий, привлекательный молодой человек. Он приветливо улыбался, всем своим видом внушая подозрительную услужливость. Но что более всего поразило Елену, так это цвет его глаз, - пронзительно зелёные, они как два изумрудных камня сияли в чуть тёмном коридоре, где она его встретила.
- Здравствуйте… - выдавила она из себя.
- Меня зовут Михаил, я провожу вас в павильон, где будет проходить съёмка! – и парень снова улыбнулся, жестом предлагая Елене пройти дальше.
Она ещё раз окинула его взглядом, а потом прошла по указанному направлению. Пройдя длинный и широкий коридор, они оказались в просторном помещении, где заранее была установлена вся аппаратура: свет, фотокамера, фон. Войдя в павильон, Елена прошлась мимо декораций, разглядывая их, она воображала себе в каких удивительных и необычных образах ей предстоит сегодня предстать перед тёмным объективом пока ещё не живой камеры.
- Елена, прошу вас, пройдёмте в гримёрную, у нас времени, увы, не так уж и много. Ваш партнёр уже здесь…
При последних словах парня, Лена резко обернулась на него, в то время как парень с неизменной, будто бы приклеенной к его лицу улыбкой всё так же доброжелательно смотрел на смущённую Елену. То, как он сказал слова про «партнёра» обеспокоили её, потому что то было не совсем верное выражение. Но почему не верное, - Елена не могла себе сказать. Тем не менее, она быстрым шагам прошла мимо улыбчивого Михаила, направившись в сторону гримёрной комнаты, где её ожидало магическое перевоплощение в неизвестную пока ещё героиню.
Елену всегда завораживал процесс грима, а гримёров она и вправду считала настоящими волшебниками. Её всегда интересовали все те баночки, тюбики, кисточки и коробочки, в которых мастера хранили свои волшебные краски, благодаря которым лицо даже не симпатичного актёра, внезапно превращалось в нечто совсем иное, можно даже сказать, не земное…
Сидя в мягком кресле и полностью расслабившись, она наслаждалась тем чувством, как мягко скользит губка по её бледной коже, как гримёр наносит крем, как пушистая кисточка щекочет нос, когда художник накладывает румянец на её щёки. Зачарованная этим процессом зрительного перевоплощения, Елена с нескрываемым восторгом наблюдала за тем, как стремительно изменяется вся она благодаря нескольким штрихам умелого мастера.
- Всё готово – раздался голосу самого её уха, и Елена с грустью поняла, что чарующий момент прошёл, исчез.
Она разглядывала в зеркало результат и, видя то, что получилось, не смогла не усмехнуться, а затем, поблагодарив мастера, направилась в следующую комнату, чтобы завершить свой образ окончательно, - в костюмерную.
Оказавшись в костюмерной, Елена тут же почти лишилась дара речи, увидев то, в чём она сегодня предстанет, и весь образ моментально мозаикой выстроился у неё в голове. Детский восторг обуял всё её сознание, когда она провела рукой по мягкому шёлку, из которого были изготовлены одеяния. Находившейся в комнату костюмер только одобрительно глядел на женщину, понимая её восторг.
- Оно очень красивое! И вам должно пойти…
Елена подняла блестящие от радости глаза, ответив:
- Оно просто божественно! Вы мне поможете?
- Разумеется, пройдёмте…
Фотограф настраивал камеру, примеряясь к свету, выстраивая нужный ракурс. Он был немного взвинчен, о чём-то постоянно говорил своему помощнику, на что тот только озадачено водил глазами по декорациям и прожекторам. Часто фотограф окликивал ребят – осветителей, чтобы они двинули свет то в одну, то в другую сторону. Но потом его что-то снова не устраивало, и осветителям приходилось всё делать так, как было.
- Здрасьте! – услышал фотограф. Он поднял глаза и увидел одного из тех многочисленных актеров, которые побывали в его мастерской. Фотограф лениво окинул молодого, даже довольно юного актёра с ног до головы, оглядел всего его. Парень был одет в элегантный чёрный костюм, из-под которого выглядывала белая рубашка, и чуть небрежно повязанный галстук светлых тонов.
- Неплохо сидит! – кивнул на костюм фотограф, посмотрев на парня ещё раз.
- Спасибо, ваши ребята из меня просто графа какого-то сделали, - усмехнулся он, - честно сказать, я совсем не привык к такой парадной одежде, ну, вы меня понимаете!
Фотограф, конечно, не совсем понимал, о чём конкретно идее речь, но чтобы не показаться грубым, расплылся в улыбке и молча кивнул головой.
- Всё готово! – неожиданно объявил вновь замаячивший на площадке Михаил, покосившись на молодого парня в костюме. Реакция фотографа была незамедлительной.
- Как может быть всё готово, если я не вижу второго человека, который как мне сказали должен быть здесь! Ведь у нас сегодня парная съёмка, если я не ошибаюсь!? А я никогда не ошибаюсь! – несколько гневно сказал фотограф, сурово глядя на доброжелательного Мишу.
- Анатолий Вячеславович, она уже здесь, более того, девушка уже готова.… А, да вон же она!
Все присутствующие обернулись. На площадке показалась Она. Да, именно Она. Роскошное бархатное платье, с пышным низом и узким тугим корсетом невероятным образом подчёркивали её точёную фигуру, глубокое декольте соблазнительно демонстрировало ослепительно-белую кожу, которая в свете прожекторов казалось искрящейся. Она чуть покраснела, её никогда не нравилось столь пристальное внимание к своей персоне, даже если она понимала, что выглядит потрясающе. А сейчас это было именно так.
И молодой юноша в красивом костюме, внезапно почувствовал, как что-то незримое и тонкое пробирается в его горячее юношеское сердце, зарождая внутри него что-то необъяснимо-прекрасное и огромное.
- Здравствуй, Саша! – тихо и с улыбкой сказала она, оказавшись совсем близко к потерявшему дар речи парню.
- Здравствуй.
Она всё так же улыбалась, а он просто смотрел на неё. Удивление и оцепенение прошло, и теперь его взгляд был ясен, впрочем, Елене ничего не стоило прочесть в его взгляде все чувства. Но она снова предпочла сделать вид, что ничего не замечает и не понимает, и внезапно спросила:
- Красивое платье, правда? – она чуть покрутилась из стороны в сторону, удерживая пышную юбку в своих маленьких кулачках. Парню ничего не оставалось, кроме как согласиться, и хотя он не минуты не сомневался в красоте этого платья, но так же он ничуть не сомневался в том. Что оно не было бы столь прекрасным и изящным, не будь оно одето на ней…
- Чудесное! – вымолвил он, в то самое время, как к ним подошёл фотограф.
- Милые мои, я, конечно, понимаю, что вам страсть как хочется пообщаться друг с другом, я знаю, что времени у вас на это на съёмочной площадке нет, ведь вы там вместе находитесь всего каких-то 10 часов в сутки, - язвительно заметил он, приобняв Елену и Сашу за плечи, - но у меня к вам убедительная просьба, давайте, мы сейчас делаем каждый свою работу, и быстро расходимся по своим делам! Идёт?
Саша и Лена переглянулись, не много смущённые не совсем адекватным поведением фотографа, но молча согласились.
- Отлично! – воскликнул он, направившись к камере.
- Ладно, думаю, что о тематике данной фотосессии вы уже догадались. Значит, так, Елена – у вас сегодня образ придворной дамы, думаю, вы заметили, что декорации как раз и отражают романтическую эпоху средневековья: тяжёлые гобелены, массивная мебель, диваны.… Поэтому, прошу вас настроиться именно на данный образ. Что касается вас, Александр. Вас с королевским двором почти ничего не связывает… Образ у вас современного независимого мужчины, - на этих словах фотограф подумал, что вернее было бы сказать парня, но уж очень к костюму, в который был одет Головин, подходило слово мужчина, - поэтому прошу и вести себя соответственно.
- Это-то понятно, но как нам всё это совместить воедино? – поинтересовался Саша.
- Садитесь на этот диван, на кушетку, то есть…
Саша сел на диван, а точнее то больше было похоже на некую софу, оббитую тугим материалам, расписанным крупными красными цветами.
- Только прошу вас не ёрзать на этой софе, поверьте, её арендовать стоит почти моей месячной зарплаты. Только сядьте, не слишком раздвигая ноги!
На этот комментарий актёр смутился и переглянулся с Еленой, которая только усмехнувшись, опустила глаза в пол.
- Теперь вы, Елена… - он взял её за руку и подвёл к дивану, на котором сидел Головин, всеми силами стараясь помнить наказ фотографа: не слишком раздвигать ноги, - Садитесь на него!
- Что? – в один голос воскликнули Лена и Саша.
- Что - что? Садитесь на вашего партнёра, только боком, это не школьное фото, где нужно сидеть, смирно держа руки на коленях, ладно? Давайте, вперёд!
Елена, чуть покраснев, села на Сашу, так как и попросил её фотограф, признаться в этот момент, самый не ловкий и волнующий, наверное, за всё время их с Сашей совместной работы, Лена снова ощутила то, как дико колотится её сердце, готовое выпрыгнуть не то от волнения, не то от смущения.
Саша порядком тоже был растерян и взволнован, он отставил руки в стороны, чтобы не дай Господи, не коснуться Лену руками. Что вообще-то не ускользнуло от внимания фотографа:
- Вы, Александр, чего руки вверх задрали? На допросе, что ли? – усмехнулся сам своей шутке фотограф, - Леночка, вы не могли бы голову поднять вверх, да, именно так! Уберите волосы с её шеи и груди, - скомандовал фотограф гримёру, - Отлично, теперь Саша, одной рукой держитесь за подол её юбки, будто бы задираете его, только без излишнего фанатизма, это вам не порно! Другой рукой крепко обхватите за талию!
Саше казалось, что даже кончики его ушей сейчас залились красной краской. Елена на его руках сидела неподвижно, и почти не дыша, и толи ему казалось, толи правда, но будто бы он слышал только то, как дико стучит её сердце в груди и то, как тяжело она сейчас дышит. Приложив все свои усилия, Саша схватился за подол юбки и резко дёрнул его вверх, оголив ноги Елены, на что та среагировала мгновенно, кинув взгляд на одну из обнажённых ног, потом перевела взгляд на Сашу:
- Извини, - тихо произнёс он.
Лена снова села в привычную уже, как ей стало казаться позу, хотя шея её уже и начала затекать, и именно в этот момент она почувствовала, как весь её них живота будто бы пылает. Это снова заставило её опустить голову, чтобы понять, что это такое… Ладонь Саши – горячая, сильная, - прижимала её хрупкое тело к своему так, что Лене стало казаться, что воздуха в этом просторном зале стало вдвое меньше.
- Знаешь, что, Саш? Ты можешь юбку там удерживать так, чтобы были видны края чулок, я думаю, что это добавит сексуальности вашему образу!
Тут же к Саше и Лене подошло несколько костюмеров, в том числе и визажисты, которые колдовали над их образами всеми своими магическими средствами. Рука Саши неловко и временами касалась Лениного бедра, и это замечал каждый из них. Его горячая ладонь казалось, прожигало всю её насквозь, но Лена, будучи талантливой актрисой и бровью не повела, хотя и ей страшно хотелось высвободиться из его рук, настолько тяжело ей сейчас было.
Когда, наконец «колдовство» закончилось, фотограф ещё раз оглядел пару и с возгласом: «То, что нужно!» - принялся снимать их.
Саша и Лена умело изображали предоставленные им образы, они смотрели так, как чувствовали. Играли свои роли, наслаждаясь своей работой, но никто из них до конца не мог абстрагироваться оттого, что так накаляло атмосферу между ними. И Лена чувствовала, как тяжело сглатывает Саша всякий раз, когда прекращает щёлкать задвижка фотоаппарата, а он постоянно слышал и видел, как медленно вздымается и опускается её грудь, закованная в тугой корсет. И тогда ему в голову начинали приходить самые невероятные мысли, которые только ещё сильнее волновали воображение.
За одним ракурсом, сменялся другой. Фотограф просил их изобразить то одно, то другое. Он снимал их каждого отдельно, но чаще всего вместе. И все их совместные кадры были не самого скромного содержания. И Лене, порой хотелось возмутиться: зачем на неё надели такое длинное и тяжёлое платье, если почти в каждом кадре, Головина просят то так, то этак задрать ей юбки.… Но, не считая себя скандалисткой, она мужественно молчала. Или может, она просто пыталась поверить в то, что она не скандалистка, чтобы уйти от другой причины, по которой молчала.
За полтора часа фотосессии Леной и Сашей была опробована вся мебель, в самых невероятных комбинациях, и когда последний кадр был отснят, и фотограф, захлопав в ладоши от восторга собственного превосходства, громко всех поблагодарил, Лена и Саша, несколько поражённые пережитой фотосессии шли вместе по коридору, по направлению к своим гримеркам:
- Я такого вообще не ожидал! – усмехнувшись, сказал Саша, доставая из кармана сигареты и зажигалку. Лена не любила, когда он курил, считая, что он слишком юн для того, чтобы так калечить своё здоровье, но в то же время, она находило что-то красивое в том, как Саша курил, будто это выглядело как-то совсем не по-мальчишески, а так, кК это снимают в кино: слишком красиво, слишком изящно и слишком неправдоподобно.
- Но это было интересно! – улыбнулась Лена, глядя на Сашу.
- Да…
- Надеюсь, что это не сильно смутило тебя?
- Меня!? Лен, я тебя умоляю! Это моя работа! Сегодня в таком образе, завтра в другом…
- Да, ты, наверное, прав! – как-то грустно отозвалась Лена.
Они уже дошли до своих гримёрных комнат и теперь стоя друг напротив друга, глядели друг другу в глаза, что-то силясь сказать. Волнение в глазах каждого отчётливо читалось.
- Ладно, пойду, переодеваться. Мне сегодня ещё в театр.
- Да, конечно! – подхватил волну Саша, - у меня тоже дел уйма! Спасибо за фотосъёмку.
Лена молчала, и Саша тоже не смел что-либо говорить, но после непродолжительного молчания, она тихо сказала:
- Спасибо тебе, - приблизившись к нему, она почувствовала, как у Саши перехватило дыхание, и он будто бы попытался отступить назад.
Лена взяла его за руку, пожав, улыбнулась непринуждённо настолько, насколько то вообще было сейчас возможно:
- Было приятно с тобой работать.
Саша поднёс её руку к губам, галантно поцеловав, ответил:
- И с тобой.… Всегда приятно работать.
Лена снова почувствовала, как медленно её щёки заливает краска, но она попыталась сохранить невозмутимый вид и, развернувшись, скрылась за дверью своей гримёрной.
Закрыв дверь, Лена некоторое время стояла, прислонившись к ней спиной. Сердце её прыгало и дико стучало в груди, и она никак не могла восстановить своё состояние. Ей казалось, что всего сейчас мало: воздуха, света, свежести, - да и корсет платья невероятно сильно сжимал её рёбра и грудь, что ей и вправду стало казаться, она задохнётся. В гримёрной была только она одна, как это не странно, но, пытаясь привести свои чувства в норму, Лена стала расшнуровывать корсет лично, как услышала стук в дверь. С уверенностью, что это костюмерша или гримёр, Елена с улыбкой облегчения на лице, поспешила открыть дверь:
- Я уж думала, что мне одной придется возиться с этими шнурками!
Но на пороге комнаты стояла ни костюмерша и далеко, ни гримёр, а Саша. На нём уже не было пиджака, он стоял в рубашке и в брюках, рукава рубашки были закатаны по локоть. От него сильно несло табачным дымом, Саша серьёзно смотрел на Лену, которая на всякий случай ухватилась одной рукой за шнурки корсета, грозящего вот-вот свалиться с неё в самый не подходящий момент, а другой зачем-то держа дверь:
- Саша? А что такое? Что-то случилось!?
- Можно войти? – тихо спросил он, не отвечая Лене взаимной непринуждённостью, за которой Елена так умело, научилась прятаться:
- Войти? Саш, ты, знаешь, я просто тут переодевалась, я хотела привести себя в порядок. Я думала, что, может, это костюмерша или гримёр! Поэтому, мне кажется это не самая лучшая идея…
- Да, конечно, ты права! Извини! – он закрыл лицо руками, отходя назад, чем снова вводил Лену в замешательство, - Я, наверное, просто устал. Не знаю, зачем пришёл.
- Да, я понимаю… - отозвалась Лена, потупив глаза.
- Правда? – внезапно спросил он.
Лена посмотрела на него, и взгляд Саши в буквальном смысле слова прожигал её насквозь. Она знала, что это за вопрос, знала, что ответ дать ему она так и не сможет.
- Ну, конечно, у нас сегодня была такая насыщенная фотосъёмка! – снова попыталась солгать она.
- Я не об этом.
Лена кусала нижнюю губу, нервно оглядываясь по сторонам:
- Тогда я не совсем понимаю…
И внезапно Саша оказался слишком близко к ней, ухватившись одной рукой за дверь, он почти шёпотом говорил:
- И я не понимаю! Но знаю, что с каждым днём мне всё сложнее.… И каждый день я просыпаюсь, думая об одном и том же. Ты не знаешь, что бы это могло быть? Это так колит, вот здесь, - он прислонил ладонь к сердцу, - Прямо здесь.
Елена растеряно смотрела на Сашу, боясь что-либо говорить или делать. Сейчас он был слишком близко, недопустимо близко к ней.
- Я ничем не могу тебе помочь, Саша. Подожди, может, это пройдёт…
Саша отступил несколько шагов назад и тихо сказал:
- Нет.… Не пройдёт. Теперь уже нет.
Он быстро направился в сторону, уходя от двери гримёрной Елены. Она не могла прийти в себя. Всё вокруг не плыло и сливалось в единое. И все предметы, весь коридор, - всё слилось в какой-то непонятный образ…
- Елена, вам помочь? Елена, с вами всё в порядке?
Неожиданный голос вернул Лену в реальность:
- Что? А, да, я в порядке… просто что-то голова закружилась.
Костюмер с улыбкой посмотрела на молодую актрису и, взяв её под локоток завела в гримёрную.
- Сейчас я вам помогу.… Это, наверное, платье слишком для вас узкое! Эти красивые платья теперь шьют просто сантиметр к сантиметру! Ни вздохнуть, ни слова сказать.… Потерпите, сейчас я вам помогу!
Пока костюмерша возилась с платьем. Лена думала про себя о словах Саши. Они жги её. Мучили всё её сознание. Но она точно знала, что и мысли не может допустить о том. Ни единой мысли.
В, конце концов, фотосессия закончилась, и образ прекрасной придворной дамы и красавца – кавалера теперь останутся только на фотографиях глянцевого журнала, скоро никто и не вспомнит о них. Тогда пусть и все чувства, навеянные образами остаются в том неподвижном состоянии, в каком они проявятся на фото-бумаге. Лена точно знала, что то была всего лишь её очередная роль, с которой она блестяще справилась. А сердце? Сердце будет молчать.… Ведь она – актриса, и ей подвластно всё. И именно поэтому Елена наивно полагала, что ей подвластны даже собственные чувства, для проявления которых не нужна никакая фото-бумага и камера.
|
| |
| |
