«В шоу-бизнесе друзей нет!» Актриса Мария Кожевникова — красавица блондинка Аллочка из сериала «Универ» (ТНТ) — выросла в семье знаменитого хоккеиста, двукратного олимпийского чемпиона Александра Кожевникова. «Многие думают, что у меня в жизни все и всегда на сливочном масле и в шоколаде. И только самые близкие знают, что за моим обычным «все отлично» на протяжении нескольких лет скрывалось «все плохо». Это было, когда от нас ушел папа», — рассказывает Маша.
—Неожиданно остро я почувствовала отсутствие отца в 12 лет. Вообще-то папу мы видели не cлишком часто — то он на сборах, то на соревнованиях. Мной и моим старшим братом Андреем занималась мама, но у меня всегда было ощущение защищенности, семьи, дома — для ребенка это необходимые вещи. А тут я впервые в жизни оказалась в больнице. Меня забрали прямо в день рождения с подозрением на аппендицит. До этого несколько дней врача мы не вызывали — ну не принято в нашем доме доверять докторам, как-то без них обходились. Но в этот раз я расклеилась капитально: дико болел живот, не прекращалась рвота, началось обезвоживание организма, я уже не могла вставать с постели, страшно похудела за эти дни. Короче говоря, я оказалась в Филатовской больнице. Диагноз не подтвердился, но врачи оставили меня на несколько дней — понаблюдать. А дальше произошла совершенно чудовищная вещь — в пять утра мне, спящей, вкололи наркоз и положили на операционный стол. Потом выяснилось, это практиканты что-то перепутали и прооперировали меня без всяких на то оснований, да еще плохо наложили шов — он потом долго не заживал. Я лежала одна, в отдельном боксе — тяжело отходила от наркоза, все болит, вокруг чужая, непривычная обстановка, тоскливая больничная атмосфера. Конечно, очень скучала по дому, по своим близким. Мама ездила ко мне каждый день, сидела до тех пор, пока ее не выгоняли нянечки. А папа смог приехать всего лишь раз, привез игрушку и больше не появлялся. Вот тогда, наверное, я почувствовала, что родители больше не вместе.
О том, что они расходятся, мне попыталась сказать мама. Говорила, что папы какое-то время не будет дома, что он поживет отдельно. Я видела, чего ей стоило держать себя в руках и не расплакаться. Не хотела ее тревожить лишними расспросами, хотя мне многое было непонятно в 12 лет. Мама не сказала про отца ни одного плохого слова. Но я сразу встала на ее сторону, а папу… не возненавидела, конечно, нет, просто очень сильно на него разозлилась за то, что он обидел мою любимую маму, сделал ей больно. Может, если бы он поговорил со мной, объяснил что-то, мое отношение к нему изменилось. Но папа не стал этого делать — он как будто исчез из нашей жизни, вскоре подписал контракт и уехал в Штаты на тренерскую работу. Года четыре мы с ним не общались. Я не подходила к телефону, когда он звонил, не поздравляла его с днем рождения. Папа не помогал нам — так решила мама. Она поднимала нас одна. Мама у меня — очень красивая женщина. Естественно, что за ней начали ухаживать мужчины. Но я не дала маме устроить свою жизнь — испугалась, что она, как и папа, тоже уйдет от меня. Если ей звонили по телефону, я или бросала трубку, или врала, что такие здесь не живут. Когда мама собиралась на свидание, буквально вцеплялась в нее, кидалась чуть ли не в ноги с криками: «Мамочка, пожалуйста, не уходи!» Вот такая была эгоистка. Сейчас понимаю, что мама свою жизнь целиком посвятила мне, брату. В 42 года практически начала все сначала, ведь она никогда не работала, занималась только детьми, домом. А тут ей пришлось устраиваться на работу, идти в школу преподавать русский язык для иностранных детишек. На самое необходимое денег хватало, но материально все равно было сложно. Я понимала, что уже не попрошу у мамы новые сапожки, туфельки, платье. Хотя в 14—15 лет, когда появляются первые симпатии, особенно хотелось красиво одеваться. Тем более что в моем окружении были дети очень обеспеченных родителей. Я не из тех, кто плачется в жилетку в надежде на сочувствие, поэтому никому из знакомых не рассказала о разводе родителей — продолжала делать вид, что у меня по-прежнему все в шоколаде. Когда мои подружки по художественной гимнастике спрашивали: «Маш, а почему твой папа не приходит на соревнования?» — я отвечала: «Он уехал». Или: «Он сейчас занят». Только самые близкие знали правду. К чести мамы, скажу, что все их общие с папой друзья ее поддерживали. Ее подруга Татьяна, которая уже много лет живет в Германии, приглашала нас к себе или организовывала поездки в Европу. А когда сама приезжала в Москву, то привозила мне вещи самых модных марок. Это делалось с такой любовью и тактом, что мы никогда не чувствовали себя «бедными родственниками». Для меня тогда очень близкими людьми стали Слава и Лада Фетисовы. Слава в каком-то смысле даже заменил мне отца в эти годы. Приезжая на лето в Москву, он всегда искренне интересовался, что у меня происходит в жизни, подолгу разговаривал… А Лада, по-моему, никогда не делала различий между мной и их дочкой Настей. Я любила бывать у них дома, частенько оставалась ночевать. Там всегда царит атмосфера такой взаимной любви, тепла и заботы, что просто отдыхаешь душой. Когда пару лет назад Слава отмечал свой юбилей, я подняла за него тост со словами: «Ты для меня — идеал мужчины. Хотела бы, чтобы мой будущий муж был похож на тебя!»
С папой мои отношения налаживались постепенно. Когда мне исполнилось 16 лет, он вернулся из Америки, мы встретились, поговорили… Я уже повзрослела, избавилась от детского максимализма. В конце концов, это мой папа, у него есть и минусы, и плюсы, но я все равно его люблю. Мне кажется, что в глубине души папа жалеет о происшедшем. Он так и не женился больше. Разрушить то, что было, легко, а создать новое непросто. Сейчас мы живем так, как будто ничего плохого не было, — ежедневно созваниваемся, часто видимся. Хотя, конечно, его длительное отсутствие не могло не отдалить нас. Я до сих пор чувствую: чего-то папа мне недодал в жизни. Наверное, поэтому подсознательно в мужчинах, которые за мной ухаживают, ищу некую отеческую защиту и заботу.
— Наверное, эти мужчины намного старше вас?
— Не обязательно. Знаете, в 14 лет у меня случился первый и очень красивый роман. Мы тогда с мамой и Татьяной, о которой я рассказывала, поехали отдыхать в Италию, в Сан-Ремо. Жили в каком-то шикарном закрытом отеле, там же остановилась семья испанских аристократов — у них было два сына. Старший, Виктор, в меня влюбился. Мама, которая, естественно, неустанно следила за мной, пропустила момент нашего знакомства. А было это так: мы расположились у бассейна, и она задремала. А когда через 10 минут проснулась, я уже сидела с Виктором и играла в карты. Татьяна со смехом маме говорит: «Если бы ты видела, как быстро она его окрутила!» Но это неправда. Виктор сам пригласил меня присоединиться к их компании. Он был всего на два года старше, но так невероятно красиво ухаживал, что я чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Мы вернулись в Москву, и в этот же день я получила корзину роскошных алых роз с запиской: «Самой красивой девочке, которую я когда-либо встречал в своей жизни». Мы стали переписываться, иногда созванивались. В конверте вместе с письмом я обычно находила засушенную розу из его сада или романтическое стихотворение. Наш детский, совершенно платонический роман длился несколько лет. Предварительно договорившись о совместном отдыхе, мы встречались летом в Италии, куда я сначала ездила вместе с мамой. Потом наши семьи перезнакомились, и я уже поехала на каникулы самостоятельно. Виктор с родителями каждый год жил в одном и том же отеле. Помню, однажды, когда все уже легли спать, я решила на полчасика выйти погулять. Так они там полицию вызвали, испугавшись, что я пропала. После этого в аптеку за зубной щеткой меня сопровождал охранник. Еще меня раздражала необходимость соблюдать все эти аристократические манеры: переодеваться к обеду, по четыре часа сидеть за столом, держать спину… В конце моих итальянских каникул у меня появилась навязчивая идея — вот приеду в Москву, разлягусь на своем диване и руками буду есть картошку со сметаной. (Смеется.) Ну а потом наши пути с Виктором разошлись. Эти отношения, по-моему, просто не могли иметь продолжения. Слишком разный у нас менталитет.
Вскоре я окончила школу, поступила в РАТИ. Когда училась на первом курсе, познакомилась с Ильей. Вот он действительно был на восемь лет меня старше. Занимался бизнесом, жил и работал в Челябинске, но часто приезжал в Москву, здесь у него своя квартира. До встречи со мной он ухаживал за Нелли, моей самой близкой подругой, — она нас и познакомила в общей компании. У Нелли на тот момент был молодой человек, очень ревнивый к тому же. Поэтому мы договорились так: если вдруг он приедет, то я скажу, что Илья — со мной. Вокруг меня всегда крутилось много ухажеров — одним меньше, одним больше… Но когда случайно я натолкнулась на взгляд Ильи, то в моей душе произошел маленький взрыв, незаметный для окружающих. Илья мне потом говорил, что ему сразу стало понятно — мы будем вместе. А со мной-то такое случилось впервые, поэтому я не очень соображала, что происходит. Помню, как мы с Нелли пошли в туалетную комнату и она спросила: «Ну и как он тебе?» Я сказала: «Знаешь, по-моему, замечательный молодой человек!» Но признаваться себе в том, что влюбилась в Илью, не хотела. Если бы между ним и Нелли существовали более близкие отношения, наверное, наступила бы себе на горло и никогда даже не взглянула бы в его сторону. Да я и так ничего не делала, чтобы завоевать Илью. Мы продолжали общаться втроем, ходили в кино, в кафе. Как-то Илья подвез меня домой — так он узнал, где я живу. В другой раз, чтобы забрать на какое-то мероприятие, прислал за мной машину с водителем, и ему понадобился номер моего телефона. Но все эти невинные пионерские отношения не могли продолжаться вечно. Вскоре между нами произошло объяснение, мы стали встречаться, сначала тайком ото всех. Самым трудным для меня было во всем признаться Нелли. И вот в какой-то момент я собралась с духом и начала мямлить: «Так получилось, у нас с Ильей… Мы, в общем…» Спасибо Нелли, она быстро прекратила мои мучения: «Ладно, Маша. Не надо мне ничего объяснять. Я все понимаю».
Я переехала к Илье и почувствовала себя почти замужней женщиной. (Смеется.) Точнее сказать, я играла во взрослую жизнь и получала от этого удовольствие. У меня был дом, в котором я наводила красоту и уют. Была кухня, где я накрывала на стол и кормила Илью вкусными ужинами. Вот только… готовить не умела совсем. Долгое время моя мама дома варила борщи, делала котлеты-винегреты, я приезжала, со всем этим провиантом загружалась в машину и ехала к любимому. Мама у меня очень вкусно готовит, Илья до сих пор вспоминает ее кулинарные изыски. Но в какой-то момент ему надоел этот цирк с кастрюльками, возимыми через пол-Москвы. Однажды он положил передо мной кулинарную книгу и сказал: «Значит, так. Я ухожу, а тебя запираю дома. Пока не сваришь мне полноценный обед из трех блюд, никуда не пойдешь». Наверное, только так и можно было меня воспитывать. Вообще наше совместное существование можно назвать «укрощение строптивой». Во мне совершенно нет гибкости, уступчивости, женской хитрости. Илья меня немного приструнил, пообтесал. (Смеется.) Но первое время я не хотела мириться с подобным отношением к себе. Поэтому мы часто ссорились, а так как тихо выяснять отношения не умели, то устраивали настоящую корриду. Консьержки, соседи по дому наблюдали за нашей бурной жизнью с тем же интересом, что и за героями «Санта-Барбары»: днем встретят Илью с роскошным букетом, меня, счастливую, с кастрюльками от мамы — ну полная идиллия. А всего через несколько часов я с чемоданом выскакиваю на улицу. Мама, та быстро привыкла к моим внезапным возвращениям домой. Поругаться «навсегда» мы с Ильей могли по любому поводу и, как правило, делали это ближе к ночи. Например, помню, он купил в Челябинске квартиру, в которой мы должны были жить вместе. Илья рассказывает мне о том, какой ремонт там начинается. Меня что-то не устраивает — планировка комнат, стиль обстановки. Я возражаю. Но Илью мои аргументы не впечатляют, в конце концов, он — мужчина, поступит, как считает нужным. Как говорится, слово за слово, я взрываюсь: «Ах так! Тогда я ухожу!» Собираю чемодан и, не глядя на Илью, хлопаю дверью. Он меня даже не пытается остановить, знает, что в момент, когда я пылаю от обиды и гнева, все бесполезно. Тем более что Илья тоже человек эмоциональный. Потом, остыв, присылал мне смешные эсэмэски, звонил, и я возвращалась обратно. Мирились мы так же взахлеб, как и ссорились. Кстати, с тех пор чемодан собираю за считаные минуты. Впрочем, и разбираю тоже. Однажды мы чуть было не разругались 31 декабря. В этот день я снималась в какой-то массовке, поэтому попросила Илью: «Купи, пожалуйста, елку». — «Хорошо». Вечером я успела заехать домой к маме за елочными игрушками — даже из одежды себе ничего не взяла, потому что она не поместилась. По дороге купила свечи, гирлянды, уже представляла себе, как наряжу елку, как украшу квартиру, как здорово мы с Ильей встретим праздник… Приезжаю, а елки нет. Он забыл о моей просьбе. Я расстроилась — все плохо, Новый год не Новый год, вообще жизнь не удалась. По-моему, Илья тогда даже испугался. Стал говорить: «Сейчас что-нибудь придумаю…» А что можно придумать, если уже одиннадцать вечера. Мы ничего не успеваем. Но Илья — творческий человек, из алюминиевых вешалок, на которые вешают одежду в химчистке, он смастерил нечто, отдаленно напоминающее елку. (Смеется.) А когда мы «это» украсили игрушками и гирляндами, то получилось очень даже здорово! Конечно, таких счастливых дней в нашей жизни было много. Я благодарна Илье за то, что он очень трогательно заботился обо мне во время моей учебы в РАТИ. Был такой тяжелый период с колоссальными нагрузками, когда я с утра до вечера пропадала в институте. Приезжала домой и, вконец обессиленная, буквально по стенке сползала на пол: «Все, больше не могу». Илья снимал с меня сапоги, куртку, как маленькую, брал на руки, умывал, укладывал в постель.
Меня очень полюбили его родители — с ними я познакомилась в Челябинске, куда периодически летала, если Илья находился там по своим делам. Они, наверное, видели, что, несмотря на взбалмошный характер, я искренне люблю их сына. Поэтому во всех наших ссорах всегда были на моей стороне. Говорили: «Илья, Маша очень хорошая девочка, а ты не прав. Извинись перед ней». Наверное, им хотелось, чтобы мы поженились. Да что говорить, с Ильей я впервые в жизни испытала ощущение абсолютного, невероятного счастья. Просыпалась по утрам, и это чувство волной накрывало меня. Но наши ссоры становились все более продолжительными, и мы уже не так радостно шли на примирение. Как-то после очередного конфликта я снова собрала чемодан и ушла. Илья, как всегда, позвонил — я не взяла трубку, написал эсэмэску — не ответила на нее. Мы не общались и не встречались полгода. Вокруг меня опять закрутился хоровод из поклонников. Наверное, Илья в это время тоже общался с другими девушками. Но однажды мне позвонила приятельница: «Знаешь, я встретила Илью. Он сказал мне, что ты для него по-прежнему единственная женщина, которую он любил и любит до сих пор. Другой такой найти не может». Услышать это было приятно, но сердце у меня не екнуло... И все же мы сделали попытку начать нашу историю сначала. На несколько дней я поехала отдохнуть в Монте-Карло. Совершенно случайно там же оказался Илья. Может, Господь тогда специально свел нас вместе. Илья позвонил мне и сказал, что ему нужно со мной поговорить. Когда мы встретились, он встал передо мной на колени и произнес: «Маша, я тебя люблю. Не могу без тебя, не получается». Я видела, что он искренен в своих чувствах, да и сама очень соскучилась по нему. Месяца два мы не расставались, у нас были просто идеальные отношения, но потом опять поругались, и уже навсегда. Говорят, любящие люди должны смотреть в одном направлении. Так вот мы с Ильей сначала с обожанием смотрели друг на друга, а потом, когда любовь и страсть стали слабеть, уставились в противоположные стороны. Мы расстались, но Илья по-прежнему родной для меня человек, мы общаемся как друзья.
— Скажите, а в профессии вас тоже «укрощали»?
— Пытались, но ничего не получилось. После школы я прошла кастинг в группу «Любовные истории» — новый проект Валерия Белоцерковского (В. Белоцерковский — первый продюсер Алсу. — Прим. ред.). Конкурс был огромный — человек 500 на место, наверное, а может, и больше. Я успешно преодолела один тур за другим. И то, что в конце концов утвердили мою кандидатуру, мне очень польстило — ведь я никогда не занималась музыкой, не училась петь.
С первых же репетиций я начала задавать Белоцерковскому какие-то вопросы, пыталась втянуть его в обсуждение музыки или слов, что-то меня не устраивало по творческой части. Прошло всего несколько дней, и вот как-то после очередной репетиции мы сидели за столом в офисе у Белоцерковского. Поговорили, попили чаю. После чего Валерий Александрович с улыбкой мне предложил: «Маш, сходи помой чашки». Повисла пауза, я поняла, что таким образом мне не просто указывают мое место, а еще и пытаются унизить. «Знаете, в моем пятилетнем контракте ни слова не сказано, что должна мыть посуду, — с такой же милой улыбкой ответила я. — Если хотите, можем помыть ее вместе». Очевидно, это и стало последней каплей, переполнившей чашу терпения продюсера. Меня вызвали на следующий день и сказали: «Маша, мы расторгаем с тобой контракт. Ты нам не подходишь». Ну я развернулась и ушла. На улице разревелась, конечно. У меня ведь было все, о чем мечтала, я чувствовала себя абсолютной победительницей на белом коне, и вдруг в одночасье мир рухнул. Первое время я надеялась, что все еще может измениться. Девчонки за меня вступятся, ведь мы же так сдружились, были одной командой. Потом я ждала, что они мне хотя бы позвонят, поддержат, утешат. Ни одна не позвонила. В тот момент я поняла, что в шоу-бизнесе друзей быть не может.
— Маш, а почему вы спорили с продюсером? Лучше его знали, что надо делать? И что за проблема — помыть чашки?
— Чашки — это предлог, повод. Меня все равно бы уволили. Сейчас-то я понимаю, что была сильным раздражителем. К тому же своим свободолюбием разлагала всю группу. Для любого продюсера нужен коллектив мягкий, податливый, как пластилин. А я как бомба замедленного действия — когда-нибудь обязательно рванет. Да и характер у меня не сахар, я очень своенравная и решительная. Я тогда много думала, может, действительно во мне что-то не так. Мама говорила: «Почему у тебя все не как у людей? Другие девочки не препирались с продюсером, не показывали характер. Никого же, кроме тебя, не выгнали из группы…» Эта история долго не давала мне покоя. Но я считаю, что все в моей жизни происходит правильно, Боженька меня любит. Просто не всегда это понимаешь сразу. Тогда, сидя в обшарпанной аудитории РАТИ, куда я поступила практически сразу после провала в шоу-бизнесе, локти себе кусала: «Что со мной будет дальше — неизвестно, а девочки уже, наверное, в концертах выступают». Но группы практически не видно, а я иду себе к намеченной цели. Хотя с моим поступлением в РАТИ тоже была история. До сих пор удивляюсь, как Валерий Гаркалин, мой педагог, на приемных экзаменах разглядел во мне что-то путное. Я на бегу выучила стихотворение, басню, прозу и предстала перед комиссией. Помню, читаю монолог из романа Набокова «Лолита»: «О, Лолита, огонь моих чресл, предмет моих мечтаний…» Закатываю глаза, обливаюсь слезами, в общем, выдаю все, на что способна. Закончила и жду, что мне скажут: «Вы гениальны!» Но все молчат и на меня смотрят. А Гаркалин спрашивает: «Вы себя внутри ощущаете мужчиной?» Я так опешила, что даже не поняла, о чем это он, собственно. «Вы же прочитали монолог от лица мужчины», — поясняет Валерий Борисович. А я даже не разобралась в том, что выучила. (Смеется.) Но думаю, что как раз этим и заинтересовала приемную комиссию, потому что таких абитуриенток больше не было. Короче говоря, меня пропустили на следующий тур, порекомендовав подготовить что-то более подходящее. Я прошла все отборочные испытания, стала усиленно готовиться к общеобразовательным экзаменам. Накануне звоню девочке, с которой мы вместе сдавали творческий конкурс, подружились и обменялись телефонами. «Ну что? Завтра у нас литература?» — спрашиваю. И слышу в ответ: «А мы ее уже сегодня сдали». У меня прямо земля из-под ног ушла: «Как — сдали?» Пришлось маме срочно добывать какую-то липовую медицинскую справку, что Кожевникова болела и не могла прийти на экзамен. Учиться мне очень нравилось. В конце второго курса я уже начала потихонечку сниматься. Сначала в массовке, потом стала получать небольшие роли. Когда через полтора года меня утвердили в сериал «Волчица», я перевелась на заочное отделение — график съемок был сложный. Зато на площадке я училась у замечательных актеров — у Виктора Вержбицкого, у Владимира Стеклова…
— Артисткой решили стать, потому что не вышло с певческой карьерой?
— Нет, я ведь поступила на эстрадный факультет и изначально хотела учиться именно там. В принципе наш факультет мало чем отличается от актерского, но вокал нам преподавали хорошо. Я давно решила, что обязательно буду знаменитой артисткой или певицей. Когда в детстве про меня говорили: «Вот дочка знаменитого хоккеиста Александра Кожевникова», я думала, что когда-нибудь, через много лет, про папу скажут: «Это отец Марии Кожевниковой». В принципе так уже и происходит. (Смеется.) Я помню, что в детстве чувствовала себя настоящей принцессой из сказки. И не только потому, что до семи лет мы с родителями и братом жили за границей, где папа работал по контрактам, и у меня были игрушки, о которых дети в Советском Союзе даже не мечтали. Меня воспитывали в абсолютной любви. Всегда внушали, что я — самая красивая, самая талантливая, самая лучшая девочка на свете. Если в четыре года рисовала невероятные каракули, то все взрослые немедленно приходили в полный восторг: «Какие замечательные рисунки!» Наверное, поэтому выросла совершенно уверенной в себе. Я всегда могла за себя постоять. Мама любит рассказывать, что в первый класс я ходила три раза — сначала в Англии, потом в Швейцарии, потом, наконец, в Москве. В Швейцарии пошла в обычную немецкую школу, а по-немецки не знала ни одного слова. С одной стороны, я, маленькая девочка в чужой стране, в новом коллективе, испытывала колоссальный стресс. А с другой — все равно вела себя как королевна, по-другому просто не умею. (Смеется.) Думаете, кому-то это понравится? В общем, меня стали изводить мои одноклассники — передразнивали, задирали, если я выходила из класса, то устраивали беспорядок на моей парте. Причем делали все это под руководством одной заводилы, которую я легко вычислила: «Ага, вот кто мой враг и соперник!» Наш конфликт с этой девочкой несколько раз перерастал в хорошие драки, в которых я без труда одерживала победу — у меня ведь была закалка, поскольку росла я вместе со старшим братом. Маму периодически вызывали в школу для бесед, но я не помню, чтобы меня ругали за эти драки. Родители всегда были во мне уверены — если я кому-то врезала, значит, за дело. В шесть лет мама отдала меня в секцию художественной гимнастики. В Швейцарии, в городке, где мы жили, не было спортивной школы. Поэтому мама на машине возила меня в соседний город — полтора часа туда, несколько часов тренировки, потом неблизкий путь обратно. Летом, когда родители приехали домой в отпуск, большую часть времени я провела в подмосковной Черноголовке, в спортивном лагере. Жила вместе с другими девочками в каком-то бараке, где в два яруса стояли жутковатые солдатские койки, ну и тренировалась по пять часов в день. Это были те самые голодные 90-е годы, когда в магазинах, кроме пустых прилавков, вообще ничего не наблюдалось. И тренеры говорили маме: «Послушайте, езжайте вы в свою Швейцарию. Пусть ребенок там ест натуральные продукты, пьет чистую воду, дышит свежим воздухом». Я благодарна маме за то, что через мои «не могу, не хочу, не буду» она все же заставляла меня заниматься спортом. Но больших результатов я не добилась — дело даже не в моем желании, у меня просто нет данных для художественной гимнастики, мой предел — мастер спорта в 16 лет. Так что единственный знаменитый спортсмен в нашей семье — это мой папа.
— Не боитесь, что теперь для многих так и останетесь обаятельной глупышкой Аллочкой из сериала «Универ»?
— Я ничего не боюсь. В конце концов, если я — хорошая актриса, то докажу, что это всего лишь роль. Меня беспокоит другое — я просыпаюсь с мыслью о работе и засыпаю с желанием поскорее вновь оказаться на съемочной площадке. Мне интересно делать карьеру, добиваться успеха, при этом хочется, чтобы дома ждал любимый мужчина с приготовленным ужином. Но ведь это же неправильно, не по-женски. И я стараюсь себя останавливать: «Маша, ты такая красивая, мягкая, ты должна быть другой». (Смеется.)
Остальные фото можно посмотреть здесь
Клип с ее участием. Автор клипа небезызвестный в узких кругах Кузя. Нашему форуму он был известен тем, что в одной из тем интеллектуальные способности Головина праХтически прировняли к способностям этого Кузи. 
У меня тогда случился шок 
. Потому как Санька у нас the best 
, а его сравнили с эти персонажем 
) 
это моя реакция, в статье этого нет 
