Генерал-майор
Группа: Проверенные
Сообщений: 271
Репутация: 488
Статус: Offline
| Он закончил писать, подправил некоторые слова, но не вычеркнул ни строчки. Эти строчки все были для нее, а все, что писалось из глубины души, не могло быть исправлено. Отложил ручку, и, машинально подняв голову, глянул в телевизор. Там, судя по всему, шла какая-то передача о фигурном катании. По льду легко скользила пара: высокий, статный мужчина и маленькая, хрупкая девушка. Волосы ее как будто слегка отливали рыжиной, было что-то общее с Полиной и в фигуре. Во всяком случае, со спины. Когда она обернулась, то Максим понял, что очень ошибся, что похожего нет ничего, но уже почему-то заинтересовался. Дождь лил по-прежнему, торопиться было некуда. Диктор за кадром говорил неторопливо и четко: «Это была последняя победа Екатерины Гордеевой и Сергея Гринькова. Олимпиада 1994 года стала венцом их спортивной карьеры. Они достигли в спорте всех возможных вершин. Казалось бы, впереди долгая и счастливая семейная жизнь, которую эта пара заслужила по праву. И никто тогда, глядя на их счастливые лица, не мог предположить, что спустя год на вечере памяти Сергея Гринькова будут звучать эти слова:
Наша жизнь - не игра,
а всего лишь причастие к тайне.
Время тает как лёд
и, конечно, не ловится в сеть.
То, что мы не всерьёз
называем "фигурным катаньем", -
Это жизнь и судьба. Любовь.
И нельзя не уметь.
Наша жизнь не игра.
Оттого мы не любим паяцев.
И не в силах никто предсказать,
что кого из нас ждёт.
Сердце слишком любило
и слишком хотело кататься.
И себя не жалело, -
упало, разбившись об лёд.
Так случилось – и всё.
Можно жить в основном успокоясь.
Память снова и снова
включает обратный отсчёт.
Только стрелки часов
исполняют неправильный тодес.
Потому как, увы,
время движется только вперёд»
Ведущий продолжал что-то говорить, но Максим уже не слышал его, торопливо набирая в Интернете «Гордеева-Гриньков. История». Пробегая глазами по ссылкам, он вырывал для себя лишь отдельные фразы… «Пары, подобной этой, уже не будет никогда»; «Они любили друг друга, казалось, навеки, и только смерть смогла разлучить их»; «Гриньков умер на своем родном льду, рядом с самым родным человеком»; «Катя снова вышла на лед ради дочери»… Постепенно вчитываясь, он узнал многое, его действительно поразила история этой пары, поразила самоотверженность хрупкой с виду Кати, которая смогла вынести столь многое, поднимая дочь. Но особенно его удивили их программы. Что-то цепляло особенно в этих видеозаписях, и, просматривая очередную Максим, наконец, прочувствовал. Просто возникало ощущение, что они были сплетены, связаны друг с другом неразрывно и их танцы были пронизаны Любовью, они строились на ней. Максим никогда не интересовался особенно спортом, фигурным катанием в частности, но эта история заставила сердце дрогнуть. На миг он представил себя с Полиной на их месте, она ведь тоже хрупкая, но стойкая… Он вдруг понял, что она для него на самом деле значит, пусть и не без помощи истории G&G. Но, в то же время, он осознавал, что Полина должна была решить все сама. Кто знает, она-то могла давно его забыть и быть счастливой на самом деле. Но все же, он должен был рискнуть. Не колеблясь больше, Максим запечатал письмо, перед этим приписав к нему еще несколько строчек. Подошел, наклеил нужные марки, написал адрес, впечатавшийся в память уже давно, и отдал. Шагнул к окну и увидел, что дождь кончился, неожиданно выглянуло еще теплое осеннее солнышко, и по лужам заскакали солнечные зайчики. Макс улыбнулся. Несмотря на горечь, которую оставила в его душе история любви Гордеевой и Гринькова, несмотря на то, что стихотворение продолжало крутиться в голове, он вдруг почувствовал, что сделал что-то правильное, что-то, что может изменить остаток его жизни…
Маринке действительно много времени не понадобилось, и скоро милая, тихая и всегда скромная Полина Сергеевна была в не совсем адекватном состоянии. Если говорить честно, то даже в совсем неадекватном, но для пользы дела… Маринка знала про ее «дневниковые» письма и план опирался именно на это. В общем, нетрезвую Полину оказалось легко свернуть на Максима, и разговор полился сам собой. Слово за слово, они чуть не поругались, какой-то бредовый полушутливый спор, еще несколько фраз – и апогей:
- Ой, Марин, не неси чушь, да я, если захочу, с легкостью эти письма ему отправлю. Да хоть весь дневник!
- Ха, да не верю. Ольховская на это неспособна…
- Кто?! Я?! Неспособна?
В общем, как вы сами понимаете, через полчаса дневник был запакован, и Маринка сама вызвалась его отправить. Полина, еще находящаяся на кураже, спорить не стала, выпихнула подругу в холодную московскую ночь, с требованием вернуться быстрее и села пить кофе. Время шло и постепенно до Полины стало «доходить», что она наделала. После умывания холодной водой и очередной чашки кофе, она вдруг внезапно полностью осознала свой поступок, и тогда ее затрясло мелкой дрожью, а слезы сами покатились по щекам. Поспешный звонок подруге ничего не дал: та сообщила, что уже минут 10 как отправила посылку, ее чуть ли не последнюю приняли, и почта закрылась, а сама она уже скоро будет у Полины. Услышав это, «Этикетка» чуть инфаркт не схватила, но менять что-либо было уже поздно. Она нервно бегала между кухней и комнатой, когда вдруг раздался звонок в дверь…
Получив смс-ку от Маринки, друзья-товарищи Макса на радостях завалились к нему домой. И были приятно удивлены состоянием хозяина квартиры. В глазах, точнее, где-то на дне их мелькали знакомые чертенята, улыбка стала душевней, а никаких разговоров про «новую жизнь без любви» не поднималось. И впервые за долгое время это радостно-улыбчатое настроение Макса не было маской. Он смеялся искренне, искренне рассказывал что-то сам и, в общем, преобразился настолько, что даже стал казаться младше. Ребята смотрели на него и улыбались, они были уверены, что это связано с Полиной и, конечно, не ошибались.
Полина открыла дверь спокойно, уверенная в том, что это Маринка. Но тут ее ждало удивление.
- Ольховская Полина Сергеевна?
- Да, это я, а кто вы такой?
- Вам срочное письмо из Санкт-Петербурга. От некого М.П.
Сердце у Полины заколотилось, она, конечно же, прекрасно помнила город нынешнего пребывания Максима, равно как и его отчество. «Впрочем, может, это совпадение? Мое письмо наверняка еще не дошло, не могли же мы отправить друг другу их почти одновременно…» Но подсознание упорно твердило правду, в которую было сложно поверить.
- Что же, спасибо. Где нужно расписаться?
Торопливо поставив роспись, она чуть ли не вырвала письмо и, даже не попрощавшись с курьером, захлопнула дверь. Почти теряя сознание, прошла в гостиную, села (точнее, упала на диван) и открыла конверт. Почерк был знакомый до боли, и сомнений в личности отправителя уже не оставлял. Ну что же… И Полина со вздохом углубилась в текст…
А тем временем, в приличном расстоянии от Полининого дома и даже города гремела «туса». Народу было не так много, но зато это были ребята, которые умели оттягиваться. Собственно, здесь собрался почти весь их «Кадетский» взвод. И потому, заводная «party-party» продолжалась почти до утра, и, когда ребята ушли, Максим с изнеможением упал в кресло. Он думал, что не сможет сомкнуть глаз и в эту ночь, как это нередко бывало ранее, но, удивительным для самого себя образом, «отрубился» почти мгновенно. Проснулся он от удивленных восклицаний Ларисы Сергеевны. Они все сводились к двум фразам: «Что здесь было вчера?» и «Почему ты спишь в кресле?». Впрочем, весь показательно-сердитый вид Ларочки угас, как только она увидела относительные ожившие глаза сына. Расспрашивать «с наскока» ничего не стала (все равно не расскажет), но утащила на кухню кормить и осторожно выяснять информацию. Понятно, что много ей узнать не удалось, но вот вскользь брошенные Максом фразочки, с намеком на любовь она уловила. Собственно, намек в этих фразочках только она и могла уловить. И тут, в середине разговора и почти завершенного Максом процесса поедания завтрака, внезапно прозвенел звонок. Удивленный юноша открыл дверь и спросил у стоявшего в дверях мужчины:
- Вам кого?
- Макаров Максим Петрович здесь проживает?
- Да, это я. Что-то случилось?
- Вам посылка. От некой П.С.
Вот теперь он чуть не потерял сознание. Замелькали в ушах слова... «П.С.… так для него мог назваться только один человек… Такого не может быть. Да – не может. Но вот же посылка, уже у него в руках»
- Здесь расписаться?
- Да.
И, получивший нужную роспись курьер, стремительно ушел. Максим на ватных ногах заполз в свою комнату, крикнув в сторону столовой что-то вроде:
- Мамуль, спасибо, было очень вкусно, нет, чай не хочу.
Сел на стул у компьютера. Развернул упаковку. Небольшой толстенький ежедневник. Сверху, красивым каллиграфическим почерком выведено:
«Дневник Полины Ольховской. Мои письма к Тебе»
С нервной дрожью в руках Максим открыл первую страницу…
«Здравствуй, Максим. Я пишу тебе так, словно ты сможешь когда-то это прочитать, хотя и знаю, что этого не случится… Мой золотой мальчик, я люблю тебя, спасибо, что ты был в моей жизни, Максим…»
Полина дочитывала последние строчки письма со слезами. Она не ожидала, что он так изменится за эти годы, так повзрослеет. Но ему это не шло, потому что это было «показное» взросление, придуманное для того, что спрятать гложущую изнутри боль. Боль, возникшую по ее вине. Но мальчик действительно вырос, очень. И он был прав, ей следовало, давно уже следовало, пойти, наконец, у своего сердца на поводу. Дочитав до подписи «Максим», Полина увидела, что на обратной стороне какие-то еще слова. Перевернула. И через несколько минут включила Интернет. Сзади на листе было написано:
«PS Полина, я случайно услышал историю Екатерины Гордеевой и Сергея Гринькова, и это послужило одним из катализаторов к написанию письма. Я представил, что могу тебя потерять. Если тебя заинтересует, найди в Интернете, пожалуйста, но подумай и сама, стоит ли наша Любовь амбиций и гордости? Мы не знаем, сколько нам осталось, так стоит ли тратить время на препятствия?
Прости за такое неожиданное послесловие, но помни: Я люблю тебя».
Когда Маринка, наконец, добралась до Полининого дома, дверь ей пришлось открывать самой. Хозяйка была занята. Она плакала. Удивленная Марина попыталась расспросить подругу о происшедшем, но та лишь махнула рукой в сторону журнального столика. На нем лежала письмо ее «золотого мальчика» и стоял ноутбук, открытый на страничке легендарных G&G. Маринке потребовалось меньше получаса, чтобы разобраться в деле. И она сразу приступила к решительным действиям:
- Так, подруга. Ну-ка скажи мне, ты его любишь?
Полина, уже сдаваясь, всхлипнула:
- Ну да.
- Так какого черта вы уже который год людям головы морочите. Помню я этого твоего мальчика, видела. Такой живой был, а письмо прочитать это – так вообще старик умирающий пишет! Ты сама-то себя видела?! «У меня все хорошо, все хорошо», а бледная как смерть ходишь, и в глазах «Убейте меня, пожалуйста».
На этой фразе Полина фыркнула сквозь слезы, но тут же снова угасла:
- И что ты предлагаешь?
- Ехать к нему. Встретиться и, наконец-то, разобраться
- Марин, ну ты что! Я не могу!
- Это еще почему?
- Ну… страшно. И вообще.
- Что, что еще тебе страшно?! Вы оба уже знаете, что ваша любовь не угасла. Знаешь, а мне показалось, что ты боишься его потерять… Мда. Видимо, показалось. Поступай как знаешь, только, когда доломаешь ваши жизни, не жалей об этом!
Полина поняла, что отступать уже некуда. Да и надо ли?
Максим листал дневник. Почти все письма начинались одинаково: «Здравствуй, Максим, если бы ты знал, как я скучаю…»; «Максим, у меня такое ощущение, будто ты и вправду слышишь меня»; «Максим, почему мне никогда не хватит смелости сказать тебе все, что я чувствую… Прости меня за это» Чем дальше он читал, тем хуже ему становилось. Надо же, а она давно уже «сдалась», оказывается… А он не сумел этого увидеть. Не хватило чуткости. «Дааа, налажал ты, Макаров» - мелькнула мысль. Но теперь-то, теперь, не поздно все исправить. И Максим лихорадочно начал набирать телефон «доброго фея» АМчика…
Полина собралась быстро. Маринка, решившая «подстраховать» подругу ехала с ней. Точнее, везла ее. Поэтому последние полчаса она созванивалась с мужем – чтобы предупредить, куда его ненаглядная денется на два-три дня, с няней – чтобы было на кого оставить близнецов, с начальником – чтобы изобразить больную и попросить «несколько дней отдыха». Как знаем мы с вами, Маринка по характеру была «Метеор быстрого падения», потому и получаса ей действительно хватило на улаживание «мешающих неурядиц». Еще столько же ушло на «последние штрихи сборки» Полины, на приготовление бутербродов, укладывание сумок в машину. В итоге, примерно часа после принятого «окончательного решения» подруги двинулись в путь.
Александр Михайлович рычал от злости. Он чувствовал, что его мирная и тихая в последние два года жизнь вновь начинает катиться под откос. Звонок телефона, на дисплее которого высветилось «Придурок-младший» и затем жалобный голос Макарова, начавшего разговор с имени «Полина Сергеевна» и требующего отвезти его в Москву, да еще и немедленно – все это означало «интересное» будущее. И особенно интересным это самое «Future» обещало стать после того, как обо всем узнает Макаров-старший. С другой стороны, Максима (в общем, как и его отца) Александр Михайлович уважал за многие качества, в том числе упорство и настойчивость, и жалко было парня, который в последнее время совсем скис, и в Москву (как раз-таки по приказу шефа) все равно нужно было ехать. Сами понимаете, не прошло и 2х часов, как шикарный «правительственный» джип выехал на трассу Санкт-Петербург – Москва и прибавил скорости…
Полина проснулась от остановки. Они проехали уже почти половину пути, но внезапно машина «зафыркала» и, едва они успели приткнуться к краю дороги, остановилась совсем. Маринка растерянно выскочила на трассу, но тут же вернулась обратно. Полина встревожено спросила ее:
- Ну что там?
- Откуда я знаю что? Я, сама понимаешь, в машинах профан. По сути, только водить умею… Ну, колесо поменять. А вот так определить причину внезапной остановки…
- Ну и ситуация. Еще и ночь надвигается. Что делать будем?
- Ну что, что. Сейчас я Саше позвоню, а там решим… Черт, не берет в салоне, может, на улице лучше будет. Сейчас вернусь.
И подруга моментом выскочила за дверь. Полина почувствовала, как страх одолевает ее вместе с наступающей темнотой, и громко сказала: «Спокойно, Ольховская, все будет хорошо. Будет. Бу-дет!» И, нервно оглянувшись назад, стала ждать Маринку.
Максиму, в отличие от Полины, вовсе не спалось. Он непрерывно смотрел на дорогу и лес, окружающий ее, словно сам был спидометром, отмеряющим километры. Наверное, поэтому, он издалека увидел небольшую красную иномарку, приткнувшуюся в противоположной стороне и девушку, обходившую ее. Какое-то внутренне чутье подсказало «Надо остановиться», о чем он не преминул сообщить помощнику мэра. Тот недовольно заворчал, но, все же вняв уговорам в духе «Ночь надвигается, вдруг серьезное что, им же не на трассе ночевать», резко развернул машину и, сказав: «Сиди тут, сейчас пойду, разберусь», хлопнул дверью. Максим видел, как Александр Михайлович о чем-то разговаривал с девушкой, потом зачем-то заглянул внутрь машины, выскочил оттуда как ошпаренный и замахал Максу: «Мол, сюда, скорее». Ничего не понимающий парень выскочил из машины…
Когда в машину заглянул небезызвестный Полине помощник мэра, она удивленно ойкнула, и робко сказала «Здрасьте». Ее изумило то, что тот, едва ответит на приветствие, выскочил из машины и как будто замахал кому-то, сидевшему в его джипе. Сияющая Маринка, уже успевшая устроиться в водительском кресле, не удержалась, сболтнула: «Ну, Ольховская, и везет же тебе… Я думала, такое только в кино бывает» Полина не успела даже сообразить, о чем это она, только какое-то знакомое чувство засосало под ложечкой, когда вдруг ее дверь распахнулась, кто-то очень знакомым голосом сказал: «Полин, выходи» - и подал руку. Она, ничего не понимающая, растерявшаяся, уцепилась за эту руку, как за спасательный круг и, выйдя из машины, оказалась прямо перед Максимом.
Макс понял все, уже подходя к автомобилю. Он даже успел подумать: «А я и вправду чертовски везуч» - и тут же ему в голову прыгнула эта идея с вытаскиванием Полины наружу. Да и в самом деле, а что еще было делать? Водительское кресло было занято Маринкой, садиться назад было как-то неправильно, а наклоняться и разговаривать сверху вниз - знаете, товарищи, это чересчур для первой встречи через долгие два (или три?) года. Обратился на «ты» машинально, даже не осознавая этого – но потом сообразил, что правильно. Пора было рушить барьеры. Когда Полина подала ему свою руку, все такую же тонкую, нежную, как и раньше, он, от волнения, сжал ее слишком сильно «Что ты делаешь, медведь» - разозлился на себя, и хватку малость ослабил. Помог выйти. И Полина возникла перед ним.
Они стояли друг напротив друга в осеннем вечернем лесу. Темнело. Рядом шелестели облетающие с деревьев от ветра листья. Шуршали шины машин, проезжающих мимо, торопящихся куда-то по своим делам. Оба молчали. Полина зябко ежилась, краснела, но глаз не опускала. Максим, уверенно сверливший ее взглядом, вдруг снял с себя пиджак. Подошел, накинул на плечи. Приобнял. Она полуприжалась к нему. Все это происходило в том же молчаньи, но слова были не нужны. Слишком долго эти двое ждали встречи, слишком хорошо они понимали друг друга. Максим знал, что его письмо прочитано – и был уверен в правильности его отправления. Полина догадалась, что дневник почти выучен наизусть – но за эти неловкие строчки ей не было стыдно. Руки медленно скользнули друг к другу, жадно вцепились они – ладонь в ладонь. И услышали сзади полунасмешливый-полузавистливый голос «фея»:
- Куда прикажете, господа?
Оглянувшись, еще не зная, как ответить, Полина увидела в машине ликующую Маринку.
Поднявший глаза Максим кивнул головой и улыбнулся на одобрение в глазах АМчика. И тут же решил:
- В Санкт-Петербург.
- Ну что же, в Санкт-Петербург, так в Санкт-Петербург.
- Постойте, - неожиданно вмешалась Маринка, - а мне что прикажете делать?
- Предлагаю сесть с нами в джип, а к машине вызвать «Московский эвакуатор». Поверьте, ее починят мгновенно.
У Маринки, конечно, гордости тоже было до ушей – но и страх был: что она сейчас откажется от этого плана и в процессе «переосмысления» Полина опять все повернет на расставание. Хотя, не похоже, конечно, вон как она к Максу прижалась. А этот так и сверкает. И все же… И Маринка согласилась.
Все время, пока АМчик с Маринкой звонили эвакуаторам, мужу-жене-Макарову-старшему и кому-то там еще, Максим с Полиной сидели в джипе. Он прижимал ее к себе, изредка целовал в висок, гладил по волосам, а она наконец-то чувствовала себя оттаявшей. Живой. И это чувство было взаимным. Они почти не говорили, лишь изредка в воздухе повисали фразы о любви, прощении и «скучании». Оба уже поняли свои ошибки, но не хотели думать ни о них, ни о нелегком будущем. Да, было впереди еще много проблем, но они становились все менее важными, по сравнению с тем, что Максим с Полиной были вместе.
Наконец, двинулись назад. Было уже совсем темно. Полина пристроилась к Максу на плечо и заснула почти мгновенно. Впереди Александр Михайлович с Маринкой негромко обсуждали что-то. А Максим прижимал к себе свое рыжее счастье и не верил только что развернувшимся событиям. Наконец, задремал и он. А впереди, перед машиной, разворачивалась гладкая серебристая лента дороги, обещающая счастливый совместный путь…
PS Не волнуйтесь, смс-ку друзьям-кадетам о том, что «У нас все хорошо, скоро будем дома» Максим отправил, как только сели в машину.
Я почти исчезла, но я всех помню и благодарю)
|
