Запыхавшиеся и разгоряченные после зарядки, суворовцы веселой толпой вошли в умывалку. Как обычно, после зарядки у всех было отличное настроение.
— Фу-уф, парни, — выдохнул Трофимов, с наслаждением окатываясь водой. — Ну мы сегодня и вломили!
— Ага, джейраны отдыхают, — поддакнул Макаров.
— Не знаю, как джейраны, а одного сайгака сегодня явно подстрелили! — Трофимов с усмешкой кивнул на Степу.
Тот страдальчески поморщился, щупая себе голень:
— Не знаю, мужики... Я, по-моему, себе ногу растянул!
— Не похоже, Печка, — покачал головой Максим, — если бы ты ее растянул, она была бы у тебя длиннее другой!
Все захохотали. Даже преисполненный жалости к себе Степа улыбнулся через силу.
— Мужики, а кто-нибудь в курсе, чего это сегодня Кантемиров зарядку профилонил? — осведомился Сухомлин, растираясь полотенцем.
— А вам не по фигу? — рассудительно спросил Степа. — По мне так пусть хоть каждый день прогуливает...
В дверях умывалки появился майор Василюк. По его лицу кадеты сразу поняли: случилось что-то серьезное.
— Живее умываемся! Так, Макаров, держи... — Он протянул Максиму тяжелую связку ключей. — Откроешь каптерку и раздашь
всем рукавицы. Через пять минут строимся на уборку территории.
Он направился к выходу. Максим растерянно взглянул на однокашников.
— Товарищ майор...
— Что? — обернулся Василюк хмуро.
— А... почему я?
— А почему не ты?
— Так, а что... прапорщика Кантемирова сегодня не будет?
— Сегодня — нет... — Майор тяжело вздохнул. — И завтра тоже. Прапорщик Кантемиров... в больнице.
Суворовцы застыли в шоке.
— А что с ним? — хриплым от волнения голосом спросил Максим наконец.
--- Пока не знаю, — хмуро ответил майор. — Подозрение на сотрясение мозга. ...Территорию убирали без обычных шуточек и взаимных подколов. У всех было тяжело на душе. В сторонке молча прохаживался насупленный Василюк.
— Товарищ майор, разрешите обратиться? — подошел к нему Сырников.
— Чего тебе? — не сразу отозвался офицер.
— Скажите, а... что случилось с прапорщиком Кантемировым?
— Так, Сырников... тебе что, заняться нечем?.. — Майор взглянул на часы. — Пятнадцать минут осталось. Активнее, активнее!
К Сырникову присоединились остальные кадеты.
— Товарищ майор, ну а все-таки?
Василюк обвел всех тяжелым взглядом, вздохнул:
— Значит, так... Никаких подробностей я не знаю. Что там произошло и как... Поэтому толком ничего вам сказать не могу.
— Просто если у него сотрясение, — упавшим голосом высказался Перепечко, — значит, он это... головой где-то ударился?
— Не сотрясение, Перепечко, а подозрение на сотрясение. Улавливаешь разницу?
Степа кивнул.
— Товарищ майор, так он сам ударился или его ударили? — уточнил Макаров.
Повисла длинная пауза. Майор снова вздохнул:
— Значит, так, Шерлоки Холмсы... Все, что вам надо знать, я уже сказал! Все, вперед!
Суворовцы стояли молча, не двигаясь.
— Так, я не понял, — окончательно нахмурился Василюк. — Это что, бунт?
— Товарищ майор, пожалуйста, — серьезно попросил Макаров. — Скажите нам, кто это сделал?
— Откуда я знаю?! — раздраженно дернул плечом Василюк. — Отморозки какие-то... Шпана. В милиции разберутся.
— Скажите, а их хоть поймали? — спросил Сырников.
— Значит, так! — Василюк повысил голос. — У нас сейчас что — уборка территории или вольный треп?! Кру-гом! На работу шагом марш!
Суворовцы не спеша разошлись по работам.
— Да ну, бред какой-то, — рассуждал Трофимов, примериваясь к лопате. — Кантемиров бы любого отморозка с полоборота вырубил бы...
— Ну это смотря сколько их там было... — понуро отозвался Сухомлин.
-- Трофимов, Сухомлин! Отставить! — нагнал их голос майора. — Я сказал, закрыли тему!
В комнате досуга Трофимов резко выделялся среди окружающих кадетов — только он что-то сосредоточенно строчил в тетради. Су-хомлин, подсев к нему, хлопнул его по плечу:
— Сильно занят, Трофим?
— Угу, — буркнул тот, не отрываясь.
— С химией бодаешься? — Илья заглянул в тетрадь друга.
— Ага.
— На шестой задаче застрял?
— Слушай, уйди, а, — сквозь зубы попросил Саша.
— А я завалил. Перекатать не желаешь?.. Не, ну серьезно, Трофим, чего ты паришься?.. Я уже решил...
Трофимов искоса взглянул на Илью и хмыкнул:
— Знаю я, как ты решаешь.
— Да нормально решил... Я с пацанами сверялся, все правильно.
— С какими ты пацанами сверялся? — скептически фыркнул Саша. — С Печкой, что ли?
— Почему сразу с Печкой?.. С Вавиловым. Или тебе уже и Вавилов не авторитет?
Трофимов призадумался, потом решительно тряхнул головой:
— С Вавиловым — это ладно. Тащи...
— Щас. Только... у меня тут к тебе дело одно.
-- Какое? — насторожился Трофимов.
— На сто рублей. У Ольки моей скоро день ангела.
— Чего день? — напрягся Саша.
— Ангела.
— Это чё за фигня?
— Ангел? Это белый такой, с крылышками, летает еще... — Илья досадливо постучал пальцами по лбу. — Блин, Трофим, ты что, про день ангела не знаешь?.. В календарях же пишут: «Сегодня именины у Андрея, Василия, Петра, Трофима...»
— Ну допустим. И что?
— Ничего. Просто я Ольке хочу по такому случаю стишок наваять...
— А-а, — улыбнулся Саша, — тогда понятно. С бартером пожаловал! Химия в обмен на поэзию, да?
— Трофим, — умоляюще произнес Сухомлин, — честное слово, я б тебе и так... Просто совпало, понимаешь?.. Сань, ну серьезно. Выручи, а?.. Тебе же это раз плюнуть...
— Даже не знаю, — наигранно вздохнул Трофимов. — Кстати, а ты геометрию сделал, а?
— Ты еще долго? — Максим в майке, с форменной рубашкой в руках, подошел к Соболеву, который сосредоточенно водил утюгом по форме. Кирилл не отозвался, словно не слышал.
-- Я говорю, ты долго еще?
— Макар, я закончил, — окликнул Синицын. — Держи.
Максим, поблагодарив, взял утюг и пристроился к гладильной доске. В бытовке было жарко, утюги шипели и фыркали.
— Что, Кирюха, голосовые связки атрофировались? — негромко сказал Макаров, исподлобья наблюдая за Соболевым. Тот продолжал молчать. — Странно... Когда не надо, они у тебя работают по полной программе.
— Чего надо? — обернулся Кирилл зло.
— Ты Рите растрепал насчет Полины? — негромко сказал Максим.
— Какой еще Полины? — непонимающе пожал плечами Соболев.
— А то ты не знаешь.
Кирилл молча примерился утюгом к рукаву рубашки.
— Ну а если даже я, то что? — произнес он после большой паузы.
— Ничего!.. Какого ты туда вообще лезешь? Или тебе легче стало?
— Это я лезу?! — поразился Соболев, отставляя утюг. — Это кто еще куда лезет, а?!
Максим тоже неторопливо поставил свой утюг на доску.
— Соболь, мое прошлое — это МОЕ прошлое. И тебя оно не касается, понял?
-- Зато тебя все сильно касается, — нервно проговорил Кирилл. — Хочу — с училкой гуляю, хочу — чужую чувиху отобью...
— Да что ты знаешь про училку? — нервно повысил голос Макаров.
— Все знаю! — почти выкрикнул Соболев.
Максим, с трудом сдерживаясь, сжал и тут же разжал кулаки.
— Послушай, Кирилл... — Его голос был сочувственным и почти добрым. — Ты можешь хотя бы на секунду выключить свою тупую ревность и послушать меня?
— Да пошел ты! — бросил Соболев, забирая свежевыглаженную рубашку.
— Нет, послушай!.. — Максим остановил его. — Если бы я хоть одним глазом видел, что Рита к тебе по-прежнему неравнодушна — я фиг бы хоть шаг сделал в ее сторону, ясно тебе?! Ну, что ты смотришь на меня, как собака на ливерку?!!
Соболев сузил мутные от ненависти глаза.
— Сам собака, — хрипло процедил он.
— В себе разберись, придурок... — устало сказал Максим, снова берясь за утюг.
— Открыто! — крикнул Василюк на стук в дверь канцелярии. Вошла Марианна.
— Пал Палыч, можно к вам?
— О, Марианна Владимировна... — Василюк поспешно поднялся, вышел из-за стола и взял стул. — Заходите, конечно. Присаживайтесь... Может, чайку?
Ну-у... я вообще-то на пару минут...
— Вот и отлично, — кивнул майор с улыбкой. — Чай закипает полминуты. Еще полминуты заваривается... Как раз успеем!
Он нажал на кнопку электрического чайника, уселся за стол.
— Ну, рассказывайте, как он там?..
— В общем... — Марианна помолчала, собираясь с мыслями, вздохнула. — По большому счету, у него все нормально. Сотрясения нет...
— Фу-ух... — облегченно выдохнул майор. — Слава богу!
— В больнице лежать не хочет, с врачами ругается... — с улыбкой продолжила Марианна.
— С врачами ругается? Ну, значит, действительно все в порядке.
Майор налил Марианне чаю.
— Скажите, а что-нибудь по поводу этих... ну, тех, кто нападал, прояснилось?
— Да вроде как ищут... — Марианна осторожно попробовала чай. — Ой, горячий... Только где там найдешь... Карманы вывернули и деру!
— А у него с собой много было? — поинтересовался Василюк.
— Да откуда там много? — вздохнула Марианна. — В кошельке рублей двести...
-- Вот сволочи! — ожесточенно произнес майор. — За двести рублей готовы человека ухандохать!
— Хотя, я думаю, они рассчитывали взять больше. Он ведь как раз из банка шел.
— Думаете, они за ним следили?
— Милиция так думает. Нападавшие ведь не знали, что он просто кредит оформлял.
— Ну да, — кивнул Василюк, — оформил хоть?
— Да, деньги перевели... Но они-то могли думать, что он там... ну, или валюту менял, или с карточки снимал.
— Ну да, — иронично кивнул офицер, — прапорщик — это именно тот человек, кото-рый каждый день валюту меняет и карточки обналичивает.
Марианна со вздохом пригубила чай. И вдруг спохватилась:
— Кстати, Пал Палыч, чуть не забыла... Вам Ваня просил передать. — Она вынула из кармана связку ключей. — Это от какого-то там шкафчика. Он сказал, что вы знаете.
— Елки-палки! — с усмешкой цокнул языком майор, принимая ключи. — А я вчера всю каптерку перерыл! Чуть ли не с миноискателем... А он, оказывается, с собой их таскает.
— Пал Палыч, а там что-то важное, да?
— Ну как? Просто у нас там заварка, чайник, кружки...
Марианна растерянно посмотрела на свою чашку, потом на сахарницу.
— Ага, — кивнул майор. — Пришлось взломать.
...— Ну что, все сделали химию? — Василюк обвел класс самоподготовки недовольным взглядом. — А время, между прочим, уже вышло... Перепечко!
— Я сделал, — солидно отозвался Степа.
— Смотри, Перепечко, чтобы завтра она тебя не сделала! Иначе в субботу в увольнение химия пойдет, а не ты!
Суворовцы засмеялись. Степа обиженно почесал в затылке.
— Ладно, архаровцы... — Василюк взглянул на часы. — Все, свободное время!
Взвод зашумел, начал собирать учебники и тетради. К столу майора подошли Макаров, Сухомлин, Трофимов, Синицын и Перепечко.
— Товарищ майор... — произнес Максим.
— Да, — отозвался Василюк, не глядя на кадетов. Он собирал тетради и журнал со стола.
— А разрешите нам в город сходить...
— К-хм... — опешив от такой наглости, кашлянул майор. — Куда? Это что еще за вече такое, а?!. Какой еще город? Вы хоть помните, какой сегодня день недели?!
— Среда, — кивнул Макаров. — Мы просто хотим в больницу сходить к прапорщику Кантемирову.
— Зачем? — сухо спросил майор.
— Ну, проведать его. Узнать, как он там...
— Он там в порядке. Все, узнали?
-- Ну, товарищ майор... — подал голос Синицын.
— Отставить! — резко перебил Василюк.
— Вы нам всего на час увольнение дайте, — попросил Сухомлин.
— Кому — нам? Я что, среди недели целый взвод в увольнение отпущу?
— Не целый. — Сухомлин показал на друзей. — Только нас.
— Я еще раз спрашиваю — зачем? — Василюк наконец-то собрал тетради в ровную стопку и раздраженно хлопнул ею по столу.
— Ну... Прапорщику Кантемирову будет приятно, — пропыхтел Степа.
— Перепечко! Ему будет приятно, если ты исправишь свою двойку по химии!.. А если я отпущу тебя в увольнение с «хвостами» — ему будет крайне неприятно, поверь мне!
— Ну, товарищ майор... — вступил Трофимов. — Ему же там, наверное, скучно...
— Я смотрю, это вам скучно! Ну-ка, кру-гом! В расположение — шагом марш!..
— А ведь они правы, товарищ майор, — неожиданно раздался от дверей знакомый голос. — Там от скуки хоть чертиков из капельницы плети...
Василюк и кадеты ошеломленно смотрели на стоящего в дверях Кантемирова. На голове у него была повязка.
— Адамыч, ты? — выдавил ошарашенный Василюк.
-- Нет, клонировали, — с трудом улыбнулся прапорщик.
— Т-тебя что, выписали? — заикнулся от волнения майор.
— Хм... — смущенно хмыкнул прапорщик, касаясь повязки. — Ну, как выписали?.. Скорее сам, так сказать, выписался! — Он с улыбкой обвел всех взглядом. — Ну что, может, поздороваемся или как?
— Значит, их трое было, да? — негромко спросил Василюк. Они с Кантемировым сидели в канцелярии.
— Ну да... Двое спереди — один сзади. Классическая схема... Закурить, копеек, семечек...
— Понятно, — кивнул майор. Прапорщик вздохнул:
— Вообще-то, Палыч, я сам виноват.
— В смысле? — непонимающе взглянул на него Василюк.
— Да я спинным мозгом чувствовал, что где-то третий сзади должен быть...
— И что?
— И ничего. Как только почувствовал, так сразу и прилетело.
— Понятно, — снова кивнул майор. — То есть ты его спинным мозгом почувствовал, а он тебя — по головному.
— Ну, примерно так, — усмехнулся прапорщик, трогая затылок под повязкой.
В канцелярию заглянул Сырников.
— Товарищ прапорщик... — начал было он, но, увидев старшего по званию, повернулся к нему: — Товарищ майор, разрешите обратиться к прапорщику Кантемирову?
Василюк кивнул: мол, обращайся.
— Мы сейчас на уборку территории идем, разрешите инструмент взять?
— Бери, — махнул рукой Кантемиров.
Сырников начал сгребать в кучу лопаты для уборки снега. Василюк и Кантемиров рассеянно наблюдали за ним.
— Слушай, Адамыч, а ты их хоть запомнил? Узнаешь, если что? — спросил майор.
Сырников вздрогнул. Лопата громко звякнула о другую.
— Да где ты их узнаешь? — поморщился прапорщик. — Во-первых, темно было, а во-вторых, они ж все в гражданке... А в гражданке для меня все на одно лицо!
— А возраст-то какой?
— Да какой возраст? Подростки... Высокие. Ну, вот такие же. — Кантемиров показал на Сырникова.
— Ты долго будешь копаться? — строго спросил майор у кадета.
Тот, молча козырнув, удалился.
— А что милиция говорит? — поинтересовался Василюк.
-- Когда они что говорят? — хмыкнул прапорщик. — Они ж в основном пишут...
— Ты про кредит кому-нибудь говорил?
— А при чем тут кредит? — насупился Кантемиров.
— Ну, может, эти придурки думали, что тебе его наличкой выдадут.
— Не знаю... — Кантемиров пожал плечами. — Никому вроде не говорил... Только жене и тебе.
Василюк хмыкнул:
— Адамыч, я надеюсь, ты не думаешь, что я...
— Ой, Палыч... — Прапорщик снова взялся за затылок. — Я тебя умоляю! Я сейчас вообще думать не могу, башка трещит.
— Слушай, а ты чего вообще из больницы слинял? Подлечился бы...
— Подлечился? А ты там давно лежал?
— Спасибо, — поежился майор, — Бог миловал.
— Вот пусть и дальше милует, — кивнул прапорщик. — Там же дурдом! Один селедку жрет с утра до вечера... Вонь такая — хоть святых выноси. Второй весь день Сердючку слушает. Вот я и ушел от греха подальше...
— В смысле?
Кантемиров вздохнул:
— Палыч, а ты хочешь, чтобы меня за двойное убийство посадили, да?
...Шел урок химии.
— Сегодня мы рассмотрим такой важный класс органических соединений, как жиры... — звучало от доски.
— Печка, раздевайся, — шепнул Макаров Степе.
— Чего это?
— Тебе же сказали — жиры рассматривать будем.
Услышавший шутку Сухомлин покатился со смеху. Химик у доски нахмурился:
— Сухомлин!
— Я! — вскочил Илья.
— Я что-то смешное сказал?.. Молчите?.. Ну, поздравляю, вы заработали право перво-го ответа на следующем уроке. Садитесь... Итак, продолжим. — Химик снова собрался с мыслями. — Наряду с углеводами и белками жиры — один из главных компонентов клеток животных, растений и микроорганизмов. Строение жиров отвечает общей формуле... — Он застучал мелом по доске. — Вот такая вот формула, где Эр-штрих, Эр-два штриха и Эр-три штриха — радикалы жирных кислот.
...Трофимов, часто задумываясь, что-то пи¬сал на тетрадном листке. Потом запнулся и пихнул локтем Сухомлина:
— Слышь, Сухой! А у тебя с Олькой что-нибудь было вообще?
Нормальный вопросик, — хмыкнул Илья. — Тебе зачем?
— Блин, ну я кому стих-то ваяю, а? — рассердился Саша. — Как к ней обращаться? Оля или Оленька...
— Ну, пиши «Оля», — подумав, сообщил Сухомлин.
— У-у-у, — протянул Трофимов, — а чё так слабенько?
— Ты пиши давай, — проворчал Илья.
Химик медленно двинулся вдоль рядов парт.
— Жиры нерастворимы в воде, зато хорошо растворимы в органических растворителях.Исключение составляет спирт... — Он остановился рядом с мучительно ищущим рифму Трофимовым и несколько секунд наблюдал за ним. — Трофимов...
Илья аккуратно пнул Сашу локтем в бок. Тот, очухавшись, вскочил.
— Вы что там, заснули?
— Никак нет, — бодро откликнулся Трофимов, — я просто это... — Он попытался незаметно накрыть тетрадью листок со стихами.
— Что «это»? Ну-ка продемонстрируйте, что там у вас?
-- Где?
— Под тетрадкой... Разрешите полюбопытствовать?
Трофимов молча протянул исписанный листок. Химик, хмыкнув, прочел.
— М-м-да... да тут целая любовная поэма. Но, к сожалению, не о химии. Мы вообще-то жиры проходим, а вы все о девушках думаете... Или для вас это одно и то же?
— А он всегда о них думает, — заявил Макаров.
Класс захихикал. Химик сложил листок пополам.
— С вашего позволения я оставлю это у себя. Заберете потом, у полковника Ноздрева... Садитесь.
Красный от досады Трофимов плюхнулся за парту.
Полковник Ноздрев, хмуря брови, громко читал с листа:
Я твой слуга навеки, Оля!
В морозном, лютом январе
Я принесу букет магнолий
И брошу под ноги тебе...
Сделав грозную паузу, он скосил глаза сначала на майора Василюка, потом на Трофимова.
— Значит, теперь у нас Оля, да?.. Я так понимаю, что скоро Олины родители сюда заявятся?
— Товарищ полковник, это не моя девушка, — негромко пояснил Саша.
-- Серьезно? А чья же? Может, моя? Василюк, у тебя Оли знакомой, случайно, нет?
— Это девушка суворовца Сухомлина, — так же сдержанно сказал Трофимов.
— Еще лучше, — фыркнул Ноздрев. — Слыхал, Василюк? Своих ему уже мало. У друзей начал отбивать...
— Да нет, вы не так поняли, товарищ полковник, — вздохнул Саша.
— А как мне это понимать, Трофимов?
— Просто Сухомлин попросил меня написать стишок для его девушки, чтобы потом от своего имени ей подарить...
— И попросил это сделать именно на уроке химии, да? Ты что у нас, штатный поэт?
— Никак нет, — тяжело вздохнул Трофимов. — Просто у меня лучше получается.
После паузы Ноздрев пренебрежительно махнул рукой:
— Знаешь что, Трофимов? Ты эти сказки подругам своим рассказывай.
— Честное слово, товарищ полковник... Можете сами у него спросить, он подтвердит.
— Ни секунды не сомневаюсь, — кивнул Ноздрев. — Он в этом кабинете все, что хочешь, подтвердит. Даже то, что ты — потомок Суворова.
— Товарищ полковник, ну почему вы мне не верите? — обиженно спросил Саша.
-- Потому что знаю такую породу!.. — Он подошел к Трофимову вплотную. — Ты же у нас из породы кроликов? Типичный, так сказать... Тебе морковки в училище хватает? Или дополнительно выдавать?
Василюк вежливо кашлянул:
— Товарищ полковник, а может, действительно?
— Что? — опешил Ноздрев. — Морковку выдавать?
— Нет. Может, он в самом деле не для себя писал?
— Конечно, не для себя... Здесь же написано — Оле!
— Товарищ полковник, — настойчиво произнес майор, — он в самом деле хорошо стихи пишет.
— Вот и пусть пишет, — буркнул Ноздрев. — В стенгазету! А не этим всяким Олям... В общем, так, Трофимов. Передай своему отцу, что я очень хочу с ним познакомиться.
Он разорвал листок со стихами.
— 3-зачем? — пролепетал Саша.
— Для создания крепкой дисциплины в вашем взводе. Завтра, максимум послезавтра я жду его в этом кабинете.
— Товарищ полковник... он не сможет...
— Почему это он не сможет? — удивился Ноздрев.
— Он же работает. На стройке.
-- На стройке? — нахмурился Ноздрев. — Отлично. Значит, передай своему отцу — если он не придет, то его сын скоро будет работать вместе с ним. Разнорабочим! Соответствующий приказ я подготовлю. Я тоже умею неплохо сочинять. Только в прозе...
Дверь медпункта широко распахнулась. На пороге стоял сияющий Кантемиров.
— Здравия желаю, Марианна Владимировна! — радостно приветствовал он жену.
— Ваня? Ты что здесь делаешь? — удивилась супруга.
— Не поверишь, Машуль, — загадочно подмигнул прапорщик, — я тут работаю!
— Ты с ума сошел! — не поддержала шутку жена. — Ты где сейчас должен быть?
Кантемиров махнул рукой:
— Маш, я абсолютно здоров и нормально себя чувствую! А значит, я должен быть на рабочем месте. Правильно? Иначе получается, я — симулянт!
— Ваня, это не смешно, — сухо сказала Марианна. — После такой травмы ты должен отлежаться, как минимум, неделю.
— Машунь, мне трех дней в этом заведении хватило по горло...
— Ничего не хочу слушать, — помотала головой жена, — собирайся немедленно! Я вызываю такси!
Она попыталась взять телефонную трубку, Кантемиров остановил ее.
— Куда? В больницу? Маш, если я сейчас приеду обратно, они точно решат, что у меня с головой не все в порядке...
— Ваня, это не шутки! Ты что, не понимаешь?
— Да все я понимаю, — отмахнулся прапорщик. — Это они там ни фига не понимают. Я здоров! И нечего меня пилюлями пичкать! Ну, Маш, ты же знаешь — это ж врачи. Им только волю дай — они любого насмерть залечат...
Марианна покачала головой:
— А ничего, что я у тебя тоже врач?
Кантемиров покраснел:
— Хм... Извини, Машунь. Ну, извини... я, кстати, потому и сбежал от этих Гиппократов... Ну, на фига они мне, если у меня есть персональный доктор?!
— Ну как маленький, ей-богу, — с улыбкой произнесла Марианна, целуя мужа.
— Ну чего, Трофим, сходил к Ноздреву?.. — К Трофимову, который, сидя на корточках, складывал в тумбочку тетради и учебники, подошел Сухомлин.
— Был, — буркнул Саша неохотно.
— И чего там?
— Сходи посмотри.
-- Не, ну серьезно, — настаивал Илья. — Чего тебе было?
— Ничего. Грамоту выписали... Как лучшему поэту всех времен и народов.
— Ладно, — махнул рукой Сухомлин, — не хочешь говорить — не надо...
— Да отца в училище вызвали...
— И всего-то? — присвистнул Илья. — Ну, это еще терпимо.
— Ага, — угрюмо кивнул Саша. — Ты отца моего знаешь?
— Да ладно, — беззаботно усмехнулся Сухомлин, — объяснишь ему, что ты не при делах, и все. Что он, не поймет?
— Да он вообще разбираться не будет, — уныло сказал Трофимов. — Сразу в стену замурует и сверху обои поклеит...
Он хлопнул дверцей тумбочки и направился к выходу. Сухомлин бросился следом.
— Трофим, подожди... Ну, хочешь, я к Ноздреву схожу и все объясню?
— Да сиди уж, — скривился Саша, — ходок... Он все равно не поверит. Ладно, сам чего-нибудь придумаю.
— Привет, банда! — весело сказал Сырников, появляясь на пороге подвала.
Его обитатели хмуро подняли головы. Один из подростков приглушил оравший магнитофон, другой отложил замусоленные карты.
— Не понял, чего такие кислые? — так же продолжал Алексей. — Бабки поделить не можете? Могу помочь...
— Уже поделили, — хмуро процедил один из корешей.
— Ну и как раздербанили, — подмигнул кадет, — поровну или по справедливости?
— Не переживай, — кивнул второй парень, — тебе тоже осталось. Димон, выдай Сырому его долю...
— Да, кстати, — усмехнулся Сырников. — Не мешало бы.
— Фигня вопрос!
Первый парень поднялся и с размаху, молча и зло, ударил Сырникова в грудь. Тот, захрипев, ударился спиной о стену.
— Ты чего?
Но ответа на этот вопрос кадет не получил. На него обрушился град ударов. Били ногами, лежачего, беспощадно и торопливо.
— Что, баклан, — хрипели «друзья», — подставить нас решил?!.
— Пацаны, вы чего?.. — из последних сил сипел Алексей, стараясь увернуться от ударов.
— Коз-зел! Гнида!..
Один из парней сгреб Сырникова за грудь, поднял с грязного пола и прижал к стене.
— Это что за подстава была, падла?!
-- Какая подстава? — непонимающе выдавил из себя кадет.
— Такая! Не было у него никаких бабок!
— Как не было?!.
— Вот так!.. — Парень с маху засадил Сырникову в печень, тот, взвыв, согнулся пополам.
— Пацаны, — корчась, прохрипел он, — не может быть... я же сам слышал... он в банк за бабками шел...
— Вот его бабки! — Парень презрительно встряхнул старым портмоне, откуда веером полетели мятые десятки.
— Ты чё думал — нас повяжут, да?.. Или твой прапор нас там на месте уделает?.. Так думал, лох?!
Сырников, пытаясь отдышаться, выплюнул изо рта выбитый зуб.
— Пацаны, ну честное слово... шестьсот тысяч, он сам говорил...
— Короче! — перебили его. — Если ты это специально сделал — все, ставь свечку... В общем, с тебя тридцать штук. За моральный ущерб...
— Как — тридцать? — в ужасе прохрипел Алексей.
-- Молись, что не шестьсот, сука! Понял?.. До воскресенья не отдашь — лучше в космос улетай, туристом... — Парни по очереди пнули Сырникова ботинками. — А теперь пошел вон отсюда, урод...
Настроение у Ильи Синицына, вышагивавшего по тротуару в городской толпе, было отличным. Он не раз ловил на себе заинтересованные взгляды девчонок. И вдруг...
«Нет, показалось...» Илья даже головой помотал, чтобы отогнать наваждение. Но это была она! Точно, она!.. Ксюша!.. В какой-то незнакомой курточке, во всяком случае, раньше у нее такой не было. Она отвернулась к ларьку, и ее закрыли от Ильи прохожие.
Сияя от радости, Илья бросился через дорогу.
— Ксюха?
Девушка не оборачивалась.
— Ксюш, это ты?..
Он тронул ее за плечо. Девушка обернулась с недоуменной улыбкой. Это была не Ксюша, но удивительно похожая на нее незнакомка.
— Вы мне?.. — Она продолжала улыбаться. — Вообще-то меня Настей зовут.
— Извините, — смутился Илья. — Я, кажется, обознался.
— Бывает...
Она продолжала смотреть на него смеющимися глазами. Окончательно смутившись, Синицын пошел своей дорогой. Но через несколько шагов обернулся, сам не зная зачем. Девушка по-прежнему смотрела ему вслед.
— Кого я вижу?.. — улыбнулась мама Ксюши, открыв ему дверь. — Здравствуй, Илья...
— Здравствуйте. Я просто шел мимо... И решил вот зайти, проведать, так сказать...
— Молодец, что решил, — кивнула она, — проходи, Илюша... Ты та-ак кстати! Наверное, почувствовал, да?..
— Что почувствовал? — настороженно спросил Синицын, входя в прихожую.
— Ксюша как раз вчера письмо прислала с фотографиями. Ну, проходи, чего мы на пороге встали?..
Вымыв в ванной руки, Илья зашел на кухню. Здесь уже закипал электрический чайник, стояли на столе вазочки с печеньем и конфетами.
— Вот, смотри... — Мама Ксюши передала суворовцу толстый конверт с фотографиями. —Там подписано кое-что... Вот, видишь, это у них что-то вроде учебного корпуса. Там у них лекции, семинары... коллоквиумы какие-то еще.
Она присела рядом с кадетом, вытирая руки о передник.
— А это вот возле общежития...
Илья перебирал глянцевые снимки. На одном — Ксюша вместе с толпой веселых парней и девчонок на фоне старинного здания из красного кирпича. На другом — Ксюша, заливаясь смехом, садится в черное старомодное такси. Вот она стоит на каком-то пешеходном переходе через улицу — вглядевшись, Илья узнал Эбби-роуд с обложки альбома «Битлз». А вот она в красной телефонной будке. Сзади виден проезжающий двухэтажный автобус. Илья пристально вгляделся в групповой снимок. Стоящий с Ксюшей смазливый парень обнимал ее за талию. Вид у обоих был довольный.
— А это возле общежития...
На этом снимке парень тоже был. И тоже стоял рядом с Ксюшей, покровительственно обхватив ее за плечи. Илья закусил губу.
— ...пишет, что отсняла уже триста фотографий, — доносился до него, словно издалека, голос Ксюшиной мамы, — или четыреста даже... На цифровом там же много получается. Все грозится распечатать и прислать...
— А вот это кто? — решился наконец спросить Илья, касаясь пальцем смазливого парня на снимках.
-- Где?
— Рядом с Ксюхой.
Мать девушки вгляделась в снимок, равнодушно пожала плечами:
— Не знаю... Однокурсник, наверное, а может, преподаватель... У них там такие молодые преподаватели! Одному профессору вообще двадцать три года, представляешь?!
— Да, — угрюмо кивнул Илья.
— Кстати, письмо хочешь почитать?
— Ну... если можно.
-- Пожалуйста, там никаких секретов.
Илья принял бумажный листок.
— Светлана Николаевна, — попросил он, — а можно мне еще фотки на пару дней взять?.. Я верну, просто себе распечатаю...
— Илюш, мог бы и не спрашивать, — улыбнулась мать Ксюши, — что ж я, будущему зятю фотографии пожалею?
— Да, — буркнул полковник Ноздрев в ответ на нерешительный стук в дверь. Стук повторился, и Ноздрев уже произнес в полный голос:
— Заходите, говорю!.. Кто там скребется?..
На пороге появился сутулый мужчина лет сорока. Сильно поношенный костюм, брюки и пиджак разного цвета, нелепый яркий галстук... Ноздрев удивленно рассматривал посетителя, таких субъектов ему давно уже не приходилось видеть.
— Здравствуйте, — глуховатым голосом произнес посетитель. — Мне к Ноздреву, к полковнику.
— Простите, а вы, собственно, кто? — поинтересовался Ноздрев.
— Так я это... — смущенно пробормотал гость. — Трофимов я. То есть отец Трофимова.
-- А-а, понятно... Очень приятно, присаживайтесь. — Полковник снял телефонную трубку. — Василюк? Загляни-ка ко мне. Быстро.
Фотографии Илья продолжал разглядывать и в расположении.
— Синица, чего это у тебя? — сунулся к нему Сухомлин.
— Ничего, — сухо отозвался Синицын.
— Оба-на! Фотки, чё ли?
— Не твое дело...
— От Ксюхи, да?.. Ни фига себе! Из Англии, что ли?.. Дай заценить!
Он резким движением выхватил у Синицына пару снимков.
— Нечего там ценить! — вскочил Илья. — Дай сюда!
— Да ладно, Синица, чего ты? — отмахнулся Сухомлин, рассматривая снимок. — Дай на заграницу посмотреть! Ух ты, прикольное такси какое!..
— Фотки на родину, я сказал! — вспылил Синицын.
— Так вот оно какое — НАТО! — ликовал между тем Сухомлин, не слыша его. — Ого, а чё это за крендель такой твою Ксюху тискает?!
— Никто никого не тискает! Сюда, я сказал!..
— Ну как же не тискает? — возразил с видом знатока Сухомлин. — Вот же рука...
Илья резко выхватил у него снимки и со злостью толкнул однокашника.
— Синица, ты чего? — обескураженно поинтересовался тот.
— Ничего!.. Тебя кто-то сюда звал?!. Лезет, блин...
Заметив, что притихшие кадеты следят за сценой, Синицын быстро вышел из расположения. Сухомлин со вздохом покрутил пальцем у виска:
— М-да... Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша!
— Понимаете, в чем дело, Михаил Иванович... — Ноздрев, смущенно крякнув, вновь поднял глаза на Трофимова-старшего. — Нас несколько беспокоит ваш сын.
Мужичок заерзал на стуле.
— Вы только не волнуйтесь. В общем, парень он неплохой... Просто у него в столь юном возрасте наблюдается гиперповышенный интерес к противоположному полу... Вы меня понимаете?
— А чего тут понимать? — живо отозвался отец. — Девок, значит, по углам тискает... Ну ничего, я дома ему угол нарисую... Только без девок. Он у меня на стенку залезет, засранец.
Ноздрев переглянулся с Василюком. Кашлянув, майор вступил в разговор:
— Вообще-то в его неполных шестнадцать лет здоровый интерес к девушкам — это нормально. Молодой, растущий организм... Все такое... Но в случае с вашим сыном...
— Все понятно, — кивнул мужичок. — Женилку еще не отрастил, а уже примеряется...
Офицеры снова переглянулись.
— Понимаете, Михаил Иванович, — продолжил Ноздрев, — мы со своей стороны делаем все возможное... Но хочется, чтобы и дома... так сказать, с тыла поддержка была...
— Это можете не сомневаться, — пробубнил Трофимов-старший. — Поддержим с тыла... Пусть только домой заявится, я ему весь тыл разрисую... Прабабушку вспомнит!
— Михаил Иванович, — осторожно встрял Василюк, — может, все-таки как-нибудь по-другому?
— По-другому? — озадачился мужичок. — А как по-другому?
— Ну... словами, — неуклюже развел руками Ноздрев.
— Какими словами, товарищ полковник? Он же слов не понимает! Ему ж через уши не доходит! А вот как на жопу пару недель не сядет, так сразу...
— К-хм... Простите, Михаил Иванович, а вы кем на стройке работаете? — поинтересовался Ноздрев.
— Кто?.. Я?.. Так это... Прорабом работаю.
— Понятно. И давно?
-- Ну, почитай уже лет десять. — Трофимов-старший взглянул на часы. — А чё, надо чего?
— Да нет, спасибо... — Ноздрев поднялся. — Спасибо, что нашли время заглянуть. Приятно было познакомиться... Надеюсь, наш разговор получился предметным.
— Да вы не волнуйтесь, товарищ полковник, — заверил мужичок, — разберемся... По полной программе разберемся! Спасибо вам за сигнал! И всего доброго.
Офицеры вразнобой попрощались с визитером. Когда за ним закрылась дверь, Василюк осторожно спросил у Ноздрева:
— Товарищ полковник... Может, зря мы отца приглашали?
— Сам вижу, — угрюмо отозвался Ноздрев. — Кто ж знал?
— Дядь Витя, ну чё там?
Услышав голос Трофимова, мужичок, представившийся его отцом, обернулся:
— Да не волнуйся, сынок. Все в лучшем виде, приняли как родного... — Он хитро подмигнул. — А ты тут, оказывается, половой агрессор?
— Дядь Витя, не ваше дело, — покраснел Саша.
— Ладно, — добродушно махнул рукой тот. — А вообще молоток. Правильную политику ведешь. Пока молодой, надо...
Трофимов украдкой сунул ему сторублевку.
— Вот... Спасибо вам.
— И все? — разочарованно поинтересовался мужичок.
— Что значит «все»? — опешил кадет. — Как договаривались.
— Полтинник накинь, — деловито потребовал «отец».
— У меня больше нет, — растерянно отозвался Трофимов.
— Санек, я ведь могу и отцу рассказать, — прищурился мужичок.
— Серьезно? А я тете Тане тоже кое-чего могу рассказать.
Аргумент возымел действие. Мужичок закашлялся:
— Ладно. Шуток не понимаешь, что ли?
Он воровато скомкал купюру и сунул ее в карман.
Набрав по бумажке длинный номер, Синицын застыл у телефона-автомата, сжимая в руках трубку. Сердце колотилось чаще, чем требовалось. Сам того не замечая, Илья нервно кусал нижнюю губу. Наконец ему ответили. Встрепенувшись, Синицын закричал в трубку:
— Алло!.. Алло, алло... Алло, Ксюша?! Привет, это я!.. Это я! Как кто?.. Илья! Из училища, откуда же еще... А я карточку купил. Карточку, говорю, купил!.. Слушай, тебя так плохо слышно... А я тебя плохо. Вот так лучше... Ну, как дела у тебя?
...Училищная дискотека была в разгаре. Разгоряченные суворовцы от души выделывали на танцполе лихие коленца. Сухомлин танцевал с Олей. В толпе, выискивая кого-то глазами, с трудом пробиралась Рита.
— Девушка, извините, — услышала она позади себя знакомый голос. Улыбающийся Максим склонил голову в поклоне. — Честь имею. Вы кого-то ищете?
— А вы, простите, кто? — Рита приняла его игру.
— Корнет Оболенский, кавалер ордена Святого Станислава третьей степени с мечами и бантом. Дважды ранен, и оба раза — на дуэли. Разрешите пригласить вас на танец, а то мне завтра на фронт.
— Очень приятно, корнет, — очаровательно улыбнулась Рита, — но мне нужен граф Безухов.
— Мадемуазель, я готов отрезать себе ухо, лишь бы его заменить, — галантно отозвался Макаров.
— Ах, оставьте! Уши так вам идут... - нежно проворковала она.
Оба рассмеялись. Рита увлекла Максима на танцпол.
Злого взгляда Соболева они не заметили.
— Хм, понятно. — Синицын плотнее прижал к уху телефонную трубку — связь все-таки была неважной. — А я к маме твоей за-
ходил недавно, фотки твои видел. Мама как выглядит? Да нормально мама твоя выглядит, цветет... Я говорю, фотки твои видел. Ага... Ну, как — красавица, что еще сказать?.. Только это... — Илья чуть замялся, потом решительно выдохнул: — Только что это там за пацан все время возле тебя?.. Ну где-где — на фотографиях...
Пауза была долгой. Видимо, Ксюша оправдывалась.
— Друг? — переспросил наконец Синицын. — А чего он все время тебя обнимает?.. Нет, я не придумываю... Говорю то, что видел...
Снова повисла пауза. Илья нервно затеребил золотую заколку на галстуке, подарок Ксюши.
— Ксюха, ничего я н
