1.

[Печка основательно готовится к дню рождения Вероники.
Для этого он сначала старательно воплощает в жизнь совет Макса Макарова, чтобы не ехать на каникулы в деревню… ]

… сдержанно улыбаясь, он [Палочка] вошел в класс. Третий взвод стройно поднялся. Вполуха выслушал Палочка доклад дежурного и, плавно махнув руками, разрешил мальчикам сесть. Затем устроился сам. В блаженной для уха тишине открыл журнал, но, едва скользнув взглядом по списку, услышал странный звук. Подняв глаза, преподаватель обнаружил, что суворовец Перепечко отчаянно тянет руку и приглушенно мычит, стараясь привлечь его внимание.
Палочка удивился. На всякий случай проверил в журнале оценки кадета и удивился еще сильнее. Ни одной тройки. Оглядел класс, надеясь отыскать других желающих, но таковых не оказалось, и палочка благодушно сдался.
- Да, суворовец Перепечко. Я весь внимание.
Степа покосился на Макса, который в ответ подбадривающее закивал, и, робея, вышел к доске.
- Сейчас начнется прямое включение «Камеди-клаб», - прошептал Макс Сухому.
Тот непонимающе двинул бровью, но все-таки пробормотал что-то на ухо Трофимову, сидящему рядом.
- Тихо, тихо, - Палочка негромко постучал ладонью по столу, - Каникулы, по моим сведениям, еще не начались. Не мешайте вашему товарищу блистать знаниями.
Виновато посмотрев на преподавателя, Печка облизнулся и начал вдохновенно сочинять:
- Роман Тургенева «Отцы и дети». Главный герой – немой крестьянин Базаров – никого не любил, кроме лягушек…
Тут Макс не выдержал и восхищенно прыснул, а Палочка крякнул и перебил:
- Погоди, погоди, а ты, случаем, ничего не путаешь? Разве Базаров был немой?
- Именно, - глазом не моргнув, подтвердил Перепечко, - Он, наверное, поэтому так и озлобился. Даже собачку свою зарезал в чулане.
В классе мигом стало шумно. Эхом пронеслось: «Во Печка дает». Смех не смолк даже тогда, когда растерянный Палочка обрел наконец дар речи и вновь рассеянно постучал по столу. Затем озабоченно обернулся к Перепечко и переспросил:
- Значит, ты утверждаешь, что немой крестьянин Базаров зарезал в сарае свою собачку? – Бред какой-то!
Палочка поверить не мог, что суворовец произносит эту чушь вслух.
Но Перепечко отрицательно замотал головой:
- Нет, не в сарае – в чулане. А потом влюбился и умер.
- В кого влюбился? – окончательно потеряв связь с реальностью, тихо уточнил литератор.
- Как в кого? В барыню,- удивился в свою очередь Перепечко, - А вы разве роман не читали?
Все! С него довольно! Палочка резко встал, опрокинув стул. Суворовец или издевается над ним, или серьезно болен. От хорошего настроения не осталось и следа. Худое лицо преподавателя пожелтело. Он пытливо осмотрел Перепечко, но не обнаружил на простодушном лице мальчика ничего похожего на скрытую ухмылку. Тогда палочка не спеша поднял стул, вернулся на место, поправил галстук и, уже окончательно овладев собой, негромко произнес:
- Пока тебе палочка, суворовец, - но, испугавшись, что, если мальчик действительно нездоров, плохая новость может сильно взволновать его, быстро прибавил: - Но не переживай. У нас впереди еще есть занятия. У тебя будет шанс все исправить.
«Или окончательно все испортить», - с тоской думал Перепечко, направляясь к Максу, который, пряча руки под столом, встречал его бесшумными аплодисментами. А он-то надеялся покончить с этим за один раз!
Через день Палочка шел на урок к третьему взводу, настороженно сжимая под мышкой журнал. Перед тем как войти, он прислушался. Но за дверью было тихо. «Очень подозрительно», - пробормотал преподаватель себе под нос и решительно дернул ручку. Кадеты встали. Внимательно оглядев мальчиков, литератор, чуть горбясь, подошел к своему столу и, не дожидаясь, пока Перепечко поднимет руку, вызвал его к доске.
С готовностью вскочив, Степа, чувствуя на себе любопытные взгляды пацанов и активное шебуршание за спиной, вышел к доске. Литератор, не присаживаясь, скрестил руки на груди и кивнул суворовцу, на всякий случай уточнив:
- Надеюсь, сегодня курсант меня порадует?
Печка уже заранее готовый пережить очередные пять минут позора, решительно расправил плечи.
- Я все перепутал в прошлый раз, - покаялся он.
Палочка расслабился было, но суворовец продолжил, и преподаватель почувствовал, как начинают шевелиться его заметно седые, всегда тщательно причесанные волосы.
- Немой крестьянин это у Некрасова. Он с товарищами путешествовал по городам и деревням и подбивал других крестьян сделать революцию. Чтобы на Руси было жить хорошо.
Палочка непроизвольно оперся о стол.
- Немой крестьянин подбивал на революцию других крестьян? – только и смог выговорить он, - Достаточно! – тряхнув головой, литератор взял ручку, - Поздравляю, суворовец, я ставлю тебе еще три палочки. А хочешь узнать, почему именно три? Это неслыханно! – не смог он сдержать возмущенного возгласа, - Так не уважать себя, своих товарищей и преподавателя! – и тут же добавил: - На каникулах мы потолкуем с тобой на эту тему более подробно.
Перепечко было стыдно. Ему действительно было очень стыдно. Степа поклялся себе, что на первом же дополнительном занятии ответит Палочке не один, а сразу два урока. Может, тогда преподаватель его простит. Или, по крайней мере, не будет считать полным придурком, как сейчас…

[Потом Степа приступает ко второй части плана. Он звонит отцу и говорит, что в училище отобрали группу для секретного обучения на каникулах. Этого удостоились только самые сильные ученики. Их будут обучать по особой методике, как тайных агентов. И об этом никто не должен знать. Отец, разумеется, принимает все за чистую монету, он тронут и говорит, что и он, и Родина гордятся Степаном.
Наступают долгожданные каникулы, все рады, а Степа переживает шок. На общем построении майор Василюк говорит, что в училище могут остаться не только двоечники, а все желающие!.. ]

… Печка аж захлебнулся. Не поверил. Уточнил. Нет, он не ослышался, и правда – ВСЕ! Не сдержавшись, Степа наклонился вперед и вопросительно уставился на Макса. Тот пожал плечами и одними губами ответил:
- Откуда ж я знал?
- Суворовец Перепечко! – недовольно окликнул его Василюк, - Команды «вольно» не было.
Печка вытянулся и задрал подбородок. Он смирился. Пусть Палочка советуется на его счет с психиатрами, пусть пацаны угорают. Зато цель достигнута. На день рождения Вероники он пойдет…

2.

[Однако на этом Степины злоключения не заканчиваются.
В день знаменательного события у Степы сначала не получается привести в порядок светлый ежик волос, потом на лице невесть откуда появляется прыщ. Потом начинают одолевать сомнения относительно подарка… ]

… Подарок лежал в тумбочке. Макс вчера занес. Увы, пришлось доверить покупку подарка Макарову, других вариантов у бедного Степы просто не было. Печке только накануне удалось закрыть последнюю палочку. Иначе кто бы ему увольнительную дал сегодня?
Но Макс горячо заверил его, что подарок офигенный и Веронике понравится. Книжка какая-то модная, которой все зачитываются. А если, мол, сказал, у нее такая уже есть, то все равно хорошо – она сразу поймет, что ты пацан с понятиями…
Жуткая мысль родилась у мальчика в голове и холодком пробежала по телу. Что, если Макс его наколол и в красивой коробке лежит вовсе не книга? Вдруг там что-нибудь неприличное?
Печка с сомнением поднес к уху сверток и потряс его. Ничего не слышно. Степа медленно двинулся дальше, не глядя перед собой. Задумчиво покрутил подарок в руках. А не распаковать ли пока не поздно?.. Но в этот момент его окликнули. Громко, радостно, раскатисто. С рождения знакомый голос…

[… Печка чуть сквозь землю не провалился, увидев отца, дядю Ваню, мать и… Анжелку Козлову. Печка, наконец, смекает намерения дяди сосватать его, и резко обрывает все подступы, говоря, что идет на день рождения к девушке. Но это не помогает… ]

3.

Вся пестрая процессия отправляется на день рождения Вероники и производит там настоящий фурор. Родственники девочки в шоке, а сама Вероника с вытянутым от отчаяния лицом, говорит готовому провалиться Степе, что его родня несколько «экстравагантна».
В добавок ко всем бедам еще и обиженная Анжелка чуть не колотит Печку.

4.

Когда Печка на следующий день все-таки решается позвонить Веронике, та с огорчением говорит ему, что родители запрещают ей встречаться с ним из-за экстравагантности его родителей. Печка с досадой отвечает: «Ну и встречайся со своими родителями!» - и бросает трубку, прежде, чем Вероника в отчаянии пытается окликнуть его.

1.

Макс проснулся, когда будильник на мобильнике, отзвонив несколько раз, умолк сам собой. А может, Макс сам его отключил спросонья да и отвернулся на другой бок? Он пролежал в сладком забытьи еще минут пятнадцать. А потом вдруг резко вскочил. Отец внизу уже ждет.
Максим вылез из кровати, зевая и потягиваясь. Холодно! Нырнул обратно, укутался в одеяло, поджав ноги, и, сосчитав до десяти, встал уже окончательно.
Зря он вчера с ребятами затусил. Ведь с самого начала ясно было, что ничего прикольного не будет. Все как обычно. Мухин, Кузя и Лешка Шилов – лучший друг Мухина. Мордвик не пришел.
- Да ну его, - отмахнулся Мухин в ответ на ленивый вопрос Макарова о судьбе старого товарища, - Ходит как обколотый, молчит все время. Только бабки на него трать.
Макс лишь хмыкнул и о Мордвике больше не вспоминал.
Кузя, похудевшая за последние три месяца килограммов на семь, стала похожа на высушенную воблу с длинными ресницами. Она горько посетовала, что Макс явился в штатском:
- Ты такой миленький в форме!
Макс пожал плечами:
- Я ее отцу отдал. У них в администрации маскарад сегодня.
Кузя удивилась, но поверила.
Решили пойти в клуб, где барменом работал друг старшего брата Шилова.
- Он пивасик малолеткам наливает, - пояснил Мухин.
В клубе играла кислотная музыка. На танцполе потела толпа подростков, а за столиками вокруг, не торопясь потягивая коктейли, сидели ребята постарше. Протиснувшись сквозь плотное кольцо неистово галдящих в надежде переорать долбящий по мозгам шум людей, Макс с компанией подошли к барной стойке. Шилов просунул голову под руку высокой длинноногой блондинки в узких рваных джинсах и громко позвал парня в униформе, который умудрялся одновременно выполнять заказы и жонглировать бутылками, что вызывало восторженный пьяный визг оккупировавших стулья девиц.
Заметив Шилова, бармен мельком глянул по сторонам и, не обнаружив поблизости никого из начальства, коротко кивнул. Вскоре ребята устроились за столиком в углу. Перед Максом возникла кружка с густой, лопающейся на глазах пеной. Чокнулись. Макс сделал глоток, поморщился, отодвинул пиво в сторону. Ему было скучно. Разговор не клеился. Шилов шустро выпил свою порцию и поскакал на танцпол, увлекая за собой Кузю.
Мухин, быстро окосев, попытался обнять Макса за плечи, но тот ловко увернулся. Душевного разговора о старых добрых школьных временах не получилось. Макс даже не заметил, как Мухин исчез, а его место заняла беспрерывно хихикающая Кузя.
Она пододвинула стул поближе и нежно посмотрела парню в глаза. Тот насторожился. А поскольку Кузя все пялилась и пялилась на него, практически не мигая, Макаров щелкнул пальцами в воздухе около ее носа и заботливо поинтересовался:
- Помощь не требуется?
Девушка встрепенулась, в очередной раз развязно хихикнула и кивнула:
- Требуется. Поцелуй меня.
Макс такой прямолинейности не ожидал даже от Кузи. Еще недавно она умирала от любви к Мухину. Потом заявила, что нет никого в мире лучше информатика Петушкова. А теперь здрасти-пожалуйста – «поцелуй меня»!
Тем временем Кузя опустила ресницы и приблизилась к Максу так близко, что он невольно отшатнулся. И непременно упал бы, если бы не оперся о стену обеими руками. Вот попал в переплет!
А девушка, так и не дождавшись поцелуя, открыла глаза и капризно протянула:
- Ну, Максим. Давай поцелуй меня по-суворовски.
Задумавшись на мгновение, Макаров кивнул и галантно чмокнул маленькую Кузину лапку. Девушка рассвирепела. Вскочила, тяжело и часто задышала.
- Ты что о себе возомнил? Дурак, дебил, хам! – запас ругательств быстро иссяк.
Кузя фыркнула и отошла в сторону. Вернее, отбежала.
Макс вздохнул. Не поняла. А ведь художника может обидеть каждый. Он встал, взял куртку и двинулся к выходу.
Но, проходя мимо танцпола, притормозил. Надо сказать Мухину, что он уходит. Макс прищурился, всматриваясь в нестройно дрыгающуюся толпу, и увидел Кузю. Девушка отчаянно и зло отбивалась от двух высоченных лбов лет семнадцати, нахально склонившихся над ней. Не раздумывая, Макс бросился на выручку. Подскочил, грубо схватил Кузю за руку и по-хозяйски заорал:
- Вот ты где! А ну пошла домой. По всему клубу ее ищу! – и, не оборачиваясь, поволок девушку к выходу.
Парни очнулись первыми. Макс понял это, почувствовав, как чьи-то пальцы больно вцепились ему в шею. Неужели драка? Ну, если не будет другого выхода, то придется драться. Эх, синяки до конца каникул не заживут. Придется потом с командиром объясняться…
Парень вздохнул и обернулся. За спиной у него стоял, прихлебывая пиво из бутылки, рыжий детина с плоским лопатообразным лицом. Когда суворовец остановился, он отпустил его и состроил недовольную гримасу.
- Я не понял. Ты чего, самый борзый, что ли?
Вокруг них быстро образовалось пустое пространство. Народ с готовностью расступился, ожидая мордобоя. Незаметно закрыв собой Кузю, Макс поднял глаза на рыжего и покачал головой:
- Это я борзый-то? Да я в своей семье самый спокойный. У меня приступы, между прочим, реже, чем у остальных случаются.
- Какие еще приступы? – с подозрением спросил рыжий.
Макс оглянулся и, словно решившись на что-то, поманил того указательным пальцем – мол, иди сюда. Недоверчиво скривившись, рыжий тем не менее наклонился.
- Эпилепсия. Может, слышал? – доверительно зашептал он в рыжее веснушчатое ухо.
- Допустим, - признался рыжий.
Не выпрямляясь, он посмотрел на своего товарища, который нетерпеливо топтался рядом.
- Накрывает похлеще любой наркоты. Ленка, например, сразу кусаться начинает, - Макс печально вздохнул и выпрямился.
Но теперь уже рыжий заинтригованно потянулся к суворовцу и с интересом спросил:
- А кто такая Ленка?
- Я не сказал? – искренне удивился Макс, - Да вот же она, - парень отступил в сторону, открывая Кузю, и доверительно добавил: - Видишь, лицо покраснело, веки дергаются. Уже скоро и он грустно покачал головой.
Кузя действительно покраснела. Она вот уже несколько минут пыталась вставить в разговор хоть слово, но Макс больно сжимал ее пальцы и для пущей убедительности наступал на ногу.
С любопытством осмотрев девушку, рыжий попятился:
- Вы чего за больными плохо смотрите?
Макс расслабился. Похоже, ему поверили.
- Да-к, сбежала она, - и, убедившись, что «лбы» отступают, прошептал Кузе: - Пошли отсюда, быстро.
Девушка пыталась сопротивляться, но Макс, не обращая внимания, решительно поволок ее к выходу.
Полупустая улица слабо освещалась тусклыми фонарями. Под вывеской курили, что-то жарко обсуждая, двое парней. Воздух был холодным и влажным, но после духоты клуба бодрил, как зеленый чай.
Когда за ребятами захлопнулась дверь, вдруг резко наступила тишина, и только в ушах медленно затихало эхо дискотеки. Макс отпустил Кузю, но она тут же хотела рвануть обратно. Он еле-еле успел перехватить.
- Пусти! – захныкала девчонка, - Я к Мухину хочу пойти.
Но Макс был непреклонен:
- Ты хочешь пойти домой. Просто сама еще об этом не подозреваешь.
Безуспешно стараясь лягнуть Макарова, Кузя бубнила что-то себе под нос. Потом вдруг резко успокоилась и окончательно смирилась.
Проводив девушку и убедившись, что она не выскочила через минуту из подъезда (что его совсем бы не удивило, учитывая неожиданную Кузину покорность), Макс отправился домой.

Было уже за полночь. В квартире тишина и темень, хоть глаз выколи. Никто не ждет. Никто не волнуется. Даже обидно.
Заскочив на кухню, Макс обнаружил в микроволновке свой ужин, накрытый фольгой. Но есть не стал. Сделал большой глоток воды прямо из чайника, отломил ломоть хлеба и побежал спать. Ведь завтра утром они с отцом отправляются на рыбалку.
Когда Макаров-старший пару дней назад за ужином сообщил эту новость, Макс чуть не поперхнулся. Недоверчиво поднял глаза, посмотрел на мать. Та мягко улыбнулась и невозмутимо занялась картофелем.
- Нет, что правда, что ли? – парень отодвинул тарелку и, склонив голову на бок, с любопытством стал ждать ответа.
Отец благодушно рассмеялся:
- А когда я тебя обманы… - и вдруг резко осекся, кашлянул и вернулся к еде.
Макс заметил, но решил промолчать. Вместо этого он озвучил другую мысль.
- Пап, а в чем подвох? – поинтересовался парень, - А-а-а, - догадался он вдруг, - журналисты, наверное, передачу снимают – «Субботнее утро с Петром Макаровым»? Угадал?
Но отец, против ожидаемого, не улыбнулся, а совершенно серьезно ответил:
- Максим, не ищи врагов там, где их нет и быть не может.
Сын низко наклонил голову к столу. Ему не хотелось, чтобы родители заметили, как он обрадовался.
Поэтому тем ранним субботним утром, не смотря на то, что ему страшно хотелось упасть обратно в кровать, Макс судорожно рылся в шкафу, ругая себя за то, что не продумал одежду заранее.
Наконец, натянув старые, выцветшие джинсы и свитер, он нахлобучил на голову бейсболку и вышел из комнаты. Времени было чуть больше половины шестого. Парень подошел к лестнице, ожидая еще сверху увидеть в гостиной свет, а в кресле – отца, нетерпеливо посматривающего на часы. Но было темно, хоть глаз выколи. Это летом уже в четыре рассветает, а осенью не раньше семи утра. Так почему же отец не включил лампу? Может, задремал?
Макс спустился вниз. Никого. Глаза быстро привыкли к утреннему сумраку. На столике – грязная чашка и коньячный бокал. Наверное, отец с матерью вчера засиделись за разговором. Он забежал на кухню. Тоже пусто. Только на холодильнике лежит батон, который он накануне забыл в хлебницу убрать.
И тут Макс услышал, как повернулся в замке ключ. Он поспешил в коридор. Очевидно, Макаров-старший встал раньше времени и пошел разогревать мотор в машине.
Но это оказалась всего-навсего Таня. Молодая, а потому совершенно неворчливая домработница Макаровых. Она скинула в прихожей сапоги, повесила пальто и, не заглядывая в гостиную, протопала сразу на кухню. С Максом, который нарочно присел за креслом, они, таким образом, не столкнулись.
Дождавшись, пока Таня скроется из поля зрения, Максим выпрямился и нахмурился. Неужели отец?.. Да нет, не может быть! Проспал, наверное. И парень, бросив бейсболку на стол, побежал наверх, в спальню родителей.
Смешно сказать, но он не был в этой комнате уже три года. С тех пор, как они переехали. Около спальни Макс затормозил и, склонившись к замочной скважине, замер, прислушиваясь. Изнутри раздавалось неровное, словно с икотой, сопение отца. Ну, так и есть, проспал!
Макс широко ухмыльнулся и довольно громко постучал костяшками пальцев по двери. Снова прислушался. Сопение не прекратилось. Зато раздалось легкое шебуршание, как будто кто-то не спеша натягивал одежду. Это проснулась мать.
Она показалась на пороге заспанная, немного всклокоченная и удивленная.
- Максим? Сколько времени?
Вместо ответа сын возбужденным шепотом проговорил:
- Буди отца. А то рыбу в магазине покупать придется, - и хитро добавил: - Не с пустыми же руками возвращаться.
- Какую рыбу? – изумилась мать.
- А такую, - нетерпеливо пояснил Макс, старательно не обращая внимания на охватившее его нехорошее предчувствие, - которую мы с господином Макаровым не поймаем, если через десять минут не выйдем из дома.
Поежившись, мать плотнее запахнула лиловый шелковый халат, привезенный отцом из Китая, и, смущенно отводя взгляд, сообщила:
- Я боюсь, Максим, что сегодня вы с папой никуда не поедете. Он бы тебе еще вчера сказал, но ты поздно вернулся. У него…
Но сын уже не слушал.
- Ясно, - буркнул он, отворачиваясь.
Мать осторожно коснулась его плеча.
- Не злись на отца, он не нарочно.
Макс выпрямился и громко, упрямо, даже не пытаясь скрыть обиды, сказал:
- Буду злиться. Так ему и передай.
И почти бегом бросился в свою комнату. Запер изнутри дверь. Походил, злясь, туда-сюда по комнате. Глянул на часы. Уже почти шесть. За окном, несмотря на выходной, просыпался город.
Макс шмыгнул носом – только не подумайте, что он плакал! Из-за отца он плакать не станет. Никогда.
Парень хотел было переодеться, но передумал. И так сойдет.

2.

На первом этаже дома, где жила Полина Ольховская, располагалась кофейня. Макс заприметил ее еще тогда, когда притащился к Этикетке во двор в первый раз и увидел ее пожилого дружка.
Несмотря на ранний час, в кафе по углам сидели посетители. В основном одиночки с газетами и мобильными в руках. Они, так же как и Макс коротали здесь утро.
Парень уселся на красный диван и заказал себе кофе с мороженым. Официантка, подозрительно глянув на его старую одежду, сдержанно кивнула.
Спешить Максу было некуда. Полине он позвонит, когда пробьет девять. Время тянулось медленно, и в душе Макаров был даже рад этому. Он не сомневался, что юная преподавательница уже в курсе, кто писал ей письма по электронной почте. Старичок промолчать не мог. Вначале Макс хотел сделать вид, что ничего не произошло. Но затем понял, что это пустой номер. И вообще, пока он будет исподтишка ей намеки делать, Полина замуж выскочить успеет. Потом еще семью разбивать придется…
Эта мысль так развеселила парня, что настроение у него вновь поднялось. И вплоть до того момента, когда после трех или четырех длинных гудков Полина сонным голосом сказала «да», Макс улыбался и чувствовал себя почти счастливым.
Но стоило девушке пообещать, что она будет минут через десять, как он занервничал. Напрягся и начал, сбиваясь, считать про себя, чтобы успокоиться. Но ничего не помогало. Даже коленка под столом нервно задергалась.
А уж когда звякнула дверь и в кафе вошла Полина, Макса и вовсе в жар бросило. Впрочем, она и сама нервничала, хоть пыталась изо всех сил придать себе рассудительный вид мудрой наставницы.
Полина очень испугалась, когда Макаров вдруг позвонил ей сегодня утром и назначил встречу. Что он скажет? Что она ему ответит? Лучше бы Яша ничего ей не рассказывал.
Ой, при чем здесь Яша? Как будто Полина без него не замечала, что нравится Макарову? Конечно, в глубине души она всегда это знала. И – что скрывать? – преподавательнице льстило его внимание.
Но одно дело подозревать, а совсем другое – знать наверняка. «Только бы он сейчас не вздумал в любви признаваться», - молила Полина, присаживаясь напротив Макса.
- Здравствуйте, суворовец… Максим, - подумав, поправилась она.
В конце концов, глупо вести себя как старая дева, которая намерена отчитать нашкодившего мальчишку. И она даже заставила себя улыбнуться:
- Вы хотели меня видеть? Слушаю вас!
«Вот так сразу?» - испугался Макс, быстро облизал губы и оглянулся в поисках официанта.
- Полина Сергеевна, вы что будете? – стараясь не смотреть на преподавательницу, спросил он, сосредоточенно листая меню.
Полина подумала и не поддалась искушению оттянуть решающий момент.
- Я позавтракала, так что не буду ничего, спасибо. Максим, давайте сразу к делу. У меня времени совсем мало, - это была неправда, о чем они оба знали.
Макс чуть не сдался, но потом настойчиво поинтересовался:
- Хорошо, Полина Сергеевна, тогда скажите, что вы не будете: йогуртовое пирожное, мокко или сырный торт?
Улыбнулась! Уже неплохо.
- Пожалуй, сырный торт.
Помолчали. Макс еще раз пробежал глазами меню, закрыл его, отложил в сторону и незаметно потер ладони.
- Я, собственно… - он замялся и совсем глухо закончил фразу: - Как вы считаете, что должен делать ученик, если ему нравится учительница?
На Полину Макаров не смотрел и, когда услышал ее ответ, вздрогнул:
- Ждать, когда это пройдет. Так бывает… иногда, - пробормотала она.
Если бы Макс решился на нее взглянуть, то обнаружил бы, что его собеседница стала пунцовой.
Еще помолчали.
- А что, Полина Сергеевна, делать, если ученику она очень нравится?
«Сходить к психологу», - чуть было не ляпнула Полина, злясь, что суворовец заставляет ее нервничать.
Да что там нервничать! Она так не переживала даже тогда, когда Яша делал ей предложение.
Принесли заказ. Полина равнодушно взглянула на кофе и пирожные и сказала:
- Это, Максим, тоже проходит. Уж поверьте мне.
- А я не верю! – вдруг взорвался парень, - Не верю! Не проходит! – и продолжил уже спокойнее: - Может, у одних и проходит, а у других, - он чуть было не сказал «у меня», но вовремя себя одернул, - нет.
Не зная, что ответить, Полина сделала глоток кофе. Он был горячий. Обжег ей язык и нёбо, но девушка даже не поморщилась.
Ей надо хорошенько подумать. Оставлять все как есть нельзя. Это непедагогично, добавила она про себя.
И тут в сумочке раздалась спасительная трель мобильного телефона. Торопливо поставив чашку на стол, Полина извлекла аппарат наружу. Однако, посмотрев на определившийся номер, заколебалась. Яша…
Макс, все это время пристально наблюдающий за своей визави, мигом заметил ее смущение и демонстративно отвернулся. После чего услышал, как Полина ответила.
Жадно прислушиваясь к разговору, что непросто, когда смотришь в другую сторону, суворовец уже на первой минуте понял, с кем она говорит. «Чего это он ей звонит, они же расстались?» - ревниво удивился Макс и заерзал на месте. И хотя Полина не называла своего «дядю» ни любимым, ни дорогим, закончить разговор она явно не спешила. (Максу было невдомек, что она нарочно тянет время, только бы не возвращаться к теме, которую он поднял).
Услышав за спиной шорох, Макс незаметно обернулся и увидел, что Полина встала и отошла на пару шагов от столика, за которым они сидели. Последнее, что он услышал, было: «Да, каникулы закончились… нет, завтра не смогу… Послезавтра? Ну, наверное…»
Макс дернулся. Значит, не расстались. Сердце упало. И сразу стало очень пусто. А как же иначе, без сердца-то?
Когда Полина попрощалась с Яковом и вернулась к столу, она обнаружила, что Макаров исчез, а под ее чашкой лежит чуть мятая пятисотка.

3.

Илья Синицын проводит каникулы в своей воссоединившейся семье и с любимой девушкой Ксюшей. Но идиллию портит суворовец-третьекурсник, который живет с Ксюхой в одном доме и которому явно не нравится Илья и нравится Ксения. Дело едва не доходит до драки. Но Ксюха вовремя вмешивается.

1.

- Да, летчики-залетчики, каникулы, смотрю, на пользу вам не пошли, - Философ, уперев руки в бока, критически осматривал сонных суворовцев, которые выстроились в шеренгу для утреннего осмотра.
Его взгляд неспешно скользил от лица к лицу. Когда он остановился на физиономии Петровича, тот как раз вытянул, не открывая рта, челюсть, сдерживая зевок. Прапорщик подбадривающее махнул рукой:
- Давай, давай. Зевай, не стесняйся. Хуже, чем есть, уже не будет.
Мальчик облегченно и сладко зевнул. Кантемиров буркнул что-то себе под нос и продолжил:
- Можете еще потянуться. Или почесаться. Желающие будут? – поинтересовался он заботливо.
Кадеты подобрались, изо всех сил стараясь пошире открыть глаза. Кантемиров покачал головой:
- Нет, ребятки, так не пойдет., - и вдруг как рявкнет: - По койкам, живо!
Но «живо» не получилось. Вначале суворовцы просто не поняли команды. И только когда Философ, выходя из себя, повторил приказ, мальчишки, суетливо натыкаясь друг на друга, бросились раздеваться. Тем временем прапорщик, одним глазом наблюдая, как исчезают под одеялом голые пятки, вытащил из кармана спичечный коробок, открыл его, извлек наружу одну спичку и поднял ее так, чтобы кадеты видели.
- Будем тренироваться по старинке. Вот это, - он поднял руку повыше, - это спичка. Понятно? – ответом ему была тишина. Кричать «понятно», лежа в кровати, неудобно, - Понятно, - ответил за ребят Философ, - Сейчас я ее зажгу и дам команду «подъем». Пока спичка горит, вы шустро встаете и одеваетесь. Когда она погаснет – уже стоите передо мной со счастливыми, бодрыми лицами. Ясно? – и не дождавшись ответа, закричал, одновременно чиркая спичкой о коробок: - Подъем!
Одеяла полетели в сторону. Кантемиров, не отрывая взгляда от маленького, дрожащего на ветру огонька, ждал. Добежав до пальцев прапорщика, огонек лизнул кожу и погас. Не сам, конечно. Это его Кантемиров задул. Потом прапорщик поднял глаза и обнаружил, что часть взвода, вытянув подбородки, стоит перед ним, а часть все еще шебуршится около кроватей.
Дождавшись, пока все суворовцы встанут в строй, прапорщик, выразительно поглядывая на обгоревшую спичку, которую все еще держал в руке, спросил:
- Итак, что мы имеем? Спичка догорела, а господа суворовцы не в строю. Почему?
Макс шевельнулся:
- Разрешите ответить на вопрос, товарищ прапорщик?
Кантемиров обернулся на голос, чуть заметно нахмурился, но кивнул:
- Да, вице-сержант Макаров.
Сделав шаг вперед, Макс, глядя перед собой, высказал предположение:
- Вы спичку неправильную взяли, товарищ прапорщик.
- В смысле? – насторожился Философ.
Парень, расслабившись, охотно пояснил:
- У вас спичка какая? Обычная. А здесь нужна сигарная. Она длиннее, значит, гореть будет дольше.
Кантемиров набрал в грудь побольше воздуху, но выдохнул тихо, как лопнувшая шина, не позволив себе взорваться.
- Встать в строй, Макаров! – и, хмыкнув, добавил уже совсем добродушно: - Умник.
Тут спичка, тихо хрустнув, упала под ноги прапорщика. Он автоматически наклонился, чтобы подобрать мусор, и вдруг почувствовал резкую, стреляющую боль в пояснице. Глухо ухнул и непроизвольно схватился за спину. Но боль не отступила. Напротив, попытавшись выпрямиться, Кантемиров с ужасом обнаружил, что его словно заклинило. Философ испугался. Раньше такого с ним не случалось.
Прямо перед носом возникли суворовские сапоги, а сверху прозвучал обеспокоенный голос Макарова:
- Товарищ прапорщик, с вами все в порядке?
Пробормотав что-то нечленораздельное, Кантемиров вновь попытался встать прямо. Однако результат был тот же. Философ запаниковал.
- Может, его в медсанчасть проводить? – задумчиво предложил уже другой голос. Леваков, узнал Кантемиров, сгорая от стыда.
- Н-не надо в санчасть, - воспротивился он.
И сразу увидел склонившееся к нему лицо Макарова.
- Это, конечно, не мое дело, - начал тот издалека, - но не станете же вы ходить в таком виде по училищу? Неудобно как-то. Во всех отношениях, - добавил он, и прапорщик уловил в тоне мальчика смех.
Зло глянув на Макарова, Кантемиров одну секунду подумал и согласился. Из казармы они вышли втроем. В середине Кантемиров, а по бокам Макаров с Леваковым. Они, с одной стороны, скрывали прапорщика от любопытных глаз, а с другой – поддерживали своего командира и указывали ему путь. Что было весьма кстати. Философ ни о чем, кроме боли, думать не мог.
Перед кабинетом доктора странная троица остановилась. Макаров (или Леваков – прапорщику видно не было) постучал в дверь. Ответил тягучий, как сгущенное молоко, женский голос. Кантемиров смутился. Он и не знал, что новый врач – женщина.
- Что у нас случилось? – осведомилась она, когда ребята с прапорщиком вошли внутрь.
- Производственная травма, - поспешил пояснить Кантемиров, не дожидаясь, пока суворовцы выдадут свою версию.
Врач подошла к нему, ощупала холодными – даже сквозь одежду прохладно стало – пальцами спину (Кантемиров тихо взвыл), отошла к рукомойнику и таинственно резюмировала:
- Все ясно. Ложитесь на кушетку.
Мальчишки подхватили было Кантемирова под локти, но тот недовольно вырвался и попытался лечь сам. Но, к своему стыду, смог только коленку поднять, да и то со скрипом. «Чтоб этой спине провалиться», - выругался про себя прапорщик.
Доктор, видимо, поняла, что пациенту неловко, потому как невозмутимо, но ласково сказала:
- Не торопитесь, не торопитесь. Все нормально. Мне спешить некуда, - и обернулась к стоящим неподалеку Макарову и Левакову, - А вы что? От занятий освобождены?
- Так мы же… - удивленно отозвался Макаров, - с товарищем прапорщиком…
Но договорить ему не дали.
- Теперь с товарищем прапорщиком я, - спокойно объявила доктор, - Он в надежных руках, не беспокойтесь.
Дверь скрипнула, а потом захлопнулась. Кантемиров остался с женщиной один на один…

[… В процессе осмотра и оказания помощи между Кантемировым и докторшей пробегает искра. Отвечая на любезность прапорщика, она представляется и говорит, что зовут ее Марианна Владимировна.]

2.

Когда Макс с Андреем подошли к кабинету, урок уже начался.
- Что Полине Сергеевне скажем? – спросил Леваков.
Они топтались у двери. Тянули время.
Макс неопределенно дернул плечами, думая о своем.
- Что есть, то и скажем.
Он толкнул дверь и шагнул внутрь с наилюбезнейшей улыбкой на губах. Но слова «Полина Сергеевна, мы…» быстро растворились в воздухе, он просто не успел их произнести. Полины Сергеевны в кабинете не было. Вместо нее около доски стояла худощавая, вся какая-то бледно-серая, как и ее костюм, дама с гладко зачесанными назад волосами и тонкими, словно едва намеченными на лице губами. Она что-то рассказывала, но с появлением Макса умолкла и недовольно-вопросительно на него уставилась, близоруко прищурившись.
Удивленно оглядев незнакомку, Макс, а за ним и вошедший следом Леваков вопросительно повернули головы на ребят. Может, они кабинет перепутали? Нет, все точно. Это их взвод. Вон Перепечко глазами вращает – знак им какой-то подать хочет. А вот и Сухомлин с Трофимовым пальцы к губам прикладывают. Что это значит?
Макс очнулся и снова перевел взгляд на худощавую даму, нетерпеливо постукивающую указкой по бедру.
- А где Полина Сергеевна? – выдохнул он, напрочь позабыв все правила хорошего тона.
Незнакомка заметила это и сурово сказала:
- Может, молодые люди сначала представятся?
Макс вытянулся:
- Суворовец Макаров!
- Суворовец Леваков! – прозвучал рядом громкий голос Андрея.
Дама кивнула и продолжила допрос:
- Вы из третьего взвода?
- Так точно, - ответил за двоих Макс.
Почему-то, услышав это, дама невероятно разозлилась. Она выпрямилась, отвернулась от мальчиков, демонстрируя им профиль с большим горбатым носом, и сухо поинтересовалась:
- А коли так, почему вы опоздали, позвольте спросить?
Суворовцы непроизвольно переглянулись. Настоящая ведьма.
- Ну это… - еще менее уверенно, чем раньше сказал Макс, - В общем дело очень важное.
Презрительно хмыкнув, дама плотнее сжала губы, так, что они исчезли вовсе.
- В таком случае не смею задерживать. Ступайте доделывать свое важное дело.
- Но… - попытался воспротивиться Леваков, но был моментально остановлен ледяным взглядом.
- Разговор окончен. Закройте дверь с той стороны.
Парни повернулись и покорно вышли. В молчании подошли к подоконнику. Макс, подпрыгнув, на него уселся. Андрей обернулся на запертую дверь и недоуменно спросил:
- Что это еще за чудо-юдо? Где Полина Сергеевна?
Но Макс ему ничего не ответил.
Куда подевалась Этикетка, они узнали, когда прозвенел звонок и из класса вышли сперва уже знакомая мальчикам серая дама, а затем, затравленно оглядываясь, кадеты.
Новую преподавательницу эстетики звали Лидия Ивановна. Не понравилась она решительно всем. «Говорить, когда я разрешу!», «Не спорить!», «Свое мнение оставьте при себе!» - только и слышалось во время урока. И теперь этот крокодил будет преподавать у них всегда. Вместо Полины Сергеевны. Поскольку та, по словам «крокодила», теперь ведет уроки только у старших курсов.
Макс выслушал новость, мрачнея на глазах. Значит, вот так, Полина Сергеевна? Ничего, мы еще посмотрим. Он соскользнул с подоконника и, бросив на ходу: «Я скоро», - побежал в преподавательскую.
Но, не добежав, столкнулся с Полиной на лестничном пролете. Она с журналом и книгами в руках поднималась ему навстречу.
Увидев Макса, преподавательница остановилась, пропустила вперед трех старшекурсников и уже открыла было рот, но парень опередил ее:
- Полина Сергеевна, здравствуйте! – и не давая ей возможности ответить, спросил: - Это правда, что вы теперь у нас преподавать не будете?
Полина отвела глаза и мягко сказала:
- Да, Максим, теперь у вас будет преподавать Лидия Ивановна. Она прекрасный специалист, и я думаю…
Но Макс зло прищурился:
- Крокодил она, а не специалист.
- Макаров! Что вы себе позволяете?! – возмущенно воскликнула Полина. А затем закончила свою предыдущую мысль твердым, уверенным тоном: - Я думаю, так будет лучше.
- Для кого лучше? – глухо уточнил Макс, с обидой глядя на нее.
Но Полина Сергеевна стойко вынесла его взгляд. Отказаться от преподавания на первом курсе она решила еще до каникул. Едва узнала, что это Макс Макаров и есть ее виртуальный друг. Наверное, стоило сказать ему об этом еще тогда, в кафе. Но он так внезапно исчез.
А вслух Полина произнесла, уже не так категорично, как вначале, а осторожно, чтобы не ранить суворовца:
- Лучше для всех, - и, лишая Макса возможности продолжить разговор, почти бегом поднялась наверх.
Макс проводил ее отсутствующим взглядом и крепко задумался. Значит, решила подсунуть им этого крокодила, эту мымру? Неожиданно он улыбнулся. Ничего. Полина Сергеевна, мы еще посмотрим, кто кого.

3.

Лидия Ивановна вовсе не была ни мымрой, ни тем более крокодилом. Она имела внушительный послужной список и более чем пятнадцатилетний педагогический стаж за плечами. И хотя в специализированных учебных заведениях вроде Суворовского училища работать ей еще не приходилось, Лидия Ивановна была уверена, что сумеет без труда побороть строптивость своих новых учеников. Иначе как строптивостью она их вызывающее поведение ничем объяснить не могла.
Когда на следующее занятие из всего третьего взвода пришло вовремя только четыре человека, а остальные ввалились в класс стадом запыхавшихся бычков, преподавательница сочла это случайностью. И хладнокровно выпроводила всех опоздавших вон.
Но и в очередной раз повторилось то же самое. Лидия Ивановна был женщиной очень не глупой и сразу поняла, что ей объявлена война. Надо сказать, преподавательница вообще-то привыкла к тому, что не вызывает особой симпатии у своих подопечных. Обычно в таких случаях она пожимала плечами и говорила сама себе: «И что с того? Главное, я профессионал. Рано или поздно дети это оценят». Но шло время, а никто ее не оценил. За глаза называли «Бабой-ягой» и зло передразнивали ее манеру приглаживать назад и без того идеально уложенные волосы.
Лидия Ивановна злилась, но сдаваться не собиралась. Вот и сейчас, догадавшись, что суворовцы пошли на принцип, она ответила им тем же. Не дрогнув, отправила почти весь взвод в коридор.
Мальчишки гадали: долго ли она продержится? А Лидия Ивановна так и стояла бы до конца, если бы полковник Ноздрев не обратил внимание на двойки по эстетике, которые, как грибы после дождя, ежедневно вырастали в журнале. Заподозрив неладное, он вызвал Лидию Ивановну к себе в кабинет и вынудил признаться, в чем дело.
Когда Ноздрев узнал подробности, то разозлился не на шутку. Во-первых, на суворовцев, которые после каникул «совсем от рук отбились», а во-вторых, на преподавательницу, которая не смогла локализовать конфликт.
Хорошенько обдумав ситуацию, полковник еще раз вызвал новую преподавательницу, а вместе с ней и вице-сержанта третьего взвода Макарова, став посредником при их принудительном примирении. С Макса он взял слово, что кадеты больше не будут задерживаться (без уважительной причины), а с Лидии Ивановны – что она будет лояльнее и не станет впредь выгонять ребят за опоздание. Лидия Ивановна побледнела, но согласилась, добавив, однако, что пойдет на уступки только в том случае, если опоздание будет «незначительным».
Все трое расстались холодно, с нехорошими предчувствиями, что на этом дело не закончится.
По крайней мере, Макс отступать точно не собирался. Он дал слово, что не станет опаздывать, но обещания не предпринимать ничего другого не давал.
На следующее после беседы с полковником Ноздревым занятие суворовцы пришли, как и было оговорено, вовремя. Лидию Ивановну, которая вошла, гордо задрав голову, встретили стоя. А после того, как она им едва заметно кивнула, мальчики сели и переглянулись.
Это от внимания преподавательницы не ускользнуло, и она насторожилась. Тщательно осмотрев стул, осторожно присела. Подняла глаза и спросила:
- Кто дежурный?
Макс встал, но не произнес ни слова. Лидия Ивановна выжидательно смотрела на кадета, но тот вместо того, чтобы доложить об отсутствующих, упрямо молчал. Пауза затянулась.
Преподавательница нервно сцепила пальцы, но тут же постаралась успокоиться. Не обращая больше внимания на Макса, который так и остался неподвижно стоять возле своей парты, она начала урок.
Напомнила тему предыдущего занятия и спросила со всей мягкостью, на которую только была способна, есть ли желающие ответить. Кадеты в ответ не издали ни звука. Никто не листал учебник, не прятался под партой, не тянул руку. мальчишки сидели неестественно прямо, с каменными, непроницаемыми лицами.
- Хорошо, - нервно сглотнув, Лидия Ивановна открыла журнал, изо всех сил стараясь скрыть дрожь в руках.
Провела пальцем по списку. Наметила жертву и, делая вид, что старается правильно прочитать фамилию, произнесла, не поднимая глаз:
- Суворовец Сухо-млин нам сегодня ответит.
Раздался шум отодвигаемого стула. Лидия Ивановна уже хотела повторить вопрос, но, увидев на лице кадета такое же упрямо-непроницаемое выражение, что и у Макарова, осеклась.
Не предложив сесть и этому суворовцу, она вернулась к списку.
- Суворовец Волков.
Еще один мальчик встал, не имея ни малейшего намерения отвечать урок. Через десять минут в классе молча стояла добрая половина взвода.
Лидия Ивановна тоже недоуменно молчала. С подобной ситуацией ей сталкиваться еще не приходилось. Наверное, впервые с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать, вдруг захотелось расплакаться. Преподавательница захлопнула журнал и на мгновение прикрыла лицо руками. Но быстро справилась со слабостью и, когда отняла ладони, уже вновь была готова к бою.
Привычным движением пригладив волосы назад, она встала и насмешливо осмотрела мальчишек.
- И вы думаете, это правильно? – спросила она, не рассчитывая получить ответ, - Взрослые парни издеваются над женщиной, но, что самое забавное, считают при этом, будто бы борются за истину, - она хохотнула, - За какую истину? – Лидия Ивановна пожала плечами, - Вы же будущие офицеры! Нашли с кем воевать! – добавила она горько и сразу встряхнулась, - Если вы надеетесь, что я побегу жаловаться к полковнику Ноздреву, то хочу вас разочаровать. Не побегу, - и, не торопясь, она собрала со стола свои вещи и направилась к выходу.
Около двери остановилась и объявила:
- Урок окончен.
Лидия Ивановна уже ушла, а суворовцы все продолжали стоять, глядя прямо перед собой. Они победили, но ощущения триумфа не было. Словно последнее слово все равно осталось не за ними.
Перепечко, которого сегодня, к счастью, не спросили. Заерзал на стуле:
- Я же говорил, не надо было молчать.
Сухомлин огрызнулся:
- Успокойся, Печка, тебя упрекнуть не в чем.
- Так я не за себя переживаю, - попытался оправдаться Степа, - Теперь она начальству нажалуется. И нам влетит, - он хотел сказать «вам», но вовремя спохватился.
Макс покачал головой:
- Не пожалуется, - сказал он уверенно, и уважительно добавил: - Она тетка с принципами.
Трофимова волновало другое. Он обернулся к Максу и озабоченно спросил:
- Макар, а теперь-то чего?
- В смысле? – удивился тот, - Будем идти до конца, - уверенно произнес он, - Или вы не хотите, чтобы Этикетка вернулась?
Несмотря на то, что после сегодняшнего урока многие прониклись искренней симпатией к Лидии Ивановне, возвращения Полины Ольховской хотели абсолютно все.

4.

Андрей Леваков тоже увлекся войной с новой преподавательницей, однако вскоре и думать про нее забыл. Дело в том, что у него пропала мать. Он понял это, когда Нина Левакова несколько раз подряд не пришла к нему на КПП, хотя они условливались о встрече. Андрей забеспокоился и попросил бабушку сходить на квартиру матери. Та ходила неоднократно, причем в разное время, но ей никто не открыл. Леваков запаниковал. Телефона у матери не было. Оставалась одна надежда – на Сашу. Та попыталась его деловито успокоить и спросила, когда он в последний раз видел мать. От слов «в последний раз» Андрею стало совсем не по себе, но Сашка была полна решимости. В последний раз они видели Нину Левакову вместе с Андреем в воскресенье. Саша пообещала завтра с самого раннего утра быть на квартире Андреевой матери.
Андрей положил трубку и в подавленном состоянии поплелся в казарму. По дороге его встретил возбужденный Трофимов, который с загадочным видом поделился с Андреем последними новостями – Философа заметили поздно вечером в коридоре училища вместе с новой медичкой. Леваков новости не оценил. Но Трофимов, захлебываясь от восторга, что подловил прапорщика на «ля-муре», доверительно сообщает Левакову, что завтра все обхохочутся, так как они с Сухим кое-что придумали. При виде веселья Трофимова Андрей сам не удерживается от улыбки.

1.

Прапорщик Кантемиров окрылен новыми чувствами. Но его беспокоят несколько вещей: как сказала ему сама Марианна Владимировна, она замужем, но это замужество не производит впечатления счастливого. Маша охотно проводит с ним время, хотя и только как с другом. А у него самого против воли растут к ней совсем не дружеские чувства…
Когда утром Кантемиров вошел в казарму и снова достал спичку, кадеты порадовали его, выстроившись все, как один, прежде, чем она догорела. Но тут на глаза ему попался вывешенный на стене плакат: «Медицина + Философия = Гармония», на котором мужчина в военной форме и женщина в белом халате идиллически держались за руки.
Философ взбешен. Он требует у суворовцев объяснить ему – что это такое. Те молчат и давятся от смеха. В этот момент в казарму заходит майор Василюк, и поясняет Кантемирову, что мужчина на плакате – кажется, прапорщик, а женщина – их новый врач Марианна Владимировна. Прапорщик багровеет и свирепо спрашивает у кадетов, кто художник. Трофимов и Сухомлин молчат вместе со всеми.
Кантемиров уходит, а Василюк сообщает новость: он ищет добровольцев для участия в олимпиаде по математике. Сначала добровольцев нет, но когда Василюк сообщает, что те, кто не принимают участия в подготовке к олимпиаде, в это время убирают территорию, поднимается лес рук.

2.

Преподавательница математики БМП, счастлива – столько кадетов выявило неподдельный интерес к ее предмету на кануне олимпиады. На подготовительной контрольной Трофимов списывает все задачи ото всюду, где только может. Он сидит рядом с сильным в математике Синицыным и замечает, что ответы в последней задаче у них расходятся. Видимо, Сухой, у которого он ее списал, ошибся. Но Трофимову уже лень переписывать. «И так прокатит!» - машет он рукой, ведь своей главной цели – закосить от уборки территории он все равно добился. А правильность ответов ему пофигу – на олимпиаду он все равно не собирается.

… После урока ребята тесным кружком собрались в коридоре. Но разговор пошел вовсе не о математике.
Мальчишки оживленно шептались у окна, изредка оглядываясь, не подслушивает ли кто? Лица у основной массы были встревоженные, и только у Макса – решительное.
Петрович, почесав за ухом, спросил во второй раз (а первый раз его вопрос был проигнорирован):
- Так что, прямо сейчас и идем? – чувствовалось, что идти туда, куда они собрались, ему совсем не охота.
- Сейчас или никогда, - подтвердил Макс и пристально посмотрел на сокурсников, - Кто со мной?
Мальчишки помялись. Сказать Максу, что испугались, было стыдно, а последовать за ним – что скрывать? – и впрямь страшно. Наконец, Трофимов первый кивнул:
- Я, Макар, иду.
Макс улыбнулся и выжидательно обвел глазами остальных.
Петрович нехотя поднял руку. К нему присоединились Сухомлин и Перепечко. Макс выпрямился.
- Вот и хорошо. Больше и не надо. А то еще спецназ вызовут, - попробовал пошутить он, но никто даже не улыбнулся.
Тогда Макс развернулся и повел свою небольшую группу в кабинет генерал-майора Матвеева. Он решил, что сам все скажет. А пацаны ему нужны были как статисты. Иначе начальник училища может подумать, что это только его, Макарова, инициатива.
Генерал был в кабинете не один. Макс сперва смутился, увидев напротив Матвеева полковника Ноздрева, но потом подумал, что это ничего – даже правильно. В конце концов, Макс не кляузу какую тайно под дверь подсовывает, а честно выражает мнение третьего взвода. И члены делегации, испуганно толкая друг друга, вошли внутрь.
Офицеры при виде суворовцев вопросительно повернули головы. Матвеев, предварительно сцепив пальцы, положил руки перед собой и, внутренне готовый ко всему (вид ребят настраивал только на серьезный разговор), произнес:
- Я слушаю вас, суворовцы.
Макс, подпираемый сзади Перепечко, вышел вперед.
- Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться?
Матвеев нетерпеливо закачал головой:
- Да-да. Я же сказал, слушаю вас.
Тут и Ноздрев сел, развернувшись к ним вполоборота, озабоченно поглядывая на мальчишек. Под пронзительным взглядом начальства (оба офицера прямо-таки с Макса глаз не спускали), вице-сержант почувствовал, что у него пересохло в горле. Быстро прикусил кончик языка, и рот вновь наполнился слюной.
«Хватит тянуть», - отругал он сам себя.
- Я от лица третьего взвода прошу вернуть нам преподавателя этики и эстетики Полину Сергеевну Ольховскую, - Макс снова цапнул себя за язык, но перестарался и сразу ощутил металлический привкус крови.

…Живо переглянувшись, офицеры, не сговариваясь, откинулись на спинки стульев. Ноздрев развел руками, а затем, выразительно приподняв брови, сказал:
- Ну что я вам говорил? Бунтовщики!
Тут настал черед суворовцев удивляться. Откуда ж им было знать, что до их прихода офицеры как раз горячо обсуждали конфликт третьего взвода с Лидией Ивановной?
- Мы не бунтовщики, - тихо пробормотал Перепечко, но поскольку все остальные молчали, прозвучало это громко, - Мы просто Полину Сергеевну обратно хотим.
- Да? – рассмеялся почему-то полковник Ноздрев, - А больше вы ничего не хотите?
Печка отрицательно замотал головой и отступил за Трофимова.
Генерал-майор Матвеев, который до этого не произнес ни слова (а только задумчиво стучал ручкой по столу и бросал быстрые внимательные взгляды на суворовцев), наконец спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:
- А чем вас не устраивает Лидия Ивановна?
Он что, хочет, чтобы они на Крокодила накапали? Пацаны возмущенно зашевелились у двери. Макс немедленно показал им за спиной кулак и ответил:
- Лидия Ивановна – превосходный педагог. Добрая, чуткая отзывчивая.
Тут даже Ноздрев про себя усмехнулся. Что-то, а впечатление чуткой и отзывчивой дамы Лидия Ивановна при всех ее достоинствах, никак не производила. Макс тем временем продолжил:
- Но в силу разных причин, в частности привычки, нам комфортнее учиться у Полины Сергеевны. У нашего взвода с ней психологическая совместимость.
Макс закончил, сам удивляясь, как умудрился толкануть такую речь. Вот что значит отец – политик!
Генерал его внимательно выслушал и кивнул:
- Хорошо. Я вас понял. Можете идти.
Перепечко радостно рванул к двери. Остальные недоуменно посмотрели на Макса. Как – идти? И это все, чего они добились?
Заметив их нерешительность, начальник училища повторил, и уже гораздо строже:
- Можете идти. Вы свободны.
Суворовцы гуськом покинули кабинет. Последним вышел Макс. Когда дверь закрылась, полковник Ноздрев сел прямо и без тени улыбки на лице пробормотал:
- Да, ситуация, - он посмотрел на Матвеева, - Что делать с ними будем, товарищ генерал-майор?
В ответ Матвеев развел ладони:
- Что делать? Разговаривать с Ольховской. Пусть берет первые курсы обратно, - он не удержался от улыбки: - раз у них такая психологическая совместимость.
Ноздрев обхватил рукой шею. Он был не согласен.
- А если в следующий раз они захотят командира взвода поменять? Или, - он осторожно посмотрел на Матвеева, - начальника училища?
Генерал поймал взгляд подчиненного и сдвинул брови.
- А вы постарайтесь, товарищ полковник, чтобы следующего раза не было.

3.

Андрей Леваков не пошел к Матвееву не потому, что струсил, а потому, что его вообще не было среди ребят, когда те планировали предстоящий демарш.
Дело в том, что к нему на КПП пришла Саша. Она сообщила, что была у его матери часов в семь утра. Но ей никто не открыл. Тогда она решила, что Нина Владимировна спит, и решила не идти в школу, а подождать маму Андрея во что бы то ни стало. Может, она в поликлинику вышла? Она простояла во дворе до одиннадцати, а потом поднялась и опять позвонила в дверь. Звонила долго. Тишина. И еще – очень осторожно сообщила Саша – в квартире все время горит свет. Андрею совсем стало плохо. Саша говорит, что надо что-то делать – вызывать МЧС, выбивать двери. Андрей говорит – зачем выбивать? У него есть ключи. Он мчится к командиру. Но по дороге его останавливает резкий голос майора Ротмистрова.

4.

Ротмистров очень зол.
Он попробовал достать справку для Алексея через нового врача Марианну Владимировну, но та упорно отказалась выдать фиктивный документ. А справка ему нужна была для того, чтобы по приглашению его жены Наташи съездить всем вместе на природу – одной семьей. Ведь пока, благодаря Лешке, у них этой семьи не получалось.
Во время разговора с врачом Ротмистров теряет терпение и начинает грубить Марианне, грязно намекая на ее амурные отношения с прапорщиком Кантемировым.
Ротмистров уходит ни с чем, но оставляет Марианну Владимировну в слезах.

1.

Сашка не ошиблась: свет горел именно в квартире Нины Леваковой. Когда они добрались до места, уже стемнело. Андрей специально задержался под окнами, чтобы проверить версию девушки.
Так и есть. В большой комнате, за приметными красными занавесками, на полную мощь сияла лампа. Свет был яркий, потому что люстру повесить Андрей не успел.
Сердце у него екнуло. Суворовец испуганно посмотрел на Сашку. Та все поняла и быстро взяла его за руку. молча они вошли в подъезд и поднялись наверх. Остановились около обшарпанной двери. Леваков достал из кармана ключ (мать сделала дубликат всего полторы недели назад) и дрожащими руками вставил его в замочную скважину. Повернул два раза и дернул ручку. В образовавшуюся щель проникла полоска света.
Андрей не спешил.
- Хочешь, я первая пойду? – отважно предложила Сашка.
Леваков отрицательно замотал головой. Настроившись, он толкнул дверь, вошел в коридор, нащупал вслепую выключатель и сразу щелкнул им.
На вешалке висели женское пальто и старая болоньевая куртка. На полу в беспорядке валялась обувь. Андрей сразу заметил в углу осенние сапоги, в которых была мать, когда он забирал ее из больницы. Стоптанная подошва, мыски в трещинках, набоек на каблуках нет.
Сашка проследила за его взглядом и почему-то шепотом спросила:
- Это ее?
Леваков не ответил. Вместо этого он оттеснил девушку обратно на лестничную площадку. Но она воспротивилась:
- Я с тобой.
Не став возражать, Андрей решительно прошел в комнату. Никого. Огляделся. Дверь в другую комнату приоткрыта, и там темно. Не чувствуя ног, он прошел мимо накрытого стола и, вытянув руку, резким движением распахнул дверь настежь.
В темноте вырисовались застеленная кровать, шкаф, прикроватная тумбочка. Но на первый взгляд и в этой комнате тоже было пусто.
Андрей вошел внутрь и включил свет. Так и есть. Матери здесь не оказалось.
- Ну что? – раздался сзади встревоженный голос.
Леваков от неожиданности вздрогнул. Сашка стояла прямо у него за спиной и настороженно выглядывала сбоку.
- Никого нет, - с некоторым облегчением констатировал Андрей.
- В ванной тоже, - сообщила Сашка, - Я проверила. И на кухне.
Оставалось признать, что кроме них двоих, в квартире не было ни одной живой души. К счастью, мертвой тоже.
Они вернулись в большую комнату и, в изнеможении после пережитого стресса, опустились на диван. Тут взгляд Левакова упал на стол. Что-то его насторожило.
- Саша, - прошептал он неуверенно, - а тебе не кажется, что после нашего ухода, ну тогда, в воскресенье, здесь никто не прибирался?
Девушка приподнялась, внимательно осмотрелась, и с удивлением кивнула:
- Определенно нет.
На углу возвышалась горка посуды с намертво присохшим кетчупом на тарелках. Чашки стояли там же, где ребята пили из них во время обеда. Вон даже кусок недоеденного Сашкой торта. Заварочный чайник в центре.
Саша встала, приподняла крышечку и поморщилась.
- Плесень одна, - и сразу обернулась к Андрею, - А это значит…
Тот кивнул:
- Это значит, что мама исчезла сразу после нашего ухода.
Им стало не по себе. Но никакого разумного объяснения произошедшему ребята придумать не могли.
- Пошли в милицию, - решила Сашка, - Чего сидеть-то?
Андрей, как и многие интернатовские, милицию не очень жаловал. Но Сашка права. Сидеть здесь и тупо смотреть на голые стены бессмысленно.
Они поднялись и, выключив везде свет, покинули квартиру.

2.

Однако в милиции к исчезновению небезызвестной Нины Леваковой отнеслись скептически. Участковый, не отрываясь от просмотра телевизора, посоветовал ребятам поискать ее где-нибудь за углом во дворе в компании алкашей. Андрей едва сам не попал за решетку, пытаясь втолковать милиционеру, что его мать уже давно не пьет и действительно пропала неделю назад. Саша вовремя успокаивает парня, и говоря участковому, что тот бесчувственное животное и монстр, уводит друга из участка. Завтра суббота. И они займутся поисками пропавшей женщины сами.

3.

Саша и Леваков начинают поиски с опроса соседей. Удается выяснить только то, что Нину Левакову в воскресенье забрали в больницу.
Ребята бегут к Сашке домой, запираются в ее комнате под удивленные взгляды полковника Ноздрева, и начинают обзванивать все больницы. Но Леваковой Нины Владимировны ни в одной из них нет. Тогда Сашка звонит в морг. К счастью и туда мать Андрея не поступала. Сашка и Леваков озадачены.

4.

Ночь Андрей проводит в пустой квартире пропавшей матери. Ему было не по себе. А рано утром его разбудила Сашка, и они снова отправились опрашивать соседей. Неприветливая бабулька из их подъезда говорит, что Нину забрали в воскресенье бесы. Саша и Андрей удивлены, но та поясняет, что все врачи – бесы, потому что помощи от них не дождешься, только вымучают у себя под кабинетами, и кроме того, на номере их скорой были шестерки. Они вынесли Нинку на носилках без сознания буквально через несколько минут после того, как от нее ушли Андрей и Саша.
Саша берется выяснить, какой больнице принадлежит скорая с двумя шестерками на номере.

5.

В понедельник объявляют результаты отборочной контрольной по математике. Оказывается, что единственным, кто решил абсолютно все задачи, был суворовец Трофимов. Ребята, в том числе и сам Саша, ничего не понимают, а БМП в восторге от нововыявленного таланта. Трофимов в эйфории от внезапно свалившейся на него славы и любви преподавательницы.
Cиницын возмущен такой вопиющей несправедливостью. Он разговаривает с Сашкой очень сухо.

… В этот момент в казарму влетел взбудораженный Макс. Взлохматил волосы и выпалил, волнуясь:
- Пацаны! Философ уходит!
Ничего не понимая, кадеты окружили Макарова и, перебивая друг друга, стали забрасывать вице-сержанта вопросами:
- Куда?
- Кто сказал?
- Домой, что ли?
- Насовсем?
Наконец Макс не выдержал и заорал:
- Да замолчите все! - и когда в казарме стало относительно тихо, он уже спокойно пояснил: - Сам только что узнал. Матвеев Философа за драку попер.
Кто-то попробовал пошутить: «По пьянке, что ли?» - но Макс остановил его взглядом.
- Говорят, Кант с Ротмистровым подрался. А почему, никто не знает, - озабоченно добавил он, потерев лоб.
Мальчишки неловко переглянулись. Как же они теперь без Кантемирова? Кто его сменит? Да кто бы не сменил! Второго такого уже точно не будет…

6.

Прапорщик избил майора Ротмистрова за оскорбление Марианны Владимировны.

1.

Весть об уходе Кантемирова взволновала суворовцев не на шутку. Полночи они шептались, строя разные версии и втайне надеясь, что слух окажется ложным. Подумаешь, Ротмистрова побил! Да за это медаль давать надо!
В результате заснули мальчишки не раньше часа, а утром (что неудивительно!) едва разлепили глаза. Однако, вымуштрованные прапорщиком, вскочили, ожидая по привычке услышать знакомый «чирк» спички о коробок.
Но сегодня «чирка» не было. Вместо Философа в казарму вошел Василюк. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять – майор сильно не в духе. Как ни пытался командир третьего взвода скрыть свое настроение, ничего у него не вышло.
Например, Василюк наорал на Сухомлина за небрежный внешний вид. А у Сухого всего-то вихор на макушке встал. Даже забавно смотрелось. И командир бы в другой раз только ехидным замечанием отделался. А тут наорал. Ну, не то, чтобы совсем наорал… В общем, не так, как обычно, выразился.
Возможно, не сообщи им Макс накануне грустную новость, кадеты бы на это и внимания не обратили. Но в свете последних событий парни особенно остро воспринимали происходящее, выискивая подтверждение, или наоборот, опровержение дурного слуха.
Поэтому нервозность командира они с тоской списали на то, что все сказанное Максом – правда. И понимающе напряглись. Печка хотел было прямо Василюка о Философе спросить, но, получив увесистый толчок в бок от Петровича, прикусил язык. И правильно: не высовывайся.
Кантемирова суворовцы увидели только во время завтрака. Он как ни в чем не бывало расхаживал между столами, попутно делая замечания и не уставая повторять: «Когда я ем, я глух и нем». Впрочем, нынче в столовой и без его напоминаний царила мертвая тишина. Один прапорщик, казалось, этого не замечал.
Лицо его было непроницаемо. Только темные круги под глазами вырисовывались. Когда Философ подошел к третьему взводу, Макс не выдержал, оторвался от почти нетронутой каши и тихо спросил:
- Товарищ прапорщик, разрешите обратиться?
Кантемиров невесело усмехнулся:
- Ну, попробуй обратись, суворовец Макаров, - он таким тоном это произнес – «суворовец Макаров», что у Макса аж пупырышки на коже появились.
Он все понял, то тем не менее продолжил:
- Это правда, что вы из училища уходите?
Кадеты перестали жевать. Ложки замерли в воздухе. И не только за их столом. За другими тоже все разом стихло.
И Философ это заметил. Краем глаза. Уголок его рта предательски дернулся. Но уже в следующий момент он твердо сказал:
- Продолжить прием пищи, - затем отошел от Макса, но вдруг остановился и негромко, но как-то грустно и задумчиво добавил: - Летчики-залетчики…
Парни, тяжело вздохнув, зазвенели тарелками. Потом в подавленном молчании покинули столовую и побрели на занятия.
И даже когда в класс вместо Лидии Ивановны неслышно проскользнула Полина Ольховская, они не сразу поняли, что произошло. Такая тоска на всех навалилась…
А Полина остановилась посредине кабинета и, положив журнал на стол, невозмутимо, как будто и не бросала их вовсе, спросила, кто сегодня дежурный.
Макс встрепенулся. Растерянно моргнул и невольно улыбнулся друзьям. На их лицах было написано то же недоверчивое недоумение, которое быстро сменилось радостью. Вернулась!
Ничем не выдав своего волнения, Полина спокойно повторила вопрос. Трофимов, очнувшись, встал и громко доложил, что отсутствующих нет. У него даже уши от удовольствия покраснели. Пока Трофим говорил, взгляд Полины задумчиво скользил по застывшим в напряженном внимании мальчишеским лицам. Встретившись с глазами Макса, она не отвернулась, а, напротив, замерла и, как показалось суворовцу, что-то ему беззвучно сказала. Только вот он не понял, что именно. Затем преподавательница плавно склонила голову, поблагодарила Трофимова и начала урок:
- Сегодня мы с вами поговорим о дворянской культуре. А в частности, чтобы вам не было совсем уж скучно, - в ответ раздался возмущенный ропот, и Полине пришлось повысить голос, - об этической стороне дуэлей. Вы ведь знаете, что такое дуэль? – обратилась она к суворовцам.
Те согласно закивали.
- И все-таки я повторюсь. Дуэль – это поединок, который происходит по определенным правилам. Цель дуэли – восстановление чести. Или, по-другому, снятие позорного пятна, которое было нанесено в результате оскорбления одного дворянина другим. Понятие дуэли неразрывно связано с понятием чести. А понятие чести – с этикой дворянского общества. Поэтому участник дуэли, даже если он стал в конечном счете убийцей, все равно в своей среде считался героем. И все потому, что он не струсил, а смог защитить свою честь. Как вы считаете, - Полина прикрыла глаза, - можно ли найти аналоги в современности?
- Можно, - уверенно сказал с места Петрович.
- Да? Поясните свою мысль, - и преподавательница села, заинтересованно подняв брови.
Но пояснять свою мысль вслух Петрович не стал. Вместо этого он дождался, пока Этикетка отвернется, и возбужденно зашептал Максу в спину:
- Так наш Философ стопудово майора на дуэль вызвал. Он бы ни с того ни с сего не стал Ротмистрову пятак чистить. Это, как пить дать, было дело чести.
- Однако участников дуэли, как правило, строго преследовало правительство, - продолжила тем временем Полина, - Их изгоняли из столицы, отправляли в ссылку.
- Ну, что я говорил, - вновь раздался торжествующий шепот Петровича, - Все как у нас. Матвеев Философа изгнал. А мы все равно считаем, что прапор мужик что надо!
- Иногда, правда, - Полина подошла к Петровичу и выразительно на него посмотрела, - власть имущие прощали дуэлянта. Особенно если за него заступались влиятельные лица.
А вот последние слова Полины Макса очень заинтересовали. От внезапно пришедшей в голову мысли он резко выпрямился и нетерпеливо застучал кулаком по столу. Потом открыл тетрадь, вырвал лист и, низко склонившись к парте, начал что-то сосредоточенно писать.
Едва дождавшись окончания урока Макс одним из первых вылетел из класса, отбежал в сторону (подальше от толпы) и вытащил из кармана листок, на котором наскоро было нацарапано несколько предложений. Перечитал их, неудовлетворенно поджал губы, поднял глаза и, заметив Трофимова, громко его окликнул.
Когда Трофим (а за ним и Сухой, с которым они болтали до этого) не спеша, вразвалочку подошел поближе, Макс похлопал себя по бокам, извлек из другого кармана еще один лист (предусмотрительно вырванный вслед за первым) и впихнул его Трофимову в руки.
- На! Пиши.
- Что? – удивился Трофимов.
- Ты разве не слышал, что Полина рассказывала? Дуэлянтов прощали, если за них вступались влиятельные лица, - терпеливо пояснил Макс, - Пиши, - повторил он более требовательно.
Вмешался Сухой, который с любопытством прислушивался к странной беседе. Он намного раньше, чем Трофим, сообразил, куда клонит Макар.
- А кто у нас будет влиятельным лицом? Может, лучше твоему отцу звякнем? – ехидно подколол он Макса.
Но тот, как ни странно, на шутку не отреагировал.
- Петицию пиши, - продолжал Макаров давить на Трофима, растерянно взиравшего на чистый лист, - «Мы, курсанты Суворовского училища, требуем вернуть прапорщика Кантемирова». Ну, можно не «требуем», а «просим», - подумав, разрешил Макс, - И от себя что-нибудь добавь. Ты же у нас мастер художественного слова. И не только художественного, - хмыкнул вице-сержант.
Трофимов, до которого наконец дошел замысел Макарова, с сомнением ответил:
- Да кто нас слушать станет?
- Ну, Полина же вернулась, - с готовностью отмел доводы Трофимова Макс.
- А наглеть зачем? – опять встрял Сухомлин, которому в глубине души все эти протесты не особенно нравились.
- А что мы теряем? – быстро парировал Макс.
Сухой пожал плечами. Мол, делайте что хотите.
Трофим оглядел обоих, потом кивнул и, положив лист на подоконник, начал писать.
Петиция получилась что надо. И не очень длинная, и понятная. В общем, очень по-деловому Трофим накатал. Теперь осталось только подписи собрать.

2.

Слух о том, что третий взвод собирается подать прошение о возвращении Философа, быстро разлетелся по училищу. Так же, впрочем, как и легенда о дуэли, распространяемая Петровичем.
Последняя в каждом новом пересказе обрастала, как и положено легенде, дополнительными драматическими подробностями. Пошел даже разговор, что противники якобы дрались на саблях. К счастью, этот слух не поддержали, и он быстро заглох.
Как бы то ни было, прапорщик в глазах суворовцев выглядел настоящим романтическим героем, а майор Ротмистров – классическим злодеем.
Версий о причине дуэлей выдвигалось множество, фантазия у суворовцев работала вовсю. Однако, сами того не подозревая, кадеты подошли к разгадке истинного мотива гораздо ближе, чем командование.
Конечно, решили все единогласно, дело тут в женщине. А поскольку единственной женщиной, с которой видели Философа, была медичка, то имя Марианны Владимировны всплыло само собой.
Суворовцы ошиблись в главном. Они посчитали, что майор Ротмистров воспылал страстью к докторше, а прапорщик не мог этого стерпеть. Тем более, что врач, естественно, ответила взаимностью Кантемирову, а вовсе не Ротмистрову.
Романтические домыслы кадетов сыграли на руку авторам петиции. Прошение подписывали с удовольствием, едва только Макс с товарищами открывали рты. А многие и не дожидаясь, пока до них дойдет очередь, сами прибегали в расположение третьего взвода, чтобы поддержать Кантемирова.
Однако на следующий день, ближе к вечеру, в казарму пожаловали нежданные гости – к ним заявился Сырников в сопровождении трех суворовцев из своего взвода.
Все четверо остановились на пороге, внимательно осмотрели присутствующих и направились прямиком к Максу. Тот как раз вслух пересчитывал подписи, гадая, достаточно ли этого или стоит потратить еще день, но предоставить начальнику училища более внушительный список.
При виде Сырникова, Макс выпрямился, и склонив голову набок, стал ждать, что скажет сынок пострадавшего. К нему мигом подскочили остальные.
Сырников остановился напротив Макарова, быстро глянул на листок в его руке и, догадавшись, что это и есть «пресловутая петиция», презрительно скривился.
- И чего? – спросил он неопределенно.
- В смысле? – искренне удивился Макс и, не торопясь, сложил листок вчетверо.
- Подписи, значит, собираете? – Сырников осел на левую ногу.
- Собираем, - подтвердил Макс невозмутимо, - Хотите свои поставить? Это всегда пожалуйста.
Разумеется, Макаров прекрасно понимал, что Сырников пришел вовсе не за этим.
Тот переглянулся со своими спутниками и хмыкнул.
- Не-а, - нараспев произнес он, - Я хотел предупредить, чтобы вы с вашими бумажками, - слово «бумажки» Сырников выплюнул словно вареный лук, - в наш взвод даже не совались. Все равно никто не подпишет, - закончил он уверенно.
- Это, значит, ты вроде как за весь взвод отвечаешь? – лениво поинтересовался Макс, невозмутимо пряча петицию в карман.
- Ага, типа того.
Макс дернул плечами. Подумаешь, у них и без четвертого взвода подписей хватает. Но Сырников расценил его жест по-своему. Он ощетинился и шагнул вперед, едва ли не наступив Макарову на ноги.
- Прапор по заслугам получил. Нечего было с майором Ротмистровым связываться, - он намеренно не сказал «драться». Словно это не прапорщик Ротмистрова отмутузил, а наоборот.
Кадеты третьего взвода захихикали. На какие бы хитрости Сырников ни шел, все и так знают, как было дело.
Незваный гость, видимо, понял причину их веселья, потому что разозлился еще сильнее.
- Мало еще Кантемирову досталось! – вспыхнул он, - Нас за драку наказывают? Наказывают. А чем они сами лучше? Прапор, между прочим, детям плохой пример подал.
- А это вовсе даже и не драка была, - усмехнулся Макс, покосившись на Петровича, - А дуэль.
Покрутив пальцем у виска, Сырников с искренним недоумением произнес:
- Нет, вы все тут точно психи!
Но никто ему не ответил. Тогда уполномоченные четвертого взвода развернулись и вышли.
Проводив их взглядом, ребята переглянулись и, не говоря не слова, разошлись. Один только Синицын не тронулся с места. Хмурясь, он о чем-то сосредоточенно размышлял. Потом кивнул сам себе, огляделся, нашел глазами Перепечко и целенаправленно двинулся к нему.

3.

Синицына беспокоит небезобидная симпатия третьекурсника Михеева к его девушке Ксюше. Михеев постоянно задевает Илью в училище. Наконец, тот не выдерживает и предлагает «старику» во всем разобраться. Михеев пренебрежительно отвечает: «Не пали, «сос». Завтра вечером в туалете поговорим. Понял?»
Илья понял, что его вызвали на дуэль. Он мигом припомнил урок Полины Сергеевны и решил, что ему нужен секундант. Он хотел бы видеть в этой роли Левакова, но у того пропала мать, и ему сейчас не до его разборок. Потом Илья подумал о Максе. Однако Макаров был по горло занят, собирая подписи в поддержку прапорщика. Поэтому, в конце концов, Синица решил, что лучшего секунданта, чем Перепечко ему не найти.
Печка осторожно расспрашивает Синицу о подробностях предстоящего мероприятия. Тот отвечает, что они будут драться до тех пор, пока один из противников не будет повержен. «То есть убит?» - опасливо уточняет Степа. Илья решительно кивнул и мрачно добавил: «Ну или до первой крови» – так жаждал он крови Михеева. Печка тревожно спрашивает, а что должны делать секунданты? Илья успокаивает его, что ничего, кроме как следить, чтобы никакие правила не были нарушены. Тогда Степа соглашается.
В назначенное время Михеев приходит в туалет в компании нескольких третьекурсников. Начинается драка. Печка видит, как Михеев подло нападает на Илью сзади, когда тот снимает китель, Илья падает, и его руки оказываются сжаты в рукавах кителя. Пользуясь этим, Михеев начинает беспрепятственно избивать Синицына. Печка хочет вмешаться, но друзья Михеева удерживают его. Избиение продолжается под протестующие вопли Перепечко до тех пор, пока в туалет не входит офицер. Тот уводит Михеева с собой, а всхлипывающий Печка бросается к Илье и помогает ему подняться.
Печка спрашивает, что дальше? Синица мрачно говорит, что дуэль еще не закончена.

4.

Михеева выгоняют из училища, так как это оказывается далеко не первых его проступок.
Впервые за долгое время из училища выгоняли показательно – на плацу, в присутствии всех суворовцев. Генерал-майор Матвеев на весь плац объявил, что за поступок, не достойный имени суворовца, Михеева с позором изгоняют из училища. У Михеева был подавленный и весьма жалкий вид. Ребята хранили гробовое молчание. Всем было жутковато. Потом с Михеева демонстративно срезали погоны.

… Раздался громкий, режущий слух треск. Бедняга втянул голову. И остался недвижимо стоять. Только ниточка на плече растерянно металась из стороны в сторону на ветру.
Странно, но Синицына почему-то ужаснули именно эти две вещи: ниточка на плече и то, как Михеев втянул голову, словно опасаясь удара.
А затем все разошлись. Все так же молча, старательно избегая смотреть друг на друга. Только один раз Сухомлин нарушил молчание:
- Я всегда думал, что смогу спокойно в любой момент отсюда уйти. И даже не поморщусь. А теперь…
- Да все понятно, - хрипло отозвался Трофимов.
Они уже вошли в здание, когда их окликнули. Трофим обернулся и увидел, что к ним спешат трое кадетов. Кажется, из четвертого взвода. Они искали Макарова.
Макс, шедший впереди, услышав свою фамилию, вернулся.
- Где подписать? – без предисловий спросил лупоглазый здоровяк.
Он говорил быстро, захлебываясь словами, будто боялся, что его прервут раньше времени.
- Что подписать?
- Петицию. Чтоб Философа оставили, - затараторил суворовец.
Макс удивился:
- Так Сырников вроде сказал, что четвертый взвод ничего подписывать не станет.
Макарову ответил другой кадет. Высокий, худой, чем-то похожий на Сухомлина:
- Не все думают так, как Сырников.
Не удержавшись от улыбки, Макс дружески хлопнул лупоглазого по плечу и достал петицию.

1.

Сашка Ноздрева самостоятельно обходит гаражи всех городских лечебный учреждений, разыскивая машину с двумя шестерками на номерах. Она сочинила трогательную легенду о потерянной золотой сережке своем мамы. В расследовании она провела целый день, прогуляв школу, но так ничего и не выяснила.
Расследование затянулось на несколько дней. Но ни в одной больнице такой скорой не оказалось.
Вместо этого, Сашкина учительница позвонила ее отцу и сообщила, что доселе примерная и способная ученица вдруг стала прогуливать уроки. Полковник Ноздрев в бешенстве. Единственное, что его успокаивает –Леваков тут ни при чем, ведь все это время он находился в училище. Александр Михайлович считает, что дочь связалась с наркоманом Витькой – приятелем Самохиной.
Сашка пытается скрыть правду, но полковник бушует, на минуту ей даже кажется, что отец впервые в жизни ее ударит. Полковник насильно закатывает Сашке рукава и проверяет вены. Сашка протестует и не говорит правды.
Расколоться ей приходится только тогда, когда отец угрожает, что если она не расскажет ему, почему прогуливает школу, и где бывает в это время, о Левакове она может забыть раз и навсегда. Угроза действует, и Сашка рассказывает отцу все об исчезновении и поисках Нины Владимировны Леваковой.
Полковник озадачен. Неужели его дочь настолько не доверяет ему, что не обратилась к нему за помощью? Сашка и сама не знает, почему ей это не пришло в голову.
Полковник куда-то и вскоре они узнают, что скорые с двумя шестерками на номерах есть только в роддоме и психиатрической больнице.

2.

Сашка сообщает новости Андрею. Тот в недоумении. Что его матери делать в роддоме или психушке?
Командир выдает Левакову специальную увольнительную и на следующий день они с Сашей идут в психиатрическую клинику.
Медсестра приемного покоя Мариночка сначала бодро отвечает на их вопрос, что Левакова действительно к ним поступала. В этот момент ей звонит кто-то очень важный, кого она называет «Всеволодом Акакиевичем» и ее настроение сразу меняется. Она кладет трубку и суетливо отвечает, что Левакова поступила к ним год назад и после принудительного курса лечения от алкоголизма была выписана. Ребята разочарованы и ничего не понимают.
Выходя с территории больницы, они видят въезжающую скорую с двумя шестерками на номерах.

3.

Пока Леваков и Сашка общались с улыбчивой Мариночкой, училище содрогалось от радостной новости – Философ вернулся!
Макс, несмотря на нагоняй, полученный от командира, ходил гордый, ни минуты не сомневаясь, что это сработала его петиция.
А ведь когда он подал ее майору (пойти сразу к Матвееву Макс все-таки не решился), тот, быстро ознакомившись с содержанием и пробежав глазами подписи, рассерженно посмотрел на парня и спросил:
- Ну, чего тебе, Макаров неймется? Революционер недобитый, - выругал он вице-сержанта и отвел глаза.
Еще не хватало, чтобы суворовец догадался о том, что Василюк не только одобряет его поступок, но и сам еще вчера собирался поставить под документом свою подпись. Правда, со вчерашнего дня кое-что изменилось.
- В общем так, - майор, не торопясь положил изрядно помятую в результате длительного ношения в кармане брюк петицию на стол, - Я ничего не видел. Ты мне ничего не давал. Ясно? Иначе буду вынужден принять в отношении тебя, Макаров, очень серьезные меры. А то взял моду, - Василюк хлопнул ладонью о колено, - что ни неделя, то восстание!
Макс упрямо замотал головой:
- Но, товарищ майор, это не честно. Петицию я вам отдал. И лежит она теперь в среднем ящике вашего стола. Это царизм какой-то! Беззаконие! – возмущено закончил он свою речь.
Не вставая, Василюк смерил кадета тяжелым взглядом.
- Суворовец Макаров, наряд вне очереди.
- Есть наряд вне очереди, - отозвался Макс, но тут же добавил: - И все-таки…
- Круу-гом! Шагом марш отсюда!
Послушно развернувшись, Макс быстро дошел до двери, но задержался на пороге и тихо сказал:
- И все-таки товарищ прапорщик…
- Марш, я сказал!
Максу ничего не оставалось, как покинуть кабинет командира. Но уже вечером следующего дня о возвращении Кантемирова в училище знали все. И, конечно, суворовцы, как и Макс, подумали, что Матвеев изменил решение благодаря их ходатайству. Но на самом деле все было не так…

[Когда Василюк уже собрался было против всех правил поставить свою подпись под петицией Макарова, он неожиданно узнал, что Кантемиров возвращается в училище. Поэтому и устроил вице-сержанту такую выволочку.
Дело в том, что Марианна Владимировна, узнав о случившемся, пошла к генералу и рассказала ему о настоящей причине драки Кантемирова с майором Ротмистровым и о тех, оскорблениях, которые она выслушала от офицера в свой адрес. Матвеев был взбешен. Только одно волновало его – в своей анкете Марианна Владимировна написала, что она замужем. Почему же она позволяет себе подобные отношения с прапорщиком в стенах училища? Марианна Владимировна, смущаясь, отвечает, что специально написала это в анкете, думая, что коллектив в основном мужской, и так ей удастся оградить себя от всех поползновений. На самом деле она не замужем, и холостой прапорщик ей ой как нравится. Матвеев усмехается.
Когда Марианна Владимировна уходит, в кабинет начальника училища входит сияющий полковник Ноздрев. Он сообщает радостную новость – их суворовец занял первое место на городской олимпиаде по математике. Матвеев довольно спрашивает – как фамилия суворовца…]

4.

Трофимов упивался своей славой недолго, Илье Синицину, который поначалу смотрел на все это снисходительно, надоело давать ему списывать. А Трофимов до ночных кошмаров боялся разочаровать БМП, вдруг она поймет, что он никакой не умный и не талантливый? Он умолял Илью не бросать его. Но тот был непреклонен, и на следующих дополнительных занятиях отсел от Сашки. Естественно, тот написал на два. Но Белова в нем не разуверилась, а только обеспокоенно выпросила у Василюка, чтобы Трофимова освободили от строевой и физподготовки. Нельзя гробить молодые таланты. Василюк сопротивлялся, но под напором БМП вынужден был сдаться. Ребята стали дразнить Трофимова «гением». Трофим пытался извиниться перед Синицыным, но тот в ответ окончательно шокировал Сашку, говоря, что отказывается от участия в олимпиаде. Трофимов в шоке. После тщетных уговоров, Трофимов в отчаянии говорит, что Синицыну придется поехать на олимпиаду, потому что он не может по состоянию здоровья. Синицы говорит, чтобы Трофим не притворялся. Но Сашка настаивает, что у него повреждена рука и он не может писать. Синица удивлен. В этот момент Трофимов решительно направляется к двери, засовывает пальцы в щель и захлопывает ее. Раздается крик Трофимова, звук падающего стула Синицы, который вскакивает и подлетает к нему, видя, что пальцы Сашки побагровели и правая рука стремительно отекает на глазах. Синицын тащит Трофима в медпункт, но тот отчаянно упирается и сквозь боль спрашивает, вернутся ли Синица в команду? Тот, наконец, соглашается. Тогда довольный Трофимов начинает орать, чтобы его скорее вели в медпункт.
На следующий день на олимпиаду поехал Синицын. Именно его фамилию назвал сияющий полковник Ноздрев начальнику училища.

1.

Макс ворвался в казарму как ошпаренный.
Он застукал их случайно. Шел по коридору и мельком глянул в окно. Остолбенел, приблизился вплотную к подоконнику и, прижавшись носом к стеклу, настороженно уставился вниз, задерживая время от времени дыхание. (Как будто он мог отсюда услышать голоса с улицы!)
Там, за оградой, словно крыло раненой желтой бабочки, порхал на ветру яркий плащ. В него, пряча голову в капюшон, куталась Полина. Руки она держала у груди, украдкой дуя на них, словно боялась показать своему собеседнику, что ей холодно.
Рядом стоял Яков. На нем были теплая дутая куртка серой меховой опушкой и черная кепка, из-под которой торчал массивный, побелевший от холода подбородок. Макс рассердился. Ну и типчик: сам упакованный стоит, а девушку дрожать заставляет! Вон у нее уже зуб на зуб не попадает.
Полина действительно притопывала ногами и жалобно поводила замерзшими плечами. Но Яков, казалось, ничего не замечал. Он, склонившись к капюшону, скрывающему от Макса лицо девушки, что-то втолковывал ей, мотая кепкой. Полина, по всей видимости, молчала, но внимательно слушала собеседника и даже не порывалась уйти.
А дальше произошло такое, что Макс напрягся. Яков выпятил широкие пальцы в толстых кожаных перчатках, - совсем как у мотоциклистов в старых фильмах – и провел ими по желтому плащу. Затем пальцы решительно и нагло проникли под капюшон. Следом к самому лицу девушки склонилась кепка.
Побелев, Макс весь вжался в окно, словно пытался проломить его лбом, и сам не заметил, как визгливо вжикнуло стекло под его коротко остриженными ногтями.
Наконец кепка отстранилась. А желтый плащ сник и стал вдруг казаться вдвое просторнее, словно девушка под ним вся сжалась или вовсе исчезла. Яков заговорил опять. Полина подняла голову и неожиданно покорно кивнула несколько раз. Мужчина самодовольно выпрямился.
Макс тоже отпрянул от окна. Это что же такое получается? Выходит, у них свидание? Или просто случайная встреча? Как бы не так, горько ответил он сам себе. Случайный звонок, случайная встреча… Да что она себе позволяет? Прямо под окнами училища шуры-муры крутит! А как же детская неокрепшая психика? Как же он, Макс?
Тем временем Полина, попрощавшись с Яковом, развернулась, но прежде чем войти на территорию, подняла голову и посмотрела, как показалось Макарову, прямо на него.
Он отлетел в сторону и затаился у стены. А когда в следующий раз решился посмотреть вниз, Полины на улице уже не было.
Макс повертел головой и, удостоверившись, что девушка скрылась, топнул ногой и помчался по коридору.

2.

В казарму Макаров не вошел, а вбежал. Он бы и дверью со злости хлопнул, если бы его не остановило странное зрелище.
Весь взвод молча наблюдал, как старшекурсники устанавливают в углу новую кровать. Удивленный, Макс подошел ближе.
Суворовцы аккуратно положили поверх металлического каркаса матрац, постелили новые простыни, одеяло, затем поставили подушку треугольником. Все это происходило в гробовом молчании. Поэтому и Макс невольно заговорил шепотом:
- У нас что, новенький?
В ответ обернулся Синицын – лицо его было торжественно-непроницаемым, как у солдат, несущих караул у вечного огня. Он неодобрительно зыркнул на Макса:
- Не смешно, Макар, - и отвернулся.
Макс все понял и с досадой, но не больно врезал себе кулаком по лбу.
Еще вчера им сообщили, что недавно на таджикско-афганской границе геройски погиб выпускник их училища – бывший суворовец третьего взвода Николаев. Командование решило вновь зачислить Николаева в курсанты. На этот раз навечно.
Вообще-то, когда накануне командир сказал им это, Макс подумал, что имя погибшего выпускника просто внесут в список их взвода и все. Чисто номинально. Но оказывается, Николаев и вправду теперь как бы учиться вместе с ними будет. Глаза Макса округлились.
Рядом с кроватью старшие суворовцы поставили стул. На нем, предварительно разгладив все складки, разложили форму. Сверху пристроили фуражку. Суворовец третьего взвода Николаев в расположение прибыл.
Перепечко, чья кровать располагалась как раз напротив койки нового курсанта, вздрогнул. Ему показалось, что погибший кадет подошел к своему спальному месту, осмотрелся и с любопытством глянул на соседа, с которым делил тумбочку. Печка попятился.
- А на уроках о его отсутствии докладывать надо? – тихо спросил Петрович.
Синицын, все еще не сводивший задумчивого взгляда с кровати Николаева, пожал плечами:
- Не знаю. Наверное. Он же теперь с нами учится.
Мальчишки помолчали.
В казарму вошел Кантемиров. Одобрительно осмотрел работу «стариков», только форму на стуле чуть-чуть поправил. Потом вдруг резко выпрямился и отдал честь. Суворовцы не проронили ни звука.
А Философ обернулся и, быстро вытерев глаза, пробормотал:
- Вот так-то, летчики-залетчики…
Синицын наконец очнулся и тихо спросил:
- Товарищ прапорщик, а как… как погиб Николаев?
Кадеты, навострив уши, уставились на прапорщика. Тот еще раз посмотрел в угол, где теперь «навечно» будет стоять кровать суворовца Николаева, и так же тихо ответил:
- Бандиты напали на пограничный пост. Их около сорока было, а наших – всего восемь человек. В общем… - Философ сжал зубы, - в общем, не выжил никто.
Кадеты недовольно зашевелились. Почему, интересно, в книгах и в кино всегда по-другому бывает? Бандиты никогда не убивают там главных героев. Это герои убивают бандитов. И в конце раненные, но живые возвращаются домой к своим матерям и женам. И это правильно. А вот так… так совсем не правильно.
- Товарищ прапорщик, - осторожно обратился к Кантемирову Сухой, - а они разве не могли уползти и затаиться где-нибудь, пока моджахеды не уйдут? Ведь видели, что их много! Что силы неравные! – с досадой и как будто даже с обидой закончил он.
Кантемиров напрягся и почему-то с жалостью посмотрел на Сухого:
- Значит, Сухомлин, не могли.
- А… их окружили, - догадался парень.
- Нет, не окружили, - грустно покачал головой прапорщик.
Сухомлин растерялся.
- Тогда почему?..
Но Кантемиров оборвал его, сказав, что через пятнадцать минут ужин и если третий взвод не будет готов через десять, то он заставит их по дороге в столовую петь строевую песню.
Когда Философ ушел, Синицын обернулся к Сухомлину и рассерженно на того набросился:
- Дурак ты, Сухой. Конечно, они не могли уползти. Тогда бы получилось, что они бросили свой пост. Нарушили присягу и… и… струсили, - в горячке добавил Илья.
Сухомлин с готовностью принял бой. Поправил соскользнувшие с переносицы очки, подбоченился и попер на Синицу:
- Сам ты дурак. Зато они бы выжили! И сейчас бы здесь не кровать Николаева стояла, а он лично нам про свои подвиги рассказывал.
Разведя руками, Илья парировал:
- Да? И про какие, интересно, подвиги? Как он в кустах сидел и моджахедов по сапогам считал?
- По-твоему, чтобы стать героем, непременно нужно погибнуть? – прищурился Сухой и глянул на товарищей, ожидая поддержки.
Но те, хотя и внимательно прислушивались к спору, еще не решили, чью сторону принять. Перепечко, нахмурившись, тер кулаком рот. Петрович, облокотившись о кровать, взбудоражено переводил взгляд с одного спорщика на другого. Даже Макс заинтересованно поддался вперед.
Сухой удовлетворился увиденным и продолжил:
- Я никогда не понимал этих бессмысленных жертв. Например, когда в самолете, во время войны, погибал весь экипаж. Что им стоило катапультироваться, а? – Сухомлин разволновался, доказывая свою правоту. Лицо его запылало, а губы, напротив, побелели.
Чуть дрожащей рукой он вытер капельку пота, скользнувшую по виску. Но при этом говорил парень ровно, не срываясь на крик:
- А теоретически мог погибнуть один только пилот. Зачем, вот скажи мне, Синица, зачем погибать всем? И главное – напрасно?
Илья неожиданно успокоился и точно так же, как недавно Кантемиров, с жалостью посмотрел на товарища.
- У тебя кругом – одна сплошная теория. В этом-то и проблема. Вот когда станешь офицером и окажешься в реальных боевых условиях, тогда и посмотрим. Кто знает, - Синица задумчиво посмотрел в окно, - может, даже еще поспорим.
Следующая фраза Сухого настолько ошарашила Илью, что парень вновь потерял самообладание.
- А кто тебе сказал, что я собираюсь стать офицером? – ехидно поинтересовался он, - Синица, очнись, хватит в облаках витать. Да больше половины всех наших курсантов даже не помышляют о военной карьере, - когда Сухомлин увидел, как вдруг беспомощно опустились до этого уверенно сложенные на груди руки Ильи, он даже испытал к нему сочувствие.
А Синица растерянно оглянулся на остальных и спросил:
- Кто-нибудь еще думает так же, как Сухой?
Трофимов сразу отвел глаза, и Синицын немедленно подскочил к нему:
- Трофим, ты как?
Тот неопределенно пожал плечами:
- Я еще не решил. Не исключено, конечно, что стану офицером, но все-таки… - он виновато посмотрел на Илью, - маловероятно. Отец советует в экономический.
Синицын кивнул и перевел взгляд на Петровича. Тот тоже замялся:
- Ты, Синица, не перегибай палку. Нам еще два с половиной года учиться. Потом решим.
Но Илья так не думал. Как это потом? Потом служить надо…
До этого момента он был уверен, что абсолютно всех суворовцев – его товарищей! – объединяет прежде всего, желание в будущем служить Отечеству. Илья-то думал, что у них общие интересы и близкие мысли. А оказывается…
Ему показалось, будто все его разом предали. Или нет, не все? Леваков, не торопясь, отошел от окна, где молча стоял все это время, приблизился к Синицыну и, положив руку на плечо, пообещал:
- Илюх, я буду офицером. Я давно уже все решил.
Синицын с благодарностью посмотрел на друга.
Макс тем временем взглянул на часы и ахнул. Философ их убьет.
Когда суворовцы построились, Макаров не удержался и шепнул Синицыну, который мысленно все еще продолжал вести спор с Сухомлиным:
- Синица, не расстраивайся. Петрович прав. Рано еще об этом думать.
Но Илья категорически замотал головой:
- Сейчас не рано. А вот потом точно будет поздно.
И в этом он не сомневался.

3.

Взбудораженный разговором с друзьями, Илья бежит на КПП – к нему пришла Ксюша. По дороге он бледнеет, думая, а что было бы с Ксенией, если бы он погиб, как Николаев? Необходимо ее предупредить… А вдруг она тогда не захочет связывать с ним свою жизнь?
Илья проникновенным голосом сообщает Ксюхе, что в любой момент может погибнуть. Та не на шутку пугается. И когда Илья объясняет ей все, обиженно обзывает его придурком. Разговор плавно переходит на Михеева. Ксюха сама слышала, как тот недвусмысленно угрожал Илье, и считает, что теперь, когда его еще выгнали из училища, он может быть для Ильи действительно опасен. Но Синица успокаивает девушку.

4.

Полковник Ноздрев вызывает Левакова к себе в кабинет. Он дает суворовцу визитку большой шишки из милиции – своего друга полковника Баландина, и говорит, чтобы Андрей позвонил ему и рассказал все подробности исчезновения его матери. Ноздрев дает на время Андрею свой мобильный, чтобы тот поддерживал связь с Баландиным и мог всегда ответить ему на возникающие в ходе расследования вопросы.

5.

Когда Андрей в очередной раз приходит домой к матери, он застает странную картину. Входная дверь открыта, а в квартире мирно беседуют двое представительных мужчин и дама. Андрей пытается все выяснить. Но те только возмущенно говорят, что эта квартира продается ее владельцем. Когда Андрей сообщает, что он – сын владелицы этой квартиры, а она сама пропала, один из мужчин начинает сильно нервничать. В это время у него звонит мобильный, и в разговоре он опрометчиво называет своего собеседника по имени: «Всеволод Акакиевич». Андрей мгновенно настораживается. Он неожиданно бросается к двери комнаты и запирает всех троих внутри. А сам вооружается лыжной палкой и торопливо звонит по мобильнику полковнику Баландину, пока незнакомцы изо всех сил колотят в дверь.

1.

Не сдержавшись, Полина впервые за свою недолгую педагогическую карьеру, хлопнула ладонью по столу, но перестаралась и тут же отчаянно замахала рукой, пытаясь унять боль. Но ладно бы просто по столу треснула, - она ведь вдобавок еще и прикрикнула:
- Суворовец Макаров, если вы еще раз позволите себе нечто подобное, я удалю вас из класса!
Боль вроде утихла, и преподавательница спрятала руку на коленях, с досадой ругая себя, что взорвалась на глазах у ребят. А все Макаров! Полина недружелюбно на него посмотрела.
Тот в ответ лишь невинно моргнул и удивленно дернул плечами. Однако стоило Полине отвернуться, как Макс, кривляясь, пробормотал тоненьким голоском: «Я удалю вас из класса!..» Ольховская мигом обернулась, но не успела и вновь наткнулась на по-детски чистый взгляд суворовца, доводившего ее до белого каления. Нет, ну что ей с ним делать?
Полина уже не сомневалась, что видела тогда в окне именно Макарова. Он со второго этажа следил за ней и Яковом, когда они договаривались о свидании, а поняв, что Полина его заметила, скрылся. Абсолютно точно: это был Макаров. И то, что с тех пор он ни одного урока не дает ей спокойно провести, лишнее тому подтверждение.
О какой бы теме Полина не решила поговорить на занятии, Макс непременно усматривал в ней прямую связь с проблемой любви и брака в жизни современной женщины. Особенно его интересовал вопрос брака без любви. Своими соображениями Макаров, совершенно не стесняясь, делился со всем взводом, нимало не обращая внимания на то, что его, собственно, никто не спрашивал.
Конечно, Полина Сергеевна прекрасно понимала намеки суворовца. Вначале она смущалась и краснела, а потом только злилась. Да какое дело этому мальчишке до ее личной жизни?! Ей, между прочим, уже двадцать два! И она все еще не замужем. Естественно, что, как и любая зрелая женщина, Полина должна подумать о будущем. Яков – замечательный человек. С ним ей будет легко и надежно. Неужели Макаров этого не понимает?
На что он, интересно, вообще рассчитывает? Что она будет ждать, пока он вырастет?
Полина украдкой посмотрела на Макса. Если бы он не был таким вредным и упрямым, то может, рано или поздно и смог бы ей понравиться… Не сильно, конечно, а так… чуть-чуть…
«Что за ерунда приходит мне в голову! – рассердилась на себя Ольховская, - Яша – вот кто мне нужен… наверное…»
А что до большой любви, то Полина уже взрослая девушка и понимает, что пора более реально смотреть на вещи. Нет никакой большой любви… наверное… Ну, а если и есть, то встречается одна на миллион…
И тут Полина засомневалась: а вдруг у этого парня – Макарова – как раз такая к ней любовь? Как он сказал тогда: «У одних проходит, а у других нет»?
Чушь! Так все говорят. А на самом деле все проходит. И нет, наверное, никакой любви…
- Урок окончен, - услышала вдруг Полина свой голос.
Вздрогнула и подняла голову. На нее с удивлением смотрели двадцать пять пар удивленных глаз. И одна пара ехидных.
- Но звонка еще не было, Полина Сергеевна, - вежливо напомнил ей Макаров.
Однако преподавательница встала и, пробормотав любимую присказку математички Беловой: «Звонок для учителя», - вышла из класса.
«Струсила и сбежала. По-другому и не сказать. А все Макаров!» - в очередной раз с досадой подумала Полина, направляясь в преподавательскую…

… Она так расстроилась, что даже не услышала, как ее окликнул Кантемиров. Поэтому испуганно вздрогнула, почувствовав, что кто-то положил ей руку на плечо. Оборачиваясь, Полина была уверена, что увидит позади радостно ухмыляющееся лицо Макарова. И с облегчением вздохнула, обнаружив там прапорщика. А тот отчего-то очень обрадовался.
- Как хорошо, что я вас встретил! Вы, наверное, еще не знаете, что я через две недели женюсь? - Философ повторял эту приготовленную заранее фразу уже не в первый раз, но за все это время не изменил и не пропустил ни одного слова.
Полина изумилась:
- Как? Так скоро?
Поскольку абсолютно все задавали ему именно этот вопрос, Кантемиров небрежно выдал вторую заготовку:
- Сами понимаете, мыв люди не совсем молодые – нам время терять жалко.
Полина понимающе кивнула, немедленно подумав о своем. Вот именно: так и жизнь пройдет – оглянуться не успеешь. Прав Кантемиров – время терять ни в коем случае нельзя. А она, Полина, теряет.
Прапорщик, не подозревая, что задумчивая улыбка девушки никак не связана с его предстоящей свадьбой, перешел к главному:
- Я вас, Полина Сергеевна, хочу на торжество по случаю нашей с Машей свадьбы пригласить, - и добавил: - Обязательно кавалера вашего захватите. Чем больше народу, тем лучше.
От всей души поздравив Кантемирова с предстоящей женитьбой, Полина пообещала, что непременно придет… с кавалером.

2.

Пожениться через две недели, чтобы не терять времени, решил прапорщик, а Марианна Владимировна только молча кивнула. Рассказ о странной дружбе Кантемирова и Марианны Владимировны и о самой по себе возникшей любви.
Философ каждый день приходит в медсанчасть попить чаю и развлечь невесту историями из жизни суворовцев.

… Однажды ему удалось действительно ее поразить. И новости были свежие.
- Представляешь, Маш, - Кантемиров отхлебнул чаю и посмотрел на Марианну Владимировну поверх чашки, - у нас ребята организовали тайную организацию. Прямо в училище.
Женщина изумленно подняла брови:
- Ну, видно не такая уж эта организация тайная, если даже ты о ней знаешь! – и тут же полюбопытствовала: - А как называется? И в чем, собственно, заключается тайна? Чего ребята хотят?
Поставив чашку на стол, прапорщик вздохнул:
- Я знаю только, что эта организация есть. Больше ничего. Ни названия, ни цели. Однако, - поспешно добавил он, чтобы Маша не усомнилась в его способностях собирать информацию, - нам достоверно известно, что тут замешаны первокурсники. И, в частности, третий взвод.
- Ясно… - Марианна Владимировна подалась вперед, - Это, наверное, как-то связано с тем суворовцем. Как его? – она нетерпеливо помахала кистью руки, вспоминая, - Ну, тот мальчик, про которого ты мне столько рассказывал? – и жалобно посмотрела на Кантемирова в ожидании помощи, - А, вспомнила, Макаров! - врач торжествующе подпрыгнула на месте, - Наверняка тут без Макарова не обошлось. Как ты считаешь?
Прапорщик загадочно пожал плечами:
- Может, так. А может, и нет. Скоро выясним.
Марианна Владимировна была заинтригована. Она расстроилась, что Ивану известно так мало, и потребовала, чтобы жених держал ее в курсе. Кантемиров с готовностью пообещал.

3.

Никакого отношения к тайной организации Макс не имел. Он вообще узнал о ее существовании от Перепечко. Тот на перемене отозвал его в сторону и торжественным шепотом сообщил:
- Я должен задать тебе один очень важный вопрос. Ты в будущем собираешься стать офицером?
Макс сразу догадался, откуда ветер дует. Это все Синицын никак не угомонится! И ответил Печке то же, что в свое время Илье. Мол, рано еще такими вопросами заморачиваться. Гуляй, пока молодой.
Однако Степа не отстал. Ему хотелось во что бы то ни стало завербовать Макарова. Поэтому, несмотря на строгий запрет Синицы разглашать подробности «сомневающимся» или тем более «отказникам», он выложил Максу все:
- Это Илья придумал. Завтра после отбоя все, кто решил после училища стать военными, соберутся в туалете, - тут Перепечко сделал паузу и следующие слова произнес одними губами: - Чтобы дать клятву и скрепить ее кровью.
Вообще-то, про кровь Печка сам толком не понял, но Синицын на его вопросы каждый раз уклончиво отвечал: «Скоро узнаешь».
- И после этого мы станем почти настоящими братьями, - закончил Степа и посмотрел на Макарова, пытаясь угадать, смог ли он его убедить.
Однако Макса, похоже, эта информация не особенно взволновала. Он иронически хмыкнул и спросил:
- Вы что, с Синицей в детстве в казаков-разбойников не доиграли?
Перепечко расстроился, но на всякий случай предупредил:
- Если передумаешь, приходи завтра вечером в туалет. Только не опаздывай. Мы начнем ровно в одиннадцать.
Макс пообещал, что если вдруг передумает, то обязательно придет. Но про себя усмехнулся: и как только Синицыну такое в голову пришло?!
А Илья был очень доволен своей затеей. Конечно, изначально он не предполагал, что «Братство будущих офицеров» (именно так он решил назвать их союз) будет воспринято в училище как тайное общество. Никакой тайны из своего стремления объединить тех суворовцев, кто действительно собирается посвятить жизнь служению Родине, он не делал. А Печке велел языком поменьше трепать, а то еще смеяться над ним начнут.
К сожалению, их инициатива не встретила широкой поддержки. Синицын даже чуть руки не опустил, когда Перепечко сообщил ему о семи отказах подряд. Но затем встряхнулся. Ничего, зато остальные войдут в братство осознанно и для них клятва, придуманная Ильей, не будет пустым звуком.
Собственно, изначально Синицын и собирался ограничиться одной только клятвой. Идея скрепить ее кровью возникла позже.
Он припомнил рассказ матери о том, как в свое время побратались его отец и дядя Слава. И тут же загорелся мыслью повторить их ритуал.
Во-первых, воображение мальчика будоражила сама церемония, во-вторых, клятву «на крови» страшнее нарушить, ну и, наконец, в третьих, Илья своими глазами видел, насколько крепко она связала Сергея Синицына и его лучшего друга Славку.
Итак, никаких сомнений. Члены «Братства будущих офицеров» будут все как один кровными братьями!

4.

Перед тем как открыть дверь и войти внутрь, Леваков дисциплинированно посмотрел по сторонам. Никого из старших в коридоре не было. Только из-за угла вывернули двое кадетов из первого взвода. Но они не в счет. Тоже на посвящение идут.
Убедившись, что вокруг все спокойно, Андрей проскользнул в туалет. Там было многолюдно, но тихо. Суворовцы стояли небольшими группами. И таки групп Леваков насчитал четыре или пять.
Синицын, облокотившись о подоконник, нетерпеливо посматривал на часы. Рядом взволнованно топтался Перепечко. Чуть поодаль Андрей заметил Петровича, Трофимова и еще парочку кадетов из их взвода.
Увидев Левакова, Синица махнул рукой, подзывая его к себе. Когда Андрей, не без труда пробравшись сквозь толпу, остановился между Печкой и Трофимом, Илья в очередной раз посмотрел на часы и сказал:
- Пора!
Времени уже действительно было много – две минуты двенадцатого. А сюда в любой момент могли войти дежурные офицеры.
Синицын выпрямился и, оглядев присутствующих, произнес:
- Вы все знаете, зачем мы здесь собрались. Поэтому давайте сразу начнем, - и вытащил из кармана складной ножик.
Но объяснить ничего не успел, так как в туалет вбежал еще один суворовец. Вбежал шумно, невзирая на конспирацию, и прямиком ломанулся к окну.
Это был Макс. Добравшись до друзей, он невозмутимо встал недалеко от Синицы. Илья удивился.
- Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, - признался он, - Ты же, кажется, говорил, что еще рановато о будущем думать?
Макс согласно кивнул:
- Ага, говорил, - но тут же, хитро прищурившись, добавил с намеком: - Но потом-то будет поздно. Ты давай, Синица, не отвлекайся.
Илья, вновь повернувшись к притихшим в ожидании кадетам, продолжил:
- Я предлагаю членам «Братства будущих офицеров» дать клятву быть верными избранному пути и своим товарищам по братству, поклясться защищать и оберегать все тех, кто нуждается в защите, и… - он немного смутился, - и нашу Родину. Клятву мы скрепим кровью. А, значит, станем братьями. Поэтому, - тут Синицын сразу сделался очень серьезным, - поэтому, если кто еще сомневается… В общем, кто сомневается, может уйти.
Леваков непроизвольно огляделся. Уйдет кто-нибудь или нет? Никто не ушел. Тогда Илья закатал рукав и первым, чуть поморщившись, порезал себе руку повыше запястья. Появилась малюсенькая красная-красная капелька крови. Синицын еще раз осторожно полоснул ножом по тому же месту. Крови стало больше. Удовлетворившись, он торжественно произнес:
- Клянусь, - и передал нож Перепечко.
Когда тот, заметно побледнев, проделал то же, что и Илья, они соединили свои ранки.
- Клянусь, - сказал Печка, передавая нож Андрею.
- Клянусь, - уверенно повторил Леваков, наблюдая, как быстро краснеют волоски на его руке.
Макс принял нож, примерно пару секунд задумчиво на него смотрел, а потом повернулся к Синице и зачем-то ему кивнул:
- Клянусь…
Леваков оправил форму. Остальные кадеты, передавая из рук в руки нож, негромко произносили клятву.
А потом наступила тишина. Все выжидательно посмотрели на Синицына. Наверное, думали, что он еще что-нибудь скажет. Но Илья молчал. Он решил, что все уже и так ясно.
Тогда суворовцы начали расходиться.

[На выходе Левакова останавливает Илья и спрашивает, есть ли новости из милиции? Но новостей никаких не было, несмотря на то, что прошло уже два дня с тех пор, как Андрей задержал в своей квартире трех незнакомцев. Полковник Баландин приехал вместе с милицией через десять минут после его звонка и всех троих арестовали. Но до сих пор никаких новостей не было. Кто были те люди и знают ли они что-либо о месте нахождения его матери, Андрею не сообщали. Андрей уже было засомневался, а ведется ли расследование вообще?]

5.

Однако сомневался Леваков зря. Полковник Баландин сразу же заинтересовался личностью загадочного Всеволода Акакиевича, про которого ему рассказал Андрей. Расследование проводилось и в ходе него были установлены любопытные вещи. Всеволод Акакиевич был главным врачом психиатрической больницы. Рассудив, что ему несправедливо мало платят, он занялся бизнесом. Выискивал среди своих пациентов тех, у кого совсем не было родственников, потом к ним неожиданно приезжала скорая, сообщники Всеволода Акакиевича делали ничего не подозревающим людям укол наркотика и в бессознательном состоянии доставляли в психиатрический диспансер. Там им назначалось определенное лечение, в результате которого свои квартиры они переписывали на третье лицо (один из мужчин, которого Андрей задержал в своей квартире). Тот квартиры продавал, а деньги честно делил с Всеволодом Акакиевичем и его подручными. После этого пациенты исчезали.
Полковник Баландин готовил арест.
Но Андрей, ничего этого не зная, и думая, что расследование тянется, а драгоценное время уходит, решает не полагаться на милицию, а действовать самому…

1.

Леваков говорит Саше, что в увольнение идет с парнями на футбол. Та в неприятном недоумении: у него мать пропала, а он на какой-то футбол собирается! Саша холодно пожимает плечами и кладет трубку.
В субботу вечером Андрей отправляется не на футбол со всем остальным взводом, а к психиатрической клинике. Неприветливый сторож не пропускает парня на территорию больницы. Тогда, дождавшись темноты, Андрей перелазит в глухом месте через забор. В темноте клиника выглядит еще более мрачно. Он проникает через черный ход на пищеблок и одевает висящий там грязный белый халат, потом отправляется в коридор, в надежде обойти палаты прежде, чем его заметят. Но это ему не удается. Его видит медсестра и вызывает охрану. Андрей бежит вниз по лестнице и оказывается в тускло освещенном подвале. Назад ему ход отрезан, коридоры больницы уже проверяет охрана. Впереди он замечает облезлую металлическую деверь и без особой надежды толкает ее. Дверь оказывается незапертой…

2.

За дверью узкий, слабо освещенный коридор. Андрей, преодолевая подсознательный страх, направляется по этому коридору. За ним – еще одна дверь, за которой снова коридор. Андрея настораживает пугающий сладковатый запах вокруг. Он достает из кармана нож и продолжает двигаться вперед. Коридор заканчивался просторным холлом с грузовым лифтом. Горит такое же слабое освещение. Андрей видит человека в серой пижаме, лежащего на высокой металлической каталке. Человек мертв. От неожиданности выпадает из рук Андрея. Пятясь и не спуская глаз с мертвеца, Леваков снова толкает какую-то дверь и буквально вваливается в небольшую жарко натопленную комнату. И вдруг видит мать. Она без сознания, но живая. Пытаясь привести ее в чувства, Андрей наклоняется над матерью, но тут за его спиной раздается какой-то шорох…

1.

Печка скучает на тумбочке. В эту субботу он заступил дневальным. Ребята пошли на футбол, а он, стараясь не заснуть в непривычной тишине казармы, думал обо всем подряд. О Философе, у которого через неделю свадьба, и который уже наорал на него сегодня за сонный вид. О пацанах, которые сейчас отрывались без него на футболе. О футболе, которого он не любил, но лучше бы посмотрел матч, чем торчать целый день на тумбочке. О погибшем «суворовце» Николаеве. О клятве, которую они недавно дали. Даже Макс… О горячих токах планеты: Ираке, Афганистане, Африке… О том, что клятву на крови нарушить жутко. И о том, не поторопился ли он, ее давая. Потом, когда за окнами уже начало темнеть, переключил свои мысли на Веронику и отношения с женщинами, по ходу вспоминая и обдумывая слова великого классика: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». А потом ему вдруг захотелось в туалет. Причем с каждой минутой все сильнее. Нерешительно поозиравшись по сторонам, Степа покинул свой пост…

2.

Одним из первых в казарму из увольнения вернулся Синицын. Он не ходил на футбол, потому что был на свидании с Ксюшей. Он что-то не глядя вбрасывает в свою тумбочку, а потом замечает вернувшихся с футбола пацанов. У них унылый вид. Они все в ссадинах и кровоподтеках, формы помятые, у некоторых даже порванные…

…Илья удивился:
- Что, наши продули?
Сухой, который выглядел, пожалуй, хуже, чем остальные (по крайней мере, Печка со своего места заметил, как у того на скуле подозрительно синеет крупное неровное пятно) с досадой швырнул свой шарф на пол и огрызнулся:
- А мы откуда знаем? Кто нас на стадион пустил?
Беззлобно посмотрев на товарища, Петрович поднял с пола его грязный шарф и хмыкнул:
- А чья была идея с кричалками? Вот и не жалуйся теперь, - после чего обернулся к Синице и, хихикая время от времени, поведал историю их несостоявшегося похода на футбол: - Сначала все было тип-топ. Мы шарфы эти, только когда из автобуса вышли, напялили. А то, наверное, нас бы прямо на ходу выбросили. Там же этих психов был полный салон, - добавил он, посмеиваясь, правда Печка не понял, что Генка нашел в этом забавного – у него самого под бровью красовался здоровенный кровоподтек, - Я-то мигом смекнул, что ничем хорошим это дело не кончится. Как только увидел того длинного. Помнишь, Макс? – быстро повернулся он к Макарову, а затем злобно покосился на Сухого, - Ну да разве Сухой послушает?
- А что я? – возмутился Сухомлин, ощупывая изнутри щеку языком, - Сам, между прочим, первый заорал: «Давайте, пацаны, давайте! Чего время теряем?»
Наверное, Сухой сказал правду, потому что Петрович ни слова не опроверг, а невозмутимо продолжил:
- В общем, идем, кричим, шарфами над головой размахиваем, а эти молча вокруг нас группируются. И тот, длинный – ну, я про него уже рассказывал – спрашивает: «Значит, говорите, ваша команда самая офигительная?» Мы гордо киваем. И понеслось. Кулак слева, кулак справа. Сухой вопит: «Люди, не видите, наших бьют!» А им пофигу! – тут в голосе Петровича прозвучала обида. Мужики здоровые мимо проходят, и хоть бы одна тварь заступилась. Короче, отмутузили нас по первое число, - вздохнув, закончил он.
- А все-таки почему вы на стадион-то не попали? – не понял Синицын.
Все разом на него укоризненно посмотрели. Ответил Макс:
- Кто ж нас, бузотеров, пустит? – и злорадно хмыкнул: - Тех, во главе с длинным, кстати, тоже за воротами оставили. Мы потом вместе вокруг стадиона круги наворачивали. Спорили, чья команда победит.
Илья не поверил:
- Так вы что, все это время вокруг стадиона слонялись?
- Угу, - подтвердил Макс невозмутимо.
Синицын покачал головой. Не понять ему этих фанатов. И, к сожалению, командир тоже их не поймет. И не успел Илья подумать об этом, как открылась дверь и в казарму вошел Кантемиров.
Он еще с порога хотел что-то сказать, но, увидев кадетов, поперхнулся. Слова повисли в воздухе. Гробовая тишина длилась несколько секунд. Потом Философ крякнул и скомандовал Печке:
- Строй взвод.
Мальчишки даже в порядок себя привести не успели. Так и предстали перед прапорщиком: чумазые, взбудораженные, с синяками на лицах и с яркими фанатскими шарфами в руках.
Последнее особенно заинтересовало Кантемирова. Игнорируя синяк на щеке Сухого, он подошел к Трофимову (а тот, кстати, пострадал меньше всех) взял двумя пальцами шарф, который парень два раза обмотал вокруг шеи, и, не мигая, поинтересовался:
- Принята новая редакция Устава?
- Почему? – не понял Трофимов.
Он-то ожидал, что прапорщик сходу орать начнет. Не без повода, между прочим. Но при чем здесь Устав?
Кантемиров тем временем любезно пояснил:
- Ну как же. Я вижу, суворовцы все как один принарядились. Шарфиками вон повязались…
Трофимов стал поспешно разматывать шею. Но прапорщик только ухмыльнулся:
- Да нет, суворовец, тебе даже идет.
Трофим покраснел, а парни сочувственно засопели. Однако тут Кантемирову, похоже, наскучило играть с кадетами в кошки-мышки, потому что он, отступив назад, недовольно сдвинул брови и своим обычным тоном спросил:
- Это что еще за маскарад?
- Это мы… - начал было Макс, но Философ рявкнул:
- Молчать! Кто разрешил разговаривать?
Всерьез разозлился, решили парни, с трудом сдерживаясь, чтобы виновато не опустить головы. А Макс прикусил язык. Но прапорщик не дал ему расслабиться и гаркнул:
- Вице-сержант Макаров! Что произошло с суворовцами третьего взвода?
Макс послушно вышел вперед и доложил, что находившиеся в увольнении суворовцы третьего взвода подверглись нападению со стороны агрессивно настроенных молодых людей, предположительно оголтелых фанатов.
Заметно остыв, Кантемиров внимательно выслушал объяснения вице-сержанта, усмехнулся и небрежно бросил:
- А наткнулись на оголтелых фанатов суворовцы третьего взвода в детском парке у лотка с мороженым, верно?
- Нет, - честно признался Макс, - около стадиона.
Прапорщик удовлетворенно кивнул. Не стали юлить, молодцы. Да уж, орлы, ничего не скажешь. Все равны как на подбор, с ними дядька… тьфу ты, совсем зарапортовался.
И еще раз досадливо осмотрел ребят.
- Чем вы только думали? – спросил он неожиданно, - Вас же покалечить могли! Фанаты – это же… звери. Нет, вы только на них посмотрите: они еще и шарфы напялили, чтоб те точно знали, кого бить, - прапорщик задумался, - А кроме вот этого, - он, не глядя, махнул рукой на злосчастные шарфы, которые парни все еще сжимали в кулаках, - в тумбочках у вас ничего лишнего нет?
В ответ суворовцы приглушенно нестройно загудели.
- А это мы сейчас проверим, - решил прапорщик и скомандовал: - Тумбочки к досмотру.
Суворовцы, не заставляя Философа повторять дважды, разбежались к своим койкам. Открыли дверцы тумбочек и отошли в сторону. Кантемиров начал обход.
Прапорщик проверял внимательно, но пока не добрался до тумбочки Ильи, не нашел ничего примечательного. Разве что молодежный журнальчик у Макса. Зато, когда Философ проверил личные вещи Синицына, он вдруг напрягся, резко выпрямился, затем вновь нагнулся и извлек что-то наружу. А затем спросил без всякого выражения:
- Что это?
Илья подошел ближе, бросил взгляд на добычу Кантемирова и остолбенел.
- Н-не знаю, - заикаясь, пробормотал он, не сводя глаз с прозрачного пакета, который прапорщик брезгливо мял пальцами.
В пакете были шприцы и еще один маленький пакет с каким-то порошком. Илья догадался и весь похолодел. Не может быть. Но промолчал, надеясь, что ошибся.
Кантемиров внимательно посмотрел на Синицына. Взгляд его медленно леденел.
- А вот мне кажется, я знаю, что это, - тщательно выговаривая каждое слово, произнес он, - Только что ЭТО делает в твоей тумбочке?
Судорожно сглотнув, Синицын впервые решился взглянуть на Философа и наткнулся на настоящий айсберг в его глазах. Внутри у парня все оборвалось. Как же так? Ерунда какая-то. Сейчас недоразумение выяснится.
- Это не мое, - с трудом выдавил он.
Но Кантемиров был непреклонен.
- Тумбочка твоя? – мрачно спросил он.
Суворовец обреченно склонил голову в знак согласия. «Только, - отчаянно кричал он про себя, - это ведь ничего не значит, правда?» Но вслух не смог произнести хоть слово. Уж больно сурово выглядел прапорщик. Даже ни разу не сказал свое любимое «летчики-залетчики».
- А это чья? – кивнул он на закрытую дверцу соседней тумбочки.
Тумбочка принадлежала Андрею Левакову, который до сих пор не вернулся из увольнения…

3.

Андрей очнулся в пахнущей кварцем палате. Рядом сосед по койке стучал ложкой о тарелку, быстро поглощая остатки ужина. За окном глубокая ночь. Андрей смутно помнил недавние события. Мрачная психиатрическая клиника, подвал, мертвец на каталке, мама… Потом какой-то шорох за спиной… Потом провал… Потом машина скорой помощи, какой-то врач. Он, кажется, спросил у него, куда они едут. Врач ответил, что волноваться не надо, они едут в больницу, и теперь все будет хорошо. Потом ему сделали какой-то укол, и снова наступил провал… А теперь половина третьего ночи и он в какой-то палате рядом с неопрятным мужиком в боксерских трусах, аппетитно поглощающем остатки ужина.

4.

На следующее утро проведать Левакова в больницу приходит Саша. Она обзывает его дураком и с рыданиями бросается ему на шею. Они долго стояли, обнявшись, а потом Сашка стала по-деловому выкладывать баночки и коробочки с домашней едой, термос с чаем и фрукты. Андрей пытался возражать, но Саша непреклонна, половину он отнесет маме. Нина Владимировна лежит здесь в женском отделении.
Саша рассказывает Андрею последние новости. Он пробрался в психиатрическую клинику как раз в тот вечер, когда планировался арест Всеволода Акакиевича, и это его спасло. Она спрашивает Андрея, как он догадался, что мать нужно искать в морге? Андрей удивлен, а потом понимает, откуда взялся тот труп на каталке. Сашка рассказывает про бизнес Всеволода Акакиевича и поимку всей его шайки. Андрея тогда в морге оглушил санитар – пособник Всеволода Акакиевича, и милиция, которая арестовала главврача дома и от него узнала о местонахождении его последней жертвы, обнаружила в морге не только Нину Левакову, санитара, но и Андрея – к великому своему удивлению. Выяснил полковник Баландин и то, куда девались предыдущие жертвы главврача – их залечивали до безнадежного состояния, а потом отправляли на пожизненное содержание в психиатрическую клинику с решетками на окнах, откуда им была только одна дорога – на кладбище.

5.

Когда Леваков возвращается в училище, он узнает неприятные новости. У Синицына в тумбочке нашли наркотики. Печка сообщает ему по секрету, что ребята объявили игнор Сухому и Петровичу, так как те считали, что раз наркотики нашли у Синицы, значит, он виноват. А Илья говорит, что он понятия не имеет откуда они у него взялись. Его бесконечно допрашивают офицеры всех уровней, но Илья упорно отрицает свою причастность к наркотикам, хотя и не может объяснить, откуда они появились в его вещах. Он несколько раз расспрашивал Печку, не видел ли тот чего, пока стоял на тумбочке, но Печка только обиделся: «Неужели ты думаешь, что я бы тебе об этом не сказал?» Рассказав все это Левакову, Печка признался, что его смущает одно обстоятельство: он помнит, что когда Синица вернулся в тот день из города, он сразу забросил что-то в свою тумбочку – как раз перед тем, как в казарму вошли остальные. Но с другой стороны, не может быть Илья виноват. И Макс так считает. В ответ Леваков заверил Печку, что Синица действительно не может быть виноват.
Офицеры решают отложить вопрос Синицына до возвращения из командировки генерал-майора Матвеева.
Парни, и сам Синицын, тоже надеются, что начальник училища во всем разберется.

1.

Однако генерал-майор Матвеев ни в чем разбираться не стал и сразу же постановил с позором выгнать суворовца из училища. И тому были серьезные причины…
Рассказ о семье Матвеевых, трех его дочерях и двух внуках от любимой дочки Аллы. Старшего он мечтал сделать суворовцем, но внук категорически отказался, сказав, что он – пацифист и никакого отношения к армии иметь не хочет. А через четыре года он трагически погиб. Его сбил пьяный водитель. В отличие от брата, второй его внук Петр, сразу выразил желание стать суворовцем. Только не в том училище, где начальником был дед. Матвеев понял и определил внука в Московское суворовское училище. И парню вроде бы нравилось, но через какое-то время Петька вдруг исчез. К исходу третьего месяца он вернулся, когда родные уже отчаялись и милиция сбилась с ног. Но от прежнего Петьки не осталось и следа. Матвеев с ужасом узнал, что его внук основательно подсел на наркотики. Петр рассказал деду трогательную историю и поклялся больше не колоться. Генерал внуку поверил. И в последствии много раз казнил себя за эту доверчивость. Петр исчезал снова и снова, и только что (поэтому он и ездил в «командировку» в Москву) врачи едва спасли его от передозировки. Больше он таким доверчивым не будет! Генералу настолько была болезненна эта тема, что, приняв столь суровое решение в адрес Синицына, он даже запретил остальным офицерам при нем больше заикаться об этом деле.
Узнав о решении начальника училища, Синицын был потрясен такой несправедливостью, хотя и понимал, что все улики против него. Он только сдержано сказал майору Василюку «Я невиновен». Нахмурился и сказал, что решение принял генерал-майор, и оно больше не обсуждается.

2.

Стоя на плацу и глядя в серьезные, непроницаемые лица суворовцев, Илья сразу вспомнил Михеева. Как тот втянул голову, когда с его плеч слетели погоны.
Синицын читал, что раньше, когда разжаловали офицера, у него над головой ломали шпагу. Так поступили с Пестелем. И с другими декабристами тоже…
За святое дело Синицын бы пострадал. Но его с позором выгоняют из училища по ложному обвинению. До чего же все глупо и несправедливо. Никто из начальства даже не попытался его выслушать. А генерал Матвеев и вовсе не пустил на порог. Видишь ли, неопровержимые факты!
Одни только пацаны из третьего взвода не поверили фактам. Макс с Леваковым вплоть до сегодняшнего дня говорили, что все образуется. В последний момент, уверяли они, правда откроется и Синицына оставят в покое. Илья и сам в это верил. До последнего момента…
Друзья и сейчас на него не так, как остальные суворовцы смотрят. С участием и как будто беззвучно шепчут: «Не бойся, Синица, мы с тобой». Ему вдруг вспомнилась песня Высоцкого про паренька, который не стал стрелять в своего товарища, хотя все остальные выстрелили (приказ есть приказ!). И этим сберег приговоренному к расстрелу жизнь. песня так и называется: «Тот, который не стрелял».
Спасибо вам, пацаны!
Вот только Печка его немного удивил. Подошел накануне и спросил на ухо, встав на цыпочки: «Илья, а что это ты такое в тумбочку запихнул в тот день, когда Кантемиров у тебя наркотики нашел?» Опять, наверное, Степа в сыщика поиграть решил. Синицын мог и не отвечать, но решил Печку успокоить. «Что бы я в тот день в тумбочку не положил, но не наркотики точно. Поверь, Печка, уж такое я бы непременно запомнил», - заверил он товарища.
Генерал-майор Матвеев тем временем что-то говорил, но Илья не слушал. И так ясно, о чем начальник училища толкует. О том, какой Синицын плохой и почему он недостоин быть суворовцем.
Илья очень замерз. И подумал, что, когда стоишь в строю, не так холодно, как на плацу в одиночку. А еще ему очень хотелось, чтобы все это скорей закончилось и он смог убежать домой, спрятаться в своей комнате, зарыться головой в подушку и попытаться забыть об этом страшном дне навсегда.
Но генерал, как назло, говорил долго и обстоятельно. Совсем не так, как в прошлый раз, когда исключали Михеева. По всей видимости, считает, что проступок Илья более серьезный, и предостерегает остальных. Ну и пусть предостерегает.
Пальцы ног у парня совсем окоченели. Синицыну захотелось попрыгать на месте или хотя бы потереть одну ногу о другую. Он едва сдержался.
Наконец Матвеев замолчал. Так, сейчас будут погоны срезать. Илья решил, что постарается не втягивать, как Михеев, голову. Но когда нож вжикнул, Синицын все-таки непроизвольно сжался, однако сразу выпрямился. И почувствовал (или ему только показалось), как заметно полегчала одежда. Еще один вжик. И вот теперь действительно все кончено.
Илье показалось, что какое-то мерзкое страшилище вцепилось острыми когтями ему в грудь. Парню стало жутко. Человек не способен выдержать такую боль. Это просто невозможно!

3.

Но Илья выдержал. Даже относительно хладнокровно собрал свои вещи, попросил пацанов, чтобы не провожали. Иначе он бы не выдержал – и расплакался бы как девчонка. Уже на выходе его остановил Леваков, молча закатал рукав и показал ему шрам на запястье. «Мы же поклялись, ты помнишь?» - спросил он. Синицын тоже показал ему свой шрам и молча кивнул. На крыльце его встретил старшекурсник и сказал, что так Синице и надо, ведь это из-за него выгнали Олега (Михеева), а тому всего полгода до краба оставалось.
Синицын вернулся домой, когда родителей еще не было. Он по телефону сообщил отцу о случившемся. Тот только спросил, виноват ли Илья, и когда тот заверил, что нет, сдержано сказал, что они обо всем поговорят дома. К нему сразу же прибежала Ксюша.

4.

Леваков проведывает Илью в субботу, но разговор тщательно избегает тем, связанных с Суворовским училищем. В результате говорить практически не о чем. Оба чувствуют неловкость, и Андрей уходит.

5.

Леваков с Сашей навещают в больнице его мать. Она уже выглядит значительно лучше, и рассказывает сыну, как сразу после их с Сашей ухода в то злополучное воскресенье к ней неожиданно нагрянула бригада скорой помощи, сделала какой-то укол, и она очнулась уже в той комнатке, в морге психиатрической клиники. Там ей кололи какие-то лекарства и заставляли подписать бумаги.
Но теперь она чувствует, что идет на поправку, и все будет хорошо. Андрей рад.
Однако лечащий врач матери говорит ему, что после перенесенной операции на сердце и «лечения» у Всеволода Акакиевича, мать Андрея находится в критическом состоянии и ей срочно нужно пройти сложный курс реабилитации в Москве.
Озадаченный Леваков рассказывает обо всем Саше. Та испуганно смотрит на него. Им предстоит разлука.

1.

Полина согласилась так неожиданно, что Яков сперва даже не понял, всерьез она или шутит.
А все началось с того, что Поля внезапно позвонила и пригласила его на свадьбу к какому-то прапору. Естественно, Яша согласился. Да хоть к дворнику из соседнего подъезда. Главное, с Полиной.
Свадьба, к его удивлению, оказалась вполне приличной. Сам Яков бы, конечно, ни за что не стал снимать для праздника бывшую заводскую столовую, ныне гордо именуемую кафе. Ну да что с прапорщика взять?
Гости сидели за длинным столом. На скатерти желтели пятна, но толстозадая официантка ловко заставила их крынками с салатом. Именно крынками, потому что салатницами назвать ЭТО было нельзя. Как, впрочем, и их содержимое – салатом.
Хотя какое его дело? Полина-то рядом и вроде нос от плохо вымытых ножей не воротит. Или просто тактично не замечает. Она же у нас девушка интеллигентная! Не то что Яков. Ему, например, кусок в горло не лез. Особенно когда взгляд падал на отвратительный серый тюль на окнах, на которых кто-то догадался булавками прикрепить плакат с надписью: Поздравляем!». Какая безвкусица!
Невеста была немолода, но привлекательна. Этого Яков отрицать не стал. Особенно мило она краснела, когда пьянеющие на глазах гости в очередной раз кричали: «Горько!» Яша решил, что если, не дай Бог, Полине вздумается пригласить кого-то из них на их собственную свадьбу, он постарается тактично ее отговорить.
И уж точно ноги в его доме не будет этого усатого типа – Петушкова, кажется…
Едва Яков зашел в зал и увидел информатика, как сразу начал нервничать. Вдруг бывший сообщник напьется и полезет к нему с разговорами? А Полина услышит и догадается, что Яков не в первый раз в жизни их преподавателя видит. А догадавшись, начнет задавать лишние вопросы.
Да уж, Яков как в воду глядел. Петушков действительно скоро окосел, пощипал усы и потрусил к нему в обход стола. Ретироваться Яша не успел. Но, к счастью, Полина именно в этот момент упорхнула с невестой «пудрить носик» - или как это у баб называется?
Информатик плюхнулся рядом и пьяно зарыдал, пытаясь обнять окаменевшего Якова. Уже через пять минут тот знал всю подноготную личной драмы преподавателя Петушкова.
Оказывается, некая прелестная фея выказала к информатику нешуточную симпатию. Обнадежила, вскружила голову, влюбила в себя и пропала – исчезла в цветах.
- Почему это в цветах? – не понял Яков.
Петушков оторвал голову от его плеча и возмутился:
- Она же фея! Где же ей, по-вашему, еще исчезать?!
- Ну-ну, - только и смог выговорить Яков.
Впрочем, и сам Петушков уже больше ничего не смог выговорить. Он так и уснул, нежно прижавшись к собеседнику. Яков осторожно, чтобы не разбудить весьма кстати вздремнувшего информатика, переложил его голову на стол. Затем встал, надел пиджак и твердо вознамерился увести любой ценой Полину домой.
Однако девушка и не думала возражать. Они вышли на улицу, и Яков предложил поймать такси. Но Полина захотела пройтись пешком.
- Чудесный вечер, чудесная ночь! – счастливо бормотала она, не замечая, что Яков абсолютно не разделяет ее чувств.
Он полагал, что вечер можно было провести значительно более плодотворно. А что касается «чудесной ночи», то, одетый, как и все автомобилисты, крайне легкомысленно (осенние ботиночки без меха), Яков замерз как цуцик, не успели они свернуть за угол.
Но нет худа без добра: зато он смог напроситься к Полине на чай. А она, будучи девушкой не только интеллигентной, но и жалостливой, не смогла ему отказать.
Пока хозяйка возилась с чайником, Яков не отрывал от нее восхищенного взгляда.
Ох и хороша она была сегодня! Особенно с мороза. Щеки румяные, глаза сияющие, загадочные (и о чем только думает, интересно?). И кофточка ей эта розовая ну просто до ужаса идет! Ну как тут удержаться?
Вот Яков и не удержался.
Встал, подошел к ней сзади и негромко сказал:
- Полина! Не дури. Выходи за меня замуж. Лучше все равно не найдешь.
Она застыла. Яков испугался. Сейчас обернется и ответит с досадой: «Яш, мы ведь это уже обсуждали…»
Но Полина не обернулась. Тогда Яков повторил более настойчиво:
- Ну скажи, чего тебе еще надо? Выйдешь или нет? – эх, надо бы с ней помягче, но уж больно сильно он разнервничался.
А тут Полина возьми да и ответь:
- Хорошо. Я выйду за тебя замуж.
Яков сперва даже не поверил. Повернул ее к себе лицом, в глаза заглянул:
- Правда?
- Правда, - подтвердила Полина.
- Через неделю? – уточнил он.
- Лучше через три.
Яков подозрительно прищурился. Ну точно, издевается. Не может без своих шуточек! Но вслух сказал:
- Хорошо, давай через три, - и замер в ожидании.
Про себя Яков решил: если Полина не всерьез его предложение приняла, то сейчас рассмеется, скажет какую-нибудь колкость и вновь займется чаем. Но девушка ничего подобного не сделала. Задумчиво поглядела куда-то вбок и кивнула:
- Договорились.
Так Полина и Яков нежданно-негаданно обручились. Обсудив детали, решили, что свадьба будет скромной – парочка свидетелей и самые близкие друзья. А на медовый месяц Яша предложил поехать в Италию. Полина ведь не против Италии?
Полина была не против.

2.

А жизнь в училище тем временем шла своим чередом. С момента позорного изгнания Синицына прошло полторы недели, но суворовцы по-прежнему бурно обсуждали это событие и все более утверждались в мысли, что Илья не виноват. Даже Сухой, и тот признал, что ему Синицы не хватает. «Поспорить и то не с кем», - добавил он, чтобы ребята не подумали, будто подлизывается.
Единственным человеком, который мог пролить свет на загадочное появление в тумбочке Ильи «этих дурацких наркотиков», был Степа. Но тот продолжал упорно твердить, что за весь день мимо него даже мышь не проскочила.
- Не переживай, Печка, - заверил друга Макс, - мышь в любом случае вне подозрений.
Озарение снизошло на Перепечко внезапно. Как-то ночью он проснулся со странным чувством, что никак не может вспомнить нечто очень важное. Может, сон ему нехороший приснился или просто приспичило, а про дурные предчувствия он позже придумал. Это истории неизвестно. Известно только, что не успел Степа выйти по малой нужде из казармы, как тут же вернулся обратно и бросился тормошить Макса.
Тот спросонья чуть не заехал ему кулаком в челюсть, Печка едва увернулся.
- Макс, Макс! – громко шептал на ухо Макарову Перепечко, - Я все вспомнил. Просыпайся!
Наконец Макс нехотя потер глаза, автоматически посмотрел на часы и недовольно схватил за грудки склонившегося над ним Печку.
- Ты чего, ошалел? Времени знаешь сколько?
Но Перепечко неожиданно бойко сбросил его руки и возбужденно зашептал:
- Я вспомнил. В тот день, когда у Синицына наркотики нашли, я в туалет бегал.
По-прежнему плохо соображая, Макс вновь опустился на подушку и уже сквозь сон пробормотал:
- Это потрясающая новость. Перепечко тоже иногда ходит в туалет.
Однако Степа не дал другу уснуть:
- Я во время дежурства отлучался. Понимаешь? Я не все время был в казарме. Я уходил.
Макс недоверчиво открыл один глаз:
- Это, конечно, здорово. Но нам-то что дает?
- А то, - продолжил Печка, - что я, кажется, видел того, кто мог Синице подбросить пакет с наркотой.
Тут уж Макс заинтересованно присел на кровати.
- Да? И кто это был?
- Я не уверен, но, по-моему, этот тип учится на третьем курсе. Я тебе его завтра покажу.
Ошарашено покачав головой, Макс воскликнул:
- Печка, как ты умудрился об этом забыть?!
Степа смущенно пожал плечами и неуверенно предположил:
- Может, амнезия?
Макс покрутил пальцем у виска и перевернулся на другой бок.
Все подробности Печка поведал Максу только на следующий день. Оказывается, когда он, потеряв всякое терпение, смылся с поста в туалет, то по дороге кое-кого встретил. Но тогда он не придал этому ровно никакого значения (и, наверное, не произойди с Синицей такая беда, и вовсе не вспомнил бы о такой мелочи).
По пустому коридору шел «старик». Заметив Печку, он на секунду притормозил, а потом, как ни в чем не бывало, двинулся дальше. Но самое интересное, что, когда Перепечко бодро трусил обратно, он вновь видел того самого «старика». Только на этот раз со спины.
- Правда же подозрительно? – с надеждой спросил Степа, закончив свой рассказ.
- Это полностью меняет дело, - согласился Макс, - Только прежде, чем идти к командиру, покажи мне этого «старика».
Суворовцы караулили неизвестного старшекурсника почти целый день, но застукали лишь вечером, за ужином. Случайно глянув поверх стакана с компотом, Печка чуть не поперхнулся и принялся изо всех сил дергать Макарова за рукав.
- Вот же он! Точно он!
Макс проследил за Степиным пальцем и увидел парня лет шестнадцати с огромным ртом, толстыми губами и маленькими глазками. Красавцем его назвать было сложно.
Губастый «старик» шел к выходу вместе с третьекурсником из второго взвода.
Макс вытер руки салфеткой.
- А вот теперь надо срочно обо всем рассказать товарищу майору…

[Василюк внимательно выслушивает парней, но имеет строгий запрет Матвеева поднимать эту тему снова. Он решает на свой страх и риск поговорить с офицером-воспитателем третьего взвода третьего курса. Они устраивают очную ставку Перепечко и суворовца Шахова. Последний невозмутим, и отметает все обвинения. Ведь первокурсник не видел своими глазами, как он заходил в казарму третьего взвода и клал наркотики в тумбочку суворовца Синицына? Печке возразить нечего. Улик против «старика» недостаточно.
Шахов встречает несколько часов спустя Печку в коридоре и угрожает ему, что если он еще раз посмеет клеветать на него, от него мокрого места не останется. ]

… Но Печка-то не клеветал! И когда он рассказал о нападении «старика» Макарову, тот с ним сразу согласился.
- Похоже, мы Шахова напугали. Только это Синицыну не поможет.
Печка с сомнением посмотрел на Макса. Ему показалось, что все обстояло наоборот: это не они старшекурсника напугали, а тот на Степку страху нагнал. И все потому, что никаких улик у них не было. Одни домыслы. А, как говорится, слово к делу не пришьешь. Ребятам требовались доказательства. Да вот только найти их не представлялось возможным.
Однако вот тут Печка ошибался. Кое-кому удалось совершенно случайно раздобыть доказательства, неопровержимо свидетельствующие о причастности Шахова к появлению наркотиков в тумбочке Синицына.
К сожалению, этим человеком оказался Сырников.

3.

Рассказ о семье Алексея Сырникова, разводе его родителей и повторной женитьбе отца. Сырников оставляет мать и уходить жить в новую семью майора Ротмистрова с единственной целью – портить им жизнь. до сих пор ему это удавалось.

4.

[Убирая территорию, Сырников случайно подслушивает разговор Шахова и Михеева о наркотиках, которые Шахов подбросил в тумбочку Синицына, потому что был кое-чем обязан бывшему суворовцу Михееву. Последний не скрывает своей злобной радости…]

… Дождавшись, пока Шнырь скроется из виду, Сырников вылез из кустов. По лицу его блуждала задумчивая улыбочка.
Сложив два и два, он понял, как ему повезло. Значит, Синицына и впрямь ни за что из училища турнули. Обхохочешься!
Конечно, Илью Сырникову не было жаль ни капли. Он думал о другом. Тут, как ни крути, он оказывается в выигрыше. Расскажет командованию правду о наркотиках, прослывет героем. Промолчит – так за это могут и заплатить.
Второй вариант показался Сырникову более заманчивым. Поэтому он решил ни слова не говорить отцу, а вместо этого серьезно побеседовать с суворовцем, которого Михеев называл Шнырем.

5.

Сырников начинает шантажировать Шахова, в результате через несколько дней у него появляется новенький МР3 плеер.

1.

В школе, где они оба доучиваются после изгнания из Суворовского, Михеев и Синицын снова дерутся, причем очень жестоко. Ксюша пугается и зовет на помощь пожилого преподавателя физкультуры. Тот отводит ребят к директору школы. но директор ожидает повышения, поэтому недовольно поворчав на ребят, отпускает их. В конце Михеев злорадно намекает Синицыну, что того выгнали из училища не случайно. Илья догадывается о происхождении наркотиков в своей тумбочке.

2.

Леваков с Сашей Ноздревой беседуют на КПП. У обоих нет настроения. Они в предчувствии близкой разлуки, но боятся показать друг другу, как переживают, в то же время злясь один на другого, что противоположная сторона кажется вовсе об этом не переживает. Сашка мысленно убеждает себя в необходимости отъезда Андрея. Тому тоже не по себе, тем более, что для этого ему предстоит бросить Суворовское. Но здоровье матери прежде всего. Наконец, они не выдерживают и выдают свои чувства. Андрей ужасно боится, что Сашка его забудет и перестанет ждать. Та же боится, что в Москве он найдет себе другую. Они испытывают некоторое облегчение, признавшись в этом друг другу и начинают друг друга успокаивать.

3.

[Майор Василюк сообщает своим ребятам новость – они ожидают в гости выпускников СВУ 30-летней давности. А потом случайно на уборке территории подслушивает, как Петрович и Сухой называют ожидаемых гостей «старичками». Он заставляет их подтягиваться на перекладине. Сухой подтягивается пятнадцать раз, Петрович – девятнадцать. Потом на перекладину запрыгивает майор и подтягивается тридцать один раз. Видно, что он сможет еще. «А вы говорите: «старички»», – довольно отвечает он пораженным ребятам. «Так то ж вы, товарищ майор!» - отвечают те. Тогда Василюк с загадочной улыбкой сообщает парням, что он тоже из выпуска тридцатилетней давности… ]

… Чрезвычайно довольный произведенным эффектом (у суворовцев просто челюсть отвисла), Василюк огляделся и заметил, что Печка, опершись на грабли, зачарованно следит за происходящим. Даже не сразу сообразил, что командир выразительно на него смотрит.
А майор, решив не ждать, пока Печка очнется самостоятельно, прикрикнул:
- Суворовец Перепечко! Аплодисментов не надо. Можете продолжать убирать территорию. Или, - он выразительно приподнял брови, - ты имеешь желание к нам присоединиться?
Нет, такого желания Печка точно не имел. Куда ему тридцать раз подтянуться? Да что тридцать! Десять – его лучший результат. Поэтому мальчик поспешно схватил свое орудие труда и с преувеличенным усердием стал грести землю. Даже не грести, а рыхлить.
Майор уже отвернулся, а Печка по-прежнему сосредоточенно, как крот, долбился вглубь.
Вдруг наткнулся на что-то твердое. Постучал. Раздался скрип. Заинтересованный сел на корточки и стал разгребать землю руками. Вскоре он догадался, что нашел зарытую там по непонятной причине бутылку из зеленого непрозрачного стекла.
Осторожно, чтобы не разбить, извлек ее наружу. А бутылка-то старая. Теперь таких не делают. Хотел заглянуть внутрь, но с удивлением обнаружил, что горлышко накрепко запечатано. Поднес к уху, потряс. Ничего не слышно.
Тогда Перепечко встал, сжимая добычу в руках, и оглянулся. Кроме Макса, никого поблизости не было. И парень негромко окликнул его.
Тот обернулся и, увидев Печку с бутылкой, расплылся в улыбке:
- Спасибо, Степ, я не пью.
Печка хихикнул, представив, какое, должно быть, забавное зрелище являет собой с этой большой зеленой тарой наперевес. Затем, отпихнув грабли ногой, подошел к Максу и, потрясая бутылкой, сообщил:
- Это в земле было закопано. Я ее чуть не расколошматил, - и, нахмурившись, спросил: - Как ты думаешь, может, это клад?
Макс взял бутылку из перепачканных рук Печки, повертел ее туда-сюда, а затем равнодушно вернул:
- Ага, клад алкоголика.
- Так она ж пустая! – возразил Степан, не желая признавать, что его находка на самом деле всего-навсего старая, никому не нужная бутылка.
Пожав плечами, Макаров вновь взялся за метлу.
- Ну, может, алкоголик закопал ее в память о былых деньках, - не отказался он от первоначальной версии.
- И что с ней делать? – грустно спросил Печка.
- Закопай обратно.
«Лучше я ее в помойку выброшу, - решил Степан, - А то разобьется еще, поранит кого-нибудь».
Одного Печка не мог понять: что неизвестный алкоголик делал на территории их училища, где пить строго-настрого запрещено?
С сожалением избавившись от несостоявшегося клада, суворовец вернулся обратно и застал следующую картину. Макс и остальные окружили двух пацанов из четвертого взвода и со смешанным чувством удивления и недоверия слушали их.
Печка бодро подскакал ближе и протиснулся вперед.
- А что здесь происходит? – завертел он головой.
Макс оглянулся и, разведя руками, сообщил, что товарищи принесли на хвосте удивительные вести. Оказывается, всеми любимый и уважаемый Алексей Сырников еще и герой. Именно благодаря ему Илья Синицын на днях вернется в училище.

4.

Сырников и не собирался выдавать Шныря, но его новенький ультрасовременный МР3 плеер попался на глаза отцу. Майор Ротмистров устроил ему допрос с пристрастием и Сырникову пришлось расколоться. Только он из обороны перешел в открытое наступление. «Откуда у меня плеер, тебе интересно, а почему у нас невиновных ребят из училища выгоняют, никого не интересует!» Майор насторожился. Тогда сын поведал ему историю Михеева, Шахова и Синицына, а в конце даже бросился отцу на грудь и чуть не плача заявил, что теперь ему страшно, так как Шахов недвусмысленно угрожал ему. Ротмистров подумал и решил сообщить обо всем Матвееву.
Так, всего за несколько часов Сырников стал героем, а Синицын – снова суворовцем.

1.

Родители Ильи первыми узнают радостную новость. Майор Синицын возмущен и очень сдержано говорит по телефону с полковником Ноздревым. Его сдерживает только одно – он знает, как его сын снова хочет быть суворовцем. Он сообщает радостную новость сыну за ужином, довольно наблюдая, как загораются его глаза. А Ольга Синицына грустит – сын снова покинет дом.
Илью принимают обратно столь же показательно как и выгоняли из училища. Суворовцы построены на плацу, генерал-майор Матвеев публично приносит свои личные извинения.
Потом его радостно поздравляют друзья. Илья входит в казарму, чувствуя, что абсолютно счастлив возвращению «домой».

2.

Не успели утихнуть страсти, связанные со счастливым возвращением Илья Синицына, как разгорелась новая нешуточная драма, которая едва не привела к трагическим последствиям.
Началось все с Петушкова. Кантемиров попросил преподавателя информатики отсканировать и записать на электронный носитель фотографии, сделанные у него на свадьбе. А то, говорит, в наш продвинутый век без этого никуда. Несолидно, что ли.
Петушков снисходительно закивал и быстро согласился. Ему как раз очень не терпелось посмотреть эти снимки и уничтожить те, что компрометировали его особу. А в их существовании Петушков не сомневался.
События того вечера он помнил смутно. Когда в ЗАГСе расписывались, помнил, как в кафе пришли – тоже. Дальше Ноздрев что-то долго и обстоятельно говорил новобрачным. Подняли бокалы. Потом еще раз. И еще…
Вот с этого самого момента память начинала играть с Информатиком дурную шутку. Одни неясные и обрывочные воспоминания. Конкурс с газетами… Математичка Белова бьет его ладошкой по щеке (и чего это она разошлась, интересно?) Психопатичный дружок Полины Ольховской в расстройстве смотрит по сторонам. И, пожалуй, все…
Очевидно только одно – домой Петушкова все-таки доставили, потому что утром он проснулся в собственной кровати. Проснуться-то он проснулся, да вот встать не смог. Но это уже совсем другая история.
Поэтому, едва завладев снимками, информатик начал жадно их пересматривать. Огорчился ужасно. Почти на всех фотографиях у него было какое-то глупое, обеспокоенное лицо. Впрочем, кадров, где видно лицо, нашлось немного. В основном Петушкова фотографировали со спины, а по большей части на столе. Очень странно… Может, его нарочно туда укладывали, чтобы потом подколоть?
Однако на лицах коллег информатик ничего похожего на скрытую насмешку не обнаружил. Они, с любопытством разглядывая снимки, воспринимали лежащего в возмутительно странных позах Петушкова как нечто само собой разумеющееся. Поразительно!
На всякий случай изъяв из общей кучи самые вопиющие, с его точки зрения, фотографии, Петушков добросовестно отсканировал остальные, записал прапорщику на диск, оставил копию в компьютере.
Теперь на занятиях, когда выдавалась свободная минутка, он не отказывал себе в удовольствии полюбоваться на застигнутых врасплох товарищей по цеху.
Суворовцы не раз замечали, как радостно скалится Петушков, глядя в монитор, и гадали, что же у него там такое.
«Порнуха, я вам говорю. Точно порнуха», - уверял Трофимов, поглядывая на информатика украдкой. «Ну конечно, - хмыкал в ответ Петрович, - Трофим у нас главный специалист по этому делу». Пацаны ржали, но надежды выведать тайну информатика не теряли.
Случай представился внезапно. Во время самостоятельной работы Петушков, по своему обыкновению, полез в любимую папку. Но не успел ее открыть, так как его срочно вызвали к Ноздреву.
Как только за преподавателем захлопнулась дверь, Макс скомандовал:
- Печка, на шухер.
Степка встал в дверях, но смотрел не в коридор, а следил за тем, как суворовцы, сгорая от любопытства, один за другим трусили к компьютеру информатика. Открыли наконец таинственную папку. И разочаровано ухнули.
- Это же свадьба Философа!!! Всего-навсего. А Петушков, оказывается, и в самом деле извращенец! Трофим прав.
- Листайте скорее! – торопил Макаров, - Вернется, мало не покажется, - и тут же прикрикнул на Перепечко: - Печка, ты не туда глазеешь! Я тебе потом…
И, нахмурившись, замер на полуслове.
- А ну вернись назад, - попросил он Трофима, который, усевшись за стол Петушкова, бодро щелкал мышью.
- Зачем? – протянул неохотно тот, - Там точняк ничего интересного…
- Вернись! – крикнул Макс, и Трофимов, еще раз вздохнув, послушно отщелкал на несколько кадров назад.
На снимке была Полина. Очень красивая и смешная в дурацкой, старушечьей розовой кофте. Ее голова была повернута чуть вправо. И смотрела девушка на Якова, который по хозяйски обнимал ее за плечи.
- Ясно! – хмуро и зло отозвался Макс.
Трофимов нетерпеливо забил мышью о коврик.
- Давай дальше. Чего тут интересного? Наша Полина с мужиком, - и добавил невозмутимо: - Это, наверное, тот, за которого она замуж намылилась.
Макс опешил.
- То есть как замуж?!
- Ну, как обычно девушки замуж выходят. Молча! – и радостно загоготал, вновь защелкав мышью.
Но Макс грубо вырвал ее из трофимовских рук и отбросил, так что она, свесившись на проводе со стола, закачалась, как маятник, из стороны в сторону. Затем Макаров повернул опешившего от неожиданного нападения Трофимова к себе лицом.
- Откуда информация? – спросил он мрачно, буквально вжимая в стул пытающегося вырваться парня.
Трофимов еще пару раз дернулся, потом успокоился и пояснил:
- Откуда-откуда?! Я в медсанчасти был. А туда как раз Философ заявился. Они с Марианной Владимировной сразу за ширму отошли. Серьезные разговоры говорить. Но что ширма – сами понимаете! Суворовцу не помеха, - как будто оправдываясь, пояснил он, - Так вот, Философ и сказал. Нас, говорит, Полина Сергеевна просит с ее стороны свидетелями быть. У нее вроде как свадьба через неделю или около того.
Трофим снова дернулся, и на этот раз ему удалось освободиться достаточно легко. Поправив форму, он закончил:
- Вот и все, что я знаю. Хотел еще раньше сказать, да не до того было.
Макс выпрямился. Свадьба? Не может быть! Трофим что-то не так понял. Конечно, нужно у нее самой спросить.
Отодвинув в сторону все еще толпящихся у компьютера кадетов, Макс медленно прошел к двери, отстранил Печку, открыл ее, вышел в коридор и побежал.
В ушах свистел ветер, а сердце безумно колотилось, но не от бега, а от страшной, нелепой мысли, что Трофим не ошибся и Полина действительно выходит замуж. За Якова. Такая, такая… и за Якова! Нет, если это правда, Макс его… или ее… или нет, их обоих…
Стрелой взлетев на следующий этаж, Макс затормозил около преподавательской и, не постучав, распахнул дверь. БМП удивленно оторвалась от тетрадей, опустила очки и посмотрела поверх них на Макса:
- Слушаю вас, суворовец. Вы ко мне?
Макаров ответил не сразу. Он тяжело и часто дышал, держась одной рукой за дверной косяк, а другой за сердце. Наконец дыхание выровнялось, и Макс выпалил:
- Где Полина Сергеевна Ольховская?
БМП не спешила. Прикрыла тетрадь, словно настроилась на долгий и непростой разговор. Потом поправила очки и сообщила:
- Полина Сергеевна на занятиях.
- У кого?
Поднявшись, математичка, хромая, подошла к расписанию, висевшему на стене, повела пальцем вниз, затем вправо. Нашла то, что искала, и повернулась к парню.
- Второй взвод, - тут очки предательски соскочили с носа и упали на пол.
БМП нагнулась.
- А тебе зачем?.. – но когда она выпрямилась, невежливого суворовца в дверях уже не было.

3.

Макс постучал. Вначале он не собирался этого делать (думал ворваться так же, как в преподавательскую, и застать девушку врасплох), но, вдруг скованный неожиданной робостью и страхом перед тем, что ему предстоит услышать, все-таки постучал. И, не дождавшись ответа, распахнул дверь.
Полина повернула голову. На лице четко проступила растерянность. Второй взвод с радостью отвлекся от занятий и уставился на Макарова. Но Макс этого не видел. Он не сводил глаз с Полины.
В отличие от математички преподавательница эстетики не торопилась выяснять причину внезапного появления на пороге суворовца из третьего взвода. Ее отчего-то напугал его шальной взгляд.
А Макс неожиданно ровно сказал:
- Полина Сергеевна, можно вас на минутку?
Она струсила. Кивнула в сторону притихших кадетов и, сбиваясь, сказала:
- Видите ли, суворовец… у меня урок.
Но это волновало Макса меньше всего. Он повторил:
- На одну минутку, Полина Сергеевна.
Замявшись, она поняла, что спорить бесполезно (только выставит себя в глупом свете перед мальчиками), подошла к столу, положила на него раскрытую книгу и, пробормотав «не шумите», вышла.
А Макс отошел к окну, как бы приглашая Полину присоединиться. Она сделала несколько шагов и остановилась на достаточном расстоянии от суворовца.
Оперевшись о подоконник, Макс, поджимая губы, посмотрел вниз и, не оборачиваясь, спросил:
- Это правда?
Полина поняла, о чем он, однако делано удивилась.
- Что правда, Макаров? – она сознательно назвала его по фамилии, чтобы показать – разговор будет коротким и деловым.
Однако все усилия пропали даром, потому что суворовец, занятый своими мыслями, и внимания на это не обратил. Зато настойчиво повторил свой вопрос:
- Полина, это правда?
Она хотела было возмутиться его фамильярности, но догадалась, что ее слова прозвучат неубедительно и не к месту. И решилась. Довольно ходить вокруг да около. Эти ее странные отношения с Макаровым и так затянулись. Пора ставить точку.
Полина расправила плечи и кивнула:
- Да, Максим, это правда. Я выхожу замуж за Яшу.
Почему-то Макса больше всего уязвило, что она назвала того мужчину Яшей. Не Яковом, а ласково – Яшей. Он напрягся, сжал зубы так, что до этого болезненно-бледное лицо его покраснело.
- Почему? – глухо спросил он.
Не зная, как объяснить, Полина не ответила. Но Макс упрямо спросил опять:
- Почему?
Девушка развела руками:
- Максим, тому есть множество причин. Он мужчина, я женщина. Он холостой, я не замужем… пока. Мне надо думать о будущем. Яша хороший человек. И почему, собственно, я перед тобой отчитываюсь?! – как-то по-детски возмутилась Полина.
Впервые с начала этого столь неприятного для нее и отвратительного для него разговора Макс посмотрел на преподавательницу. В глазах его были слезы.
- Я тебе скажу почему! – он перешел на «ты», но Полина даже не попыталась возразить, - Потому что ты сама прекрасно знаешь – никакая вы не пара. Ты его не любишь. А он… - Макс шмыгнул носом, попытался вытереть слезы, но глаза мгновенно увлажнились опять, - А он тебя не знает. Не знает, какая ты замечательная. Какая умная… какая… - он замолчал, боясь, что разрыдается. Потом до боли сжал кулаки и продолжил: - И он никогда этого не поймет! Поэтому ты будешь несчастна. И если ты хочешь быть несчастной, то давай выходи за него замуж! И будь несчастлива!
Не дав девушке опомниться, Макс сорвался с места и стремглав бросился прочь.

4.

В училище приезжают выпускники тридцатилетней давности. Солидные дядьки носятся по казарме с радостными воплями, вспоминая, кто где сидел, кто где спал. Молодежь с любопытством наблюдает за ними, гадая, они вот также приедут сюда через тридцать лет. Потом один из «стариков», которого ребята про себя окрестили «Перепечко в старости» предлагает сыграть товарищеский матч с кадетами. Те сначала великодушно решают про себя играть в полсилы, но потом еле-еле выигрывают у стариков с перевесом в одно очко. Все ужасно довольны. Вечером, выглянув в окно, Печка с подозрением видит, что «старики» во главе с их майором увлеченно роются в земле около забора. Он осторожно подходит к Василюку и спрашивает, что они ищут. Тот говорит: «Бутылку с желаниями, которую мы зарыли на выпускном и решили откупорить через тридцать лет, то есть сегодня», Печка бледнеет и признается, что выбросил ее в помойку. Василюк и остальные дядьки забрасывают Печку в огромный контейнер и угрожают не выпустить оттуда, пока он не найдет в грудах мусора бутылку. К счастью, Степа все же ее находит. В награду ему позволяют поприсутствовать при чтении желаний. Василюк загадывал стать министром обороны. Печка с сочувствием смотрит на командира, и спрашивает: «Что – не сбылось?» Тот с загадочной улыбкой отвечает: «Как знать».

1.

Макс нажал на газ.
Водить машину его научил отец. Года два назад. До этого Максу позволялось только крутить баранку и бибикать. Впрочем, бибикал он, будучи еще совсем маленьким. В то время Макаров-старший носил усы и просторные майки, которые намокали от пота, когда он проводил за рулем много часов подряд.
А такое бывало, и нередко. Они вообще много путешествовали. Мама нарезала бутерброды, наливала чай в термос, собирала сумку, и семья отправлялась за город. Ехали долго. Макс уставал, ложился матери на колени, а пятками упирался в стекло. За окном быстро мелькали деревья и столбы. Мелькали, мелькали… Под это мелькание Максим незаметно засыпал.
Просыпался оттого, что машина замирала. Как правило, это происходило на берегу какого-нибудь озера или реки. На багажнике раскладывалась газета, появлялись мамины припасы. Перекусывали. Потом опять садились в машину с нова ехали. Вот тогда-то отец обычно и спрашивал сына:
- Хочешь побибикать?
А Макс уже давно этого вопроса ждал. И вместо ответа тянул через отцовское плечо ручонки и нажимал на заветную бибикалку.
Когда Макс стал постарше, ему разрешили крутить баранку. Макаров-старший сажал его к себе на колени, нажимал на педали и следил, чтобы мальчик не съехал в кювет.
Но вот наконец настало время научить сына по-настоящему водить автомобиль. Для этого уехали за город, в леса. Отец объяснил прыгающему от нетерпения Максу, какие педали нужно нажимать, какие нельзя отпускать. Тот кивал как заведенный и все время повторял:
- Ага, пап. Ну, я поехал?
Отец сдерживал его и требовал, чтобы тот повторил теорию. Макс пытался, но, как правило, где-нибудь да сбивался, и все начиналось сначала.
И все-таки не забыть Максиму той первой поездки, когда, дернувшись, машина тронулась с места. Отец нахмурился и сказал: «Плавнее, плавнее надо». Но почти сразу расслабился и пообещал, что Макс еще научится. А тот был уверен, что и так все умеет.
Автомобиль весело катил по проселочной дороге, а Макс восторженно следил за травой, которая прогибалась и быстро скрывалась под колесами. Засмотрелся и едва не врезался в березу, неожиданно возникшую за поворотом. Но отец ловко перехватил у растерявшегося сына руль, объехал препятствие, выровнял машину и, передавая руль обратно, сказал: «Не бойся, я все контролирую». Макс сразу почувствовал себя увереннее.
Потом отец не раз повторял эти слова. Но уже совсем другим тоном. Они теперь не успокаивали, а только раздражали. Макса больше не надо контролировать. У него и так все под контролем.
И хотя машина, на которой он сейчас ехал, была, по сути, краденая, а на заднем сиденье валялся обалденный букет роз, который Макс собирался подарить любимой девушке в честь того, что она спокойно вышла замуж за другого, парень не падал духом. Не так уж все страшно.
Ну, положим, машина была все-таки не совсем краденая. Скорее заимствованная. И не у кого-нибудь, а у собственного отца. Пусть и обманом.
Утром Макс позвонил Макарову-старшему в администрацию и впервые за то время, что учился в Суворовском, попросил отправить за ним шофера. И еще. Путь тот по дороге прикупит самый дорогой, какой только найдет, букет красных роз.
- Это что еще за новости? – удивился отец, - Ты же у нас вроде нынче гордый?
Намек понятен. Несколько раз Макаров-старший пытался выслать за сыном машину, когда тот уходил в увольнение, но парень каждый раз отказывался. Говорил, что курсанту Суворовского училища пристало пользоваться общественным транспортом. А тут шофера ему пришли!
Но Макс был готов к такому повороту событий.
- Понимаешь, папа, - не спеша начал он, - рано или поздно наступает момент – иногда он именуется половым созреванием – когда мужчина хочет выпендриться перед женщиной. Считай, что в жизни твоего сына наступил как раз такой момент.
Отца объяснение вполне удовлетворило. Ровно к указанному сроку перед КПП затормозил роскошный черный «мерс». Вышел шофер, открыл перед Максом дверь. Тот чинно кивнул сперва суворовцам, которые высунулись из окон училища, затем невозмутимому водиле отца и нырнул внутрь.
Теперь оставалось только выманить шофера из машины и приступить к реализации второй части плана.
Для этого Макс прибег к старой как мир уловке. Сделал вид, что его замутило. Сначала шофер достаточно легкомысленно отнесся к полученной с заднего сиденья информации. Но когда Максим, приоткрыв окно и затравленно высунув наружу нос, сказал, что его сейчас стошнит, тот мигом притормозил и, растеряв все свое профессиональное хладнокровие, стал озабоченно спрашивать, что делать.
- Воды, - вяло пробормотал парень, - Простой воды без газа.
Водитель быстро кивнул и, едва прикрыв за собой дверь, помчался к ближайшему киоску.
Времени у Максима было совсем мало. Судя по тому, как сверкали подошвы шоферских ботинок, он распихает локтями любую очередь, даже если предположить, что она там есть.
Не растрачивая драгоценные минуты на то, чтобы выбраться из автомобиля, а потом залезть обратно (но уже на место водителя), Макс протиснулся между передними креслами, подтянул ноги и уселся за руль. Благо шофер ключи с собой не уволок.
Он включил зажигание. Затем переключил коробку передач. И нажал на газ.

2.

Проводив черный «мерс» восхищенным взглядом, суворовцы дождались, пока он скроется за углом, и вернулись к оформлению стенгазеты, посвященной дню рождения Суворова. Наградой за победу в конкурсе на лучшую стенгазету будет поездка всем взводом в Питер. Художником был Сухомлин, текст составлял Трофимов. Так что надежда на победу у третьего взвода была. Печку отправляют за уточнением данных в библиотеку. В результате такой помощи Сухому приходится неоднократно перерисовывать газету.

3.

А Полина в это самое время направлялась на свою свадьбу. Но всю дорогу она вздыхала и тихо себя ругала. Дело в том, что, уже выйдя из подъезда, девушка вспомнила о забытом на столе паспорте. И вернулась обратно.
А ведь всем известно, насколько это дурная примета. Даже хуже черной кошки. Но без паспорта что делать в ЗАГСе?
Несмотря на то, что свадьба была назначена через три недели после их с Яшей знаменательного разговора, Полина оказалась совершенно к ней не готова. У нее и платья-то не было.
Невеста вообще вспомнила о том, что потребуется подвенечное платье, поздно вечером, собираясь спать. Всполошилась, выкинула на кровать все, что нашла в шкафу, и принялась внимательно осматривать вещи, пытаясь придумать праздничный наряд. Но так ничего и не надумала, а потому утром надела скромный бежевый брючный костюм, очень надеясь, что Яша не придет в смокинге.
К счастью, Яков подошел к этому делу почти так же легкомысленно, как и она. На нем был повседневный костюм, в котором, насколько девушка помнила, он ходил на работу.
Зато прапорщик Кантемиров с женой выглядели так, словно опять женятся.
Все четверо встретились на пороге ЗАГСа. После короткого обмена любезностями замолчали, глядя в разные стороны. До бракосочетания оставался еще целый час.
А Полина все нервничала и никак не могла выбросить из головы забытый паспорт. В конце концов она не вытерпела и оттащила жениха в сторону.
Яков почему-то сразу напрягся. Все эти три недели до свадьбы его мучил один вопрос – почему Полина вдруг так сразу согласилась? Слишком все хорошо, а значит, должен быть какой-то подвох.
Поэтому, увлекаемый девушкой, он мрачно думал: сейчас она скажет, что передумала и убежит. Однако вместо этого Полина испуганно прошептала:
- Яш, мне как-то не по себе, - помялась, словно еще раздумывая, говорить ему или нет, но в итоге решилась: - Понимаешь, я забыла паспорт…
Яков всполошился:
- Так надо срочно обратно ехать. Чего мы стоим? – и он буквально схватил Полину за руки, но она решительно воспротивилась.
- Нет, ты не понял. Паспорт на месте. Я вернулась за ним обратно домой, - она подчеркнула последнюю фразу и пристально посмотрела на будущего мужа.
Но тот ничего не заметил.
Облегченно вздохнув, Яков незаметным движением смахнул со лба капельку пота.
- Значит, паспорт с тобой? Тогда в чем проблема?
Полина в нетерпении замахала рукой:
- Я же сказала, что вернулась домой. А это плохая примета. Очень плохая.
Однако и теперь Яков упрямо повторил:
- Что-то я не понимаю, в чем проблема?
Девушка отвела взгляд. Вот и Макаров сказал, что Яша ее никогда не поймет. Хотя, суворовец, наверное, имел в виду совсем другое.
В этот момент ее внимание привлекла красивая черная машина, которая на большой скорости въехала на площадь перед ЗАГСом, сделала круг и, взвизгнув тормозами, остановилась у лестницы.
Из машины вышел Макс. Не отходя от двери, осмотрелся, увидел Полину и словно остолбенел на мгновение. Затем решительно тряхнул головой, нырнул обратно в автомобиль, а когда вынырнул, то оказалось, что он сжимает в руках потрясающей красоты букет.
- А этот что здесь делает? – услышала Полина злой голос жениха.
Он шагнул было наперерез Максу, но девушка остановила его.
А Макаров тем временем подошел ближе. Смерил долгим неприязненным взглядом Якова, а затем перевел глаза на Полину. Протянул букет:
- Вот, Полина Сергеевна, не мог вас не поздравить! – он говорил как-то странно, отрывисто, - Желаю, чтобы вы были… замужем, - окончил он мысль неожиданно.
Яков язвительно заметил:
- Да уж будет, не беспокойся!
Только Макс не шелохнулся. Еще раз долгим взглядом посмотрел на невесту, которая ответила ему тем же, затем попятился и со всех ног бросился к машине.
- Скатертью дорожка, - фыркнул Яков.
Полина неодобрительно на него глянула и вновь обратила все внимание на Макарова. А тот, заскочив на лету в салон, хлопнул с шумом дверцей, завел двигатель и рванул с места так внезапно, что Полина заметила дымок из-под колес.
Она испугалась и подбежала к прапорщику.
- Остановите его! – отчаянно воскликнула девушка, обеспокоенно поглядывая в ту сторону, куда скрылась машина с суворовцем.
Но Кантемиров, издалека наблюдавший за странным визитом Макса, уже разговаривал по телефону:
- Да, мальчишка за рулем. Да какие там права! – заорал он в трубку, - Задержите его. Срочно!

4.

Однако остановить Макса не успели. Отъехав от ЗАГСа, он вырулил на маленькую улочку, потом еще раз свернул. Мутная из-за тумана в глазах дорога неслась навстречу, убегая под колеса автомобиля. Как и два года назад, он засмотрелся на нее и не заметил столб, внезапно возникший впереди. Отца рядом не было, а парень не успел сам вывернуть руль.
Перед тем как потерять сознание, он подумал: «Так просто». И все.
Кантемирову сообщили об аварии через десять минут. Как раз подошло время их регистрации.
Отключив телефон, прапорщик подошел к Полине и сказал:
- Жаль, но мне надо срочно уехать, - он решил не говорить невесте об аварии.
Она сама догадалась.
- Макс? – одними губами (вдруг побелевшими) спросила Полина.
Кантемиров быстро кивнул и отвел взгляд. Полина нервно провела рукой по лицу, отбросила назад упавшую на глаза прядь и тихо спросила:
- Можно с вами?
Но Кантемиров решительно отказал:
- Думаю, не стоит. Тем более, - добавил он, махнув рукой в сторону Якова, который, стоя поблизости, жадно прислушивался к разговору, - у вас, кажется, свадьба намечалась?
Полина обернулась, посмотрела на жениха. Потом виновато качнула головой:
- Нет. Свадьба отменяется.
Услышав это, Яков в два шага оказался рядом.
- То есть как это отменяется?
- Я не могу, - только и смогла ответить девушка.
Затем она развернулась и медленно побрела по дороге в сторону, противоположную той, куда уехал Макс. В руках она по-прежнему сжимала букет кроваво-красных роз.

1.

Что это было? Эта мысль пришла в голову раньше, чем Макс открыл глаза и увидел, что около его кровати, опустив голову, сидит отец. Мать стоит у окна и беззвучно шевелит губами. Молится, догадался парень. Неужели его дела так плохи?
Или он вообще умер? И это его смертное ложе. Странно, но ничего не болит. Значит, умер, испугался Макс.
Что же все-таки произошло? Ах да… Полина вышла замуж! Ну, если так, то он точно умер. Бедные родители. Вон как убиваются! Значит, сын им не так уж и безразличен был. Отец даже на работу не пошел. А у него небось встреч полно – весь ежедневник исписан. Но он все отменил. Действительно, единственный сын умирает не каждый день.
Интересно, а сколько сейчас времени? Макс удивительно легко, как, видимо, и все призраки, оторвал голову от подушки и посмотрел на окно. День на дворе.
- О, очнулся, наконец, - неожиданно услышал он довольно бодрый для столь трагического момента голос отца.
Скосил глаза. Тот, улыбаясь, смотрел прямо на него. Потом Макаров-старший нахмурился и строго спросил:
- Тебе кто машину разрешил брать? Думаешь, научился чуть-чуть руль крутить и уже Шумахер?
Парень удивился и привстал, опершись о локти. Мать у окна обернулась, подошла к кровати, тепло коснулась пальцами его щек. Макс почувствовал, что руки у нее дрожат.
- Ты нас очень с папой напугал, - тихо упрекнула мама и попросила: - Не делай так больше, хорошо?
Наконец Макс вновь обрел дар речи:
- А я что, разве не умер?
Родители недоуменно переглянулись. Отец небольно шлепнул его по лбу:
- Опять шуточки, Макс. Нашел время.
Да какие уж тут шуточки. Парень сел и робко ощупал свои руки, затем дотронулся до отца. Если бы он был призраком, то не смог бы этого сделать. Значит, Максим Макаров еще жив. Он приободрился:
- Просто я подумал: мама здесь, ты здесь, на работу сегодня не пошел. Значит, я умер.
Родители вновь переглянулись. На этот раз многозначительно, со взаимным укором. А затем мать поспешила успокоить Максима. Он, по всей видимости, родился в рубашке. Потому что, врезавшись в столб на весьма приличной скорости, умудрился отделаться тремя царапинами и шишкой на лбу. Его от удара выбросило из машины. А они с отцом, оказывается, ждали, когда Макс очнется, чтобы забрать его домой.
- А в училище когда? – с удивлением услышал парень свой голос.
Вот дожил! Уже и дня без сапог суворовских прожить не может. Или он просто по ребятам соскучился? Или Полину хочет увидеть?..
Интересно, а она в больницу приходила? Переживала? А может, спокойненько вышла себе замуж и теперь в ус не дует?
- В училище через несколько дней пойдешь, - пообещал, усмехнувшись, отец, - Я уже обо всем договорился.
Узнав, из-за чего (точнее, из-за кого) чуть не погиб его сын, Макаров-старший сгоряча пообещал, что по кирпичику разберет «этот притон разврата». И, несмотря на то что буквально все (начиная от Матвеева и заканчивая Кантемировым) уверяли господина Макарова в полной непричастности Полины Ольховской к личной драме его сына (взаимностью она мальчику не отвечала и повода думать обратное не давала), тот не верил и требовал личной встречи.
И только сейчас он немного поостыл. Попросил у генерал-майора Матвеева прощения за несдержанность. И добавил, что допускает возможность, что преподавательница действительно не виновата в том, что Макс к ней так привязался. «Мы все, Макаровы, такие, - сказал он с гордостью, - Если что в голову втемяшим, так ничем не выбьешь!»

2.

Макс ехал на заднем сиденье рядом с матерью и смотрел в окно. Оказалось, что в больнице он провалялся всего лишь чуть больше суток. В училище все за него переживают и ждут обратно. Любопытно, кто это все? Может, и майор Ротмистров тоже? Эта мысль Макса развеселила. Но еще больше его рассмешил Макаров-старший, который вдруг обернулся и спросил:
- Поедем через неделю на рыбалку?
Парень фыркнул.
- Так мы вроде один раз как бы ходили? Или вы с мамой уже всю рыбу съели? Нехорошо. Могли бы и сыну кусочек оставить.
Отец вновь сел прямо и, уже не глядя на Макса, сказал:
- Я твою иронию прекрасно понимаю. Поэтому больше ничего говорить не буду. Только ты на всякий пожарный следующую субботу оставь свободной.
- Ладно, - пообещал Макс.
Дома он провел, как и говорили родители, несколько дней. Отец, к его удивлению, приходил с работы рано и вел себя как в старые добрые времена, когда он еще не занимался политикой. Да и мама стала чаще улыбаться и реже отводить от сына виноватый взгляд.
Но Макса все равно тянуло в училище. Теперь его интересовало все, даже тот дурацкий конкурс на лучшую стенгазету. Что там их ребята сделали?
И, конечно, его беспокоила Полина. Парень вдруг испугался, что, попав в аварию, испортил ей такой важный день. Надо будет извиниться.
Одним словом, у Макса было столько причин вернуться, что он едва дождался утра того дня, когда вновь отправился в училище.
Пацаны, как и отец, сразу обозвали его «Шумахером» и «грозой столбов».
Петрович вообще удивился:
- Это, Макс, какой нужно лоб иметь, чтобы столб погнулся, а он нет?
Макс развел руками:
- Лоб у нас фирменный, макаровский. Не забывайте, что у меня отец – политик.
А когда он спросил относительно стенгазеты, ребята кивнули на Сухого и сообщили, что тот уже отдал ее на конкурс, но перед этим никому посмотреть не дал, даже близко не разрешил подходить. Я, говорит, суеверный. А вы, мол, газете одни несчастья приносите.
И только о Полине Макс спрашивать побоялся. Но уже скоро услышал настолько поразительную новость, что даже сразу не поверил.
- А Полина Сергеевна уволилась, - сообщил, сочувственно вздохнув, Печка.
- Что? – непроизвольно дотронувшись до шишки на лбу (правда, теперь она была уже гораздо меньше, чем сразу после аварии), воскликнул Макс, решив, что ослышался.
- Уволилась, уволилась, - подтвердил Степан, - Говорят, ей начальник училища в связи с исключительными обстоятельствами даже разрешил две недели не отрабатывать.
Полина хотела покинуть училище до возвращения Макса. Она так и объяснила Матвееву. Тот возражать не стал. Ситуация вышла из-под контроля, и, наверное, Ольховская приняла самое верное в данном случае решение.
Но Макс, конечно, об этом не знал. Он ни минуты не сомневался, что Полину уйти из училища вынудил муж. Недаром она сделала это едва ли не на следующий день после регистрации. Но Печка, выслушав домыслы Макса, покачал головой:
- Ты просто не в курсе. Полина ведь замуж так и не вышла, - Степа не знал, обрадуется этой новости его друг или, наоборот, еще сильнее огорчится.
Ведь одно дело, если бы она замужняя ушла, а другое – когда свободная.
Но Макаров, вновь не веря ушам своим, просиял. Да если бы он заранее знал, как оно все обернется, то специально бы в столб въехал!
Только вскоре радость его испарилась без следа. Так же, как и Полина Ольховская. Она сменила номер телефона, квартиру и уехала в неизвестном направлении.
Это немыслимо! Его не было в училище всего несколько дней, а за это время произошло столько событий! Да она специально торопилась исчезнуть до его возвращения, догадался наконец Макс.
Поначалу Макаров ходил как потерянный, а потом вроде бы успокоился. Еще не все кончено, решил он. Пройдет два с половиной года, он вырастет, закончит учебу и непременно отыщет Полину Ольховскую. К тому времени эта пресловутая разница в семь лет будет уже не так заметна.

3.

Андрей Леваков покинул училище буквально через день после выздоровления Макса.
Матвеев выдает ему переводное письмо в Московское Суворовское училище, и с теплой грустью думает, что этот интернатовский парень займет в Московском СВУ место его внука Петьки. И этот парень, когда вырастет, обязательно станет хорошим офицером. И человеком он будет хорошим, это уже сейчас видно.
Леваков счастлив.
Ребята подшучивают над его «повышением».

… Накануне отъезда Левакова мальчишкам не спалось. Казалось бы, всего несколько месяцев как знакомы, а такое ощущение, словно родные братья.
- Андрюх, - спросил Синицын тихо, - а как вы в интернате прощались, когда кто-нибудь уходил?
Леваков ответил не сразу. Вспомнил и усмехнулся:
- Обещаете, что повторять не будете?
Кадеты заинтересованно приподнялись, пообещали.
- Пинки давали, - признался Андрей, - Чтобы долго интернат помнил. Но у меня, если честно, там друзей не было, - он помолчал и добавил: - Все мои друзья здесь.
Печка задумался. Неужели они вот так Левакова и отпустят? Нет, надо что-то придумать. И тут он вспомнил про зеленую бутылку, из-за которой ему пришлось облазить всю помойку. А что? Андрей у них теперь тоже своего рода выпускник. Мало ли что в московском училище его ждет? Начинал-то он здесь, с ними. Почему бы им, не дожидаясь «краба», свои желания прямо сейчас не записать, пока они все вместе?
И парень взволнованно высказал остальным свою идею. Суворовцы Печкино предложение одобрили.
- Ну так давайте прямо сейчас и напишем. А завтра бутылку в саду закопаем.
- Чтобы потом какой-нибудь новоявленный Печка ее в помойку выбросил? – не удержался Макс.
Но Степка не обиделся:
- Так мы ее хорошо закопаем.
На том и порешили. Осталось найти бутылку. Выяснилось, что ни у кого нет. По всему выходило, что придется отложить закупоривание желаний на завтра.
Но Печка сразу запереживал, что завтра суворовцы передумают, и тут, к счастью, вспомнил о своей заначке.
Отогнув край матраца, он достал из-под него прозрачную бутыль с ярко-бордовой жидкостью внутри.
Суворовцы присвистнули.
- Печка, ты что, потихоньку прикладываешься по ночам? – спросил Трофимов, с интересом рассматривая Степину нычку.
Но тот в ответ неопределенно дернул плечами:
- Да я сам толком не знаю, что это. Мать вроде бы компот передала. Я попробовал – гадость жуткая. А выбросить жалко. Вот и припрятал на всякий случай.
Петрович ласково погладил Степу по голове:
- Запасливый ты наш! И что бы мы без тебя делали?
Это точно. Что бы они без него делали? Печка невольно зарделся.
В этот момент Макса вдруг посетила одна любопытная мысль.
- Ну-ка, дай мне твой компот понюхать.
Печка передал. Макаров отвинтил крышечку, поднес бутыль к носу и, поморщившись, быстро закрыл обратно. Потом многозначительно оглянулся:
- Ну что, могу с уверенностью сказать: наш Печка точно не алкоголик. Здесь бражка. Еще странно, что она до сих пор пахнуть не начала, - и отдал Перепечко его бутылку, - Советую прямо сейчас вылить.
Степа растерянно моргнул.
- Так это мне что, мама алкогольный напиток передала? – не поверил он.
И такое у бедняги при этом лицо несчастное стало, что кадеты не выдержали и расхохотались. А Петрович попытался Печку утешить:
- Наверное, она и правда хотела тебе компот прислать. Просто бутылки перепутала.
Чтобы не терять больше времени, Печка отправился выливать бражку и мыть тару, а кадеты пока кромсали бумажки. Когда Степа вернулся, ребята сели тесным кружком и в тишине, положив листочки друг другу на спины, начали быстро писать свои желания. Затем торжественно запихнули записки в бутылку и закупорили ее.
Печка взялся быть хранителем желаний. Вновь отогнув матрац, Степан спрятал бутылку в прежний тайник, решив, что после непременно ее закопает.

4.

Выйдя за КПП Леваков сразу обернулся. В окне третьего этажа торчали коротко стриженные головы пацанов и быстро-быстро мелькали их ладони. Андрей нашел глазами Илью, поднял над головой пуговицы, которыми они с кадетами обменялись на прощанье. Синицын кивнул и помахал в ответ пуговицей Левакова.
- Андрюх, счастливо! – разнесло эхо далеко за пределы училища, - Пиши! Как сможешь, приезжай! Мы ждем!
Леваков в последний раз поднял руку, коротко махнул друзьям на прощание и, больше не оглядываясь, пошел прочь…

На вокзал Андрея пришла проводить Саша с кучей провизии на дорогу. За считанные минуты до отъезда они признаются друг другу в любви. Целуются. И уже с подножки вагона Андрей повторяет Саше свое обещание: «Я вернусь!»

5.

Прапорщик Кантемиров делится со своей женой нехорошими предчувствиями. Он уверен, что случилась какая-то беда. Марианна Владимировна спрашивает: «Что опять подрался?» Но Иван отвечает, что недавно генерал-майору Матвееву пришло какое-то письмо из Минобороны, сам он его не видел, но Василюк рассказывал, что когда генерал прочел его, то побледнел и схватился за сердце. А когда сам Василюк узнал о содержании письма (Кантемиров тогда поблизости находился), то сам побледнел и стал подозрительно поглядывать на прапорщика. Но все отказываются ему говорить, что там было. Жалеют, наверное, а ведь Кантемирову доподлинно известно, что письмо касается его. Марианна Владимировна расстроена за мужа.

1.

- А хочешь, сынок, я тебе одну историю забавную расскажу?
Макс повернул голову, глянул на отца и в очередной раз скрыл смешок, громко закашлявшись. Макаров-старший явно не ходил на рыбалку уже много лет, поэтому считал, что без шляпы (желательно соломенной) на реке лучше не появляться. Но поскольку на улице было довольно морозно, то под шляпу отец нацепил платок. А на повседневный костюм напялил длинную телогрейку. Ноги же обул в резиновые сапоги. И весь этот маскарад с переодеванием господин Макаров совершил прямо в машине, после того как они подъехали к месту.
В итоге каждому, кто видел это чудо с удочкой, приходила в голову одна и та же мысль: голодный бомж с больными ушами пытается честным трудом заработать себе ужин.
Однако расстраивать отца Макс не хотел. По всему видно, что тот очень доволен собой – а особенно шляпой.
Поэтому откашлявшись, парень закинул удочку подальше и согласился:
- Давай расскажи.
Плотнее закутавшись в телогрейку, Макаров-старший начал:
- Жила-была на свете одна девушка…
Макс сразу смекнул, к чему отец затевает этот разговор. Все дело в Полине, разумеется. Пока они еще ни разу открыто не обсуждали эту тему, даже не произносили ее имя вслух. Однако незримо девушка присутствовала почти при каждой их беседе. Сидела себе рядышком и слушала. А отец нет-нет да и кивнет в ее сторону. И опять же только Макс мог заметить этот жест.
Вот и сейчас Макаров-старший не просто так решил время за рыбалкой скоротать. Максу предстоит услышать нечто такое, что, по мнению отца, отпугнет его от Полины (как будто это возможно!).
Так вот, история оказалась следующая. Жила-была на свете одна девушка, и была она необыкновенно красива и так же необыкновенно горда. Но самое примечательное, что девушку эту безумно любил молодой и бедный, как церковная крыса, Петька Макаров.
Однако красавица, окруженная поклонниками, как пчелиная королева-матка, совершенно не воспринимала всерьез ухаживаний худого, длиннющего и большеголового Макарова. Ох, как он тогда злился! Следил за своей королевой, незаметно провожая любимую, куда бы она ни шла. Ненавидел всех ее поклонников и мечтал сразиться с ними в честном бою.
Однажды он даже перехватил на мосту двух ухажеров своей возлюбленной и, засучив рукава на тонких, как рейки, руках, предложил драться. К счастью для Петьки, парни оказались с пониманием, а потому отправили мальчишку восвояси, наказав ему расти дальше и искать невест попроще.
Но ведь Петр был влюблен в свою королеву. Он поклялся, что рано или поздно завоюет ее сердце, чего бы это ему не стоило. И уехал из города.
Тут Макаров-старший замолчал и удивленно подергал удочку.
- Максим, - спросил он осторожно, - а в этом водоеме вообще рыба есть?
Сын пожал плечами. Он-то почем знает? Куда привезли, там и сидит. По его мнению, в рыбалке вообще главное не улов, а процесс.
Однако парня сильно заинтересовала та давняя история любви. Надо же, до чего на его с Полиной историю похоже, просто жуть! Только в их случае не Макс, а Полина покинула город.
- Пап, а ты потом еще когда-нибудь эту девушку видел? Ну, хоть издалека?
Положив бесполезную удочку на землю, Макаров-старший довольно ухмыльнулся:
- А то как же! Я на ней, как и планировал, женился четыре года спустя. Куда бы она от меня делась?
До Макса даже не сразу дошло. А когда, наконец, дошло, он восхищенно воскликнул:
- В смысле – что, мама моя? Ни фига себе поворот! – и нащупал письмо в кармане джинсов.
Отец тем временем встал, поправил шляпу и бросил долгий взгляд на мертвое водное покрывало, окаймленное кустарниками.
- Куда бы она от меня делась? – повторил он.
Но на этот раз не самодовольно, а так, что Макс сразу понял, как сильно отец, несмотря на кажущуюся сдержанность, любит мать. Точно так же, как и его сын недоступную красавицу Полину.
На днях она прислала Максу письмо. Хорошее такое письмо, но вот по тону – прощальное. Вот этого парень никак принять не мог. Нельзя быть такой самоуверенной. Думает, что уехала, и все тут? Но ведь он-то, Максим, не согласен. Ну, ничего. Два года быстро пролетят…
И странно, Полина благодарила Максима за то, что он помог ей избежать «возможно, роковой», - это ее слова – ошибки. Как же он, интересно, помог-то? Когда Макс видел Полину в последний раз, она стояла с Яковом на пороге ЗАГСа. И когда уехал – она все еще там стояла.
Ничего не понятно. Но в остальном письмо очень хорошее. Полина ему желала счастья, удачи, здоровья (это, наверное, из-за аварии). В общем, не письмо, а новогоднее поздравление. И еще Полина писала, что любая девушка будет с ним счастлива. Интересно, кого она имеет в виду?
Эх, жаль только, что на конверте обратного адреса нет. Не хочет, значит, чтобы он писал. В принципе, выяснить, откуда пришло письмо, - пара пустяков. Но вот вопрос, стоит ли навязываться раньше времени?
- Па, - позвал Макс отца.
Тот уже успел переодеться и теперь выглядел в своем дорогом костюме, пальто и шляпе как гангстер, заехавший в лес на разборку.
- А ты с мамой в эти четыре года виделся? Ну, пока не приехал жениться?
Макаров-старший сразу понял, куда клонит сын, и честно ответил:
- Нет. Пока не понял, что пришло время, я ее не трогал.
- Хорошо, - кивнул Макс, - И еще я тебя кое о чем спросить хотел.
- Ну? – поинтересовался отец, усаживаясь в машину.
- Можно, я за руль сяду?
Видимо, все-таки нет, решил Макс, когда Макаров-старший, проигнорировав его вопрос, включил зажигание. Парень не стал спорить. Запрыгнул на заднее сиденье и потер руки.
Вскоре печка нагрела машину, и Макса, который задумчиво провожал глазами пролетавшие мимо деревья, сморил сон.

2.

И вот уже до дня рождения Суворова оставалось совсем мало времени. И в коридорах вывесили стенгазеты. Третий взвод ожидал этого события с особым волнением. Неужели они наконец увидят сухомлинское творение?!
Однако ребята принципиально начали с критического осмотра конкурирующих стенгазет. И сразу поняли, что Сухой был абсолютно прав. Все, без исключения работы были сделаны по принципу Петровича: «Детство, отрочество, юность». Стенгазеты пестрели одинаковыми портретами полководца, жирным маркером были обведены его крылатые высказывания, в столбик выстроились памятные даты.
Зато около стенгазеты Сухомлина стояла толпа, от которой во все стороны волнами расходился смех. Ребята в нерешительности остановились. Хороший это знак или плохой? Но тут случайно их взору открылась довольная рожа Сухого. Завидев пацанов, он активно замахал рукой. Но не вытерпел и, протиснувшись сквозь толкучку, подбежал к друзьям первым.
- Это успех! – завопил он радостно.
Кадеты еще никогда не видели Сухомлина таким оживленным.
- Представляете, им всем нравится! К нашей газете уже сам Ноздря подходил! И знаете, что сказал? – парни, понятно, не знали, - Говорит: талантливо и смело. Я вначале думал, он ругаться начнет. Ничего подобного! – с гордостью выдал Сухой, - Ну пойдемте же!
И схватив Макса за рукав, потащил его в самую гущу народа.
Оказавшись перед стенгазетой третьего взвода, Макс, а за ним и остальные открыли рты и в молчаливом восхищении уставились на раскрасневшегося от радостного возбуждения суворовца.
Это действительно был шедевр. Газета Сухого, как он и хотел, называлась «А.В. Суворов и суворовцы». Под названием шел слоган: «Хотим быть на него похожи!» В центре хитро улыбался нарисованный Сухомлиным Суворов. А вокруг расположились суворовцы третьего взвода: и Макс Макаров, и Петрович, и Трофим, и сам Сухой, и Леваков (только Печки не было – он ведь сказал, что не хочет быть на Суворова похож!). И каждый из ребят чем-то внешне напоминал Суворова – у кого-то глаза похожи, у кого-то прическа, у кого-то улыбка как у знаменитого полководца.
Макс обернулся и хлопнул Сухомлина по плечу:
- Класс. Даже не ожидал.
Сухой зарделся. В этот момент к ребятам подошел Философ. С любопытством осмотрел рисунки, крякнул, выпрямился и похвалил:
- Неплохо, неплохо. Злободневно, - а потом вдруг обернулся и спросил: - А художник кто?
Сухомлин скромно вышел вперед. Кантемиров с удивлением на него глянул, а затем удовлетворенно кивнул:
- Ну вот, значит, я наконец познакомился с автором своего портрета. Тайное, дорогие мои, всегда становится явным. Рано или поздно.
Карикатура! Они уже и забыли о ней. Сухой понял, что прокололся, чуть опустил голову и смущенно отступил назад. Но прапорщик добродушно ухмыльнулся:
- Ладно, ладно. Победителей, как известно, не судят.
Суворовцы вздохнули с облегчением. Пронесло.
А на следующее утро ребята узнали, что Кантемиров как в воду глядел. Их стенгазета безоговорочно победила в конкурсе. Значит, в Питер поедет именно третий взвод.
И все благодаря Сухому. Макс даже сказал, что по-хорошему в Питер должен ехать один Сухомлин. Но тот скривился:
- И чего я, интересно, там без вас делать буду? С тоски в одиночестве помирать?
Кадеты охотно согласились, что одному ему там и впрямь будет тоскливо. Так что придется ехать всем вместе.
Но не успели ребята как следует переварить победу в конкурсе, как узнали о другой новости, настолько удивительной, что перед ней меркла даже предстоящая поездка в Петербург.
А касалась эта новость прапорщика Кантемирова.

3.

Как прапорщик ни старался, но о таинственном письме, наделавшем столько шуму и лишившем его сна, не смог узнать ровным счетом ничего.
Офицеры по-прежнему загадочно шептались у него за спиной и бросали на Философа косые взгляды. Кантемиров нервничал и злился.
В конце концов он не выдержал и вновь обратился к майору Василюку:
- Ну скажи ты мне, ради Бога, что случилось? Если все совсем плохо – лучше сразу узнать. Что я натворил?
Василюк (а разговор происходил в его кабинете) покачал головой:
- Да уж, прапорщик, натворил ты дел!
Кантемиров чуть не взвыл. Что они, сговорились, что ли, его в гроб своими намеками свести? Оперевшись обеими руками о стол майора, он почти закричал, нависая над офицером:
- Да я уже всю свою жизнь вспомнил! Все, что только можно, в уме перебрал! Даже как голубя в детстве случайно из рогатки убил. Не делал я ничего плохого. Даже Ротмистрова больше не бил, - предупреждая все возможные обвинения, заявил прапорщик, - Нет у меня никаких тайн!
Однако Василюк невозмутимо вытащил из-под ладоней Философа какие-то бумаги и спокойно ответил:
- Значит, есть, раз в документе записано. Потерпи чуток, скоро узнаешь, - и добавил назидательно: - А вот что голубя убил, это плохо. Стыдно тебе должно быть, прапорщик, стыдно.
Кантемиров ушел, раздосадованный, и даже дверью на прощание хлопнул. А на следующий день все открылось.
Оказывается, Матвеев и остальные молчали, ожидая подтверждения информации, которую генерал получил в первом письме. И вот это подтверждение пришло. Новость сообщили в торжественной обстановке перед всем училищем. Кантемиров, когда услышал, чуть в обморок не грохнулся.
Его ни много ни мало наградили орденом Красной Звезды. Причем еще давно. Но в постперестроечной России документы затерялись. И вот теперь, спустя больше двадцати лет, награда, как говорится, наконец нашла своего героя.
Кантемиров выслушал всю эту историю, поблагодарил Матвеева, но тут же попросил разрешения уйти. Генерал понимающе кивнул.
Закрывшись в своем кабинете, прапорщик вспоминал, как все было в тот день. И вдруг удивился. Все эти годы он и не думал, что тот его поступок должен быть как-то отмечен. На его месте так бы каждый поступил. Чисто по-человечески.
Очнулся Кантемиров, когда в дверь тихо постучала Маша. Он открыл и вновь вернулся за стол. Жена села рядом и провела рукой по его волосам:
- Ну, как ты, герой?
- Да какой я герой? – махнул он рукой, - Это ведь так естественно, - в который уже раз за сегодняшний день удивился Кантемиров.
А Марианна Владимировна вдруг ясно поняла, почему, не раздумывая, вышла замуж за этого человека. Она прижалась губами к его виску и прошептала:
- Меня мальчишки уже замучили – за что товарищу прапорщику орден дали? Смешно сказать – а я и сама не знаю.
Но она не ждала, что муж расскажет ей об этом. Ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Настоящие мужчины о таких вещах не говорят.
А суворовцы и сами все узнали. Окружили командира и буквально забросали его вопросами. Бедный майор зажал уши и гаркнул:
- Тихо! Скажу, скажу. Только без этих китайских пыток.
Кадеты разом замолчали и выжидательно посмотрели на Василюка. Командир присел на койку.
- Прапорщик наш – настоящий герой, - тихо начал он свой рассказ, - Пятерых человек из горящего бээмпэ вытащил. Сам горел, а товарищей спас. Только, - Василюк прижал палец к губам, - вы меня, пожалуйста, не выдавайте. Не любит Кантемиров подобных разговоров.
Суворовцы пообещали, что будут немы, как рыба в керосине. Но между собой-то новость обсудить можно?
Когда майор вышел из казармы, Синицын повернулся к Сухомлину:
- Вот видишь, Сухой, можно и героем быть, и живым остаться. Или ты опять скажешь, что Философ сглупил?
Но тот неожиданно для Ильи спорить не стал:
- Нет, не скажу. Это совсем другое, - он замолчал, напряженно о чем-то размышляя, и наконец неуверенно спросил: - Как вы думаете, а мы бы так смогли?
Ему никто не ответил.

4.

На другой день Перепечко шел по дороге, прижимая к груди бутылку с желаниями. На самом деле ему уже сейчас хотелось посмотреть, кто из пацанов что в своих записках начеркал. Но Печка, конечно, сразу себя за малодушие отругал. Нельзя быть таким слабовольным! Он же хранитель бутылки. И должен спрятать ее так, чтобы ни один будущий «сос» не нашел.
Степан подумал и решил, что лучшего места, чем возле забора, ему не найти (опять же, пока он свой клад прятать будет, никто из любопытных не помешает). Только яму на этот раз надо выкопать поглубже. А то вон как он сам быстро на бутылку Василюка и его друзей наткнулся!
Свернув с асфальтированной дороги, Печка подошел к забору и осмотрелся. У самой ограды, пожалуй, не надо. Вдруг ее лет через пять чинить надумают? Кусты по той же причине отпадают – их просто могут выкопать вместе с бутылкой.
В итоге Степа остановил свой выбор на пустом месте между кустами и забором. Копал он ложкой, поэтому закончил не скоро. Да и руки быстро уставали, поэтому иногда парень устраивал себе недолгий отдых. А потом вновь принимался за работу.
Наконец Печка выпрямился, потер чумазыми от земли пальцами лоб, оставляя на нем темные отпечатки, и посмотрел вниз. Вроде все получилось как надо. Степа вертикально опустил бутыль в яму – она глубоко ушла под землю.
Удовлетворенно кивнув, Печка стал не без сожаления забрасывать яму. Когда закончил, потоптался сверху, потом замел носком сапога следы и нагреб сверху мусор.
Вот и все. теперь до встречи через тридцать лет. долго-то как, вздохнул парень и, не оглядываясь, побрел вдоль забора.
Он так крепко задумался, что не сразу понял, что кто-то, словно тень, идет за ним по ту сторону ограды. Но, когда почувствовал, что не один, удивленно остановился.
За забором стояла Вероника. В желтом пальто и черной вязаной шапочке. Когда девушка поняла, что суворовец ее обнаружил, то осторожно подняла глаза, боясь, что он снова прогонит ее, но, увидев Печкино лицо, засмеялась:
- Да ты грязный весь!
Перепечко кивнул, попытался вытереться ладонью, но только сильнее испачкался.
Вероника достала из сумочки платок и предложила:
- Давай помогу.
Печка безропотно подошел. Девушка просунула руку сквозь прутья и очистила Степе лоб и щеки, затем убрала платок обратно и спросила:
- Ты что, клад искал?
Что-то неопределенно промычав в ответ, Печка сначала кивнул, а потом отрицательно помотал головой. Вероника засмеялась.
- А ты куда шел?
- В казарму, - ответил Степка, - Хочешь со мной? Ну, вместе?
- В казарму? – опять улыбнулась она.
- Нет, идти вместе.
- Хочу.
- Здорово.
Перепечко повернулся и медленно пошел вперед. Время от времени он косился вправо и видел, как мелькает за прутьями желтое пальто Вероники. Тогда парень смущенно тер лоб и радостно улыбался украдкой.

КОНЕЦ

И еще у меня... Нужно только отсканить.
А вот первого тома пока, к сожалению, нет.