Расул Гамзатов

***

Признание
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумашедшая.
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.
Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.
Что прибавится - не убавится,
Что не сбудется - позабудется...
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?

Н.Заболоцкий

Был я весь - как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.

Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.

Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.

Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.

Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

С. Есенин

*****

Целую ночь соловей нам насвистывал,
Город молчал и молчали дома...
Белой акации гроздья душистые
Ночь напролет нас сводили с ума.

Сад весь умыт был весенними ливнями,
В темных оврагах стояла вода.
Боже, какими мы были наивными,
Как же мы молоды были тогда!

Годы промчались, седыми нас делая...
Где чистота этих веток живых?
Только зима да метель эта белая
Напоминают сегодня о них.

В час, когда ветер бушует неистово,
С новою силою чувствую я:
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы, как юность моя!
Белой акации гроздья душистые
Неповторимы, как юность моя...

М. Матусовский

Мммм... обожаю этот романс, а также люблю "Дни Турбиных". Спасибо!

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побежден?

Всё передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?
Всё дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце — Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?

М. Цветаева

Принявший мир, как звонкий дар,
Как злата горсть, я стал богат.
Смотрю: растет, шумит пожар –
Глаза твои горят.

Как стало жутко и светло!
Весь город – яркий сноп огня.
Река – прозрачное стекло,
И только – нет меня…

Я здесь, в углу. Я там, распят.
Я пригвожден к стене – смотри!
Горят глаза твои, горят,
Как черных две зари!

Я буду здесь. Мы все горим:
Весь город мой, река, и я…
Крести крещеньем огневым,
О, милая моя!

Александр Блок

Я – Гамлет. Холодеет кровь,
Когда плетет коварство сети,
И в сердце – первая любовь
Жива – к единственной на свете.

Тебя, Офелию мою,
Увел далёко жизни холод,
И гибну, принц, в родном краю
Клинком отравленным заколот.

Александр Блок

Питаемся кофе, живем в Интернете.
Наш адрес e-mailы, наш стимул – привычка.
Мы просто капризные взрослые дети.
И трафики наши сгорают, как спичка.

Мы неуловимы, мы знаем пароли,
Всех наших имен Интернет не запомнит.
Мы непобедимы, не ведаем боли
Любая обида здесь мало что стоит.

Мы – тени безликие. Мы – виртуальность.
Нам трудно порой оценить свои силы.
Мы больше не верим в слепую реальность.
Там мы одиноки, а здесь мы едины.

БАЛЛАДА ОБ УПАВШЕЙ ЗВЕЗДЕ.

Мне звезда упала на ладошку
Я ее спросил: - "Откуда ты?"
- "Дайте мне передохнуть немножко,
Я с такой летела высоты",
А потом добавила сверкая,
Словно колокольчик прозвенел:
- "Не смотрите, что не велика я,
Я умею делать много дел.
Вам необходимо только вспомнить,
Что для Вас важней всего на свете,
Я могу желание исполнить.
Я все время занимаюсь этим".

Знаю я, что мне необходимо,
Мне не нужно долго вспоминать.
Я хочу любить и быть любимым,
Я хочу, что б не болела мать.
Чтоб на нашей горестной планете
Только звезды падали с небес.
Были б все доверчивы как дети,
И любили дождь, цветы и лес.
Чтоб траву, как встарь, косой косили.
Каждый день летали до луны.
Чтобы женщин на руках носили.
Не было б болезней и войны.

Чтобы дружба не была обузой,
Чтобы верность в тягость не была.
Чтобы старость не тяжелым грузом,
Мудростью бы на сердце легла.
Чтобы у костра пропахнув дымом
Эту песню тихо напевать.
А еще хочу я быть любимым,
И хочу, чтоб не болела мать.
Говорил я долго, но напрасно.
Долго, слишком долго говорил...
Не ответив мне, звезда погасла.
Было у нее немного сил.

* * *
Где ты, Вселенная?
Днем суета. Ночью тусклые звезды.
Равнодушие мегаполиса.
* * *

Зудящий комарик
Мешает познанию дзен.
Такая сволочь.
***
----------------------------------------------------

***
Неуклюжие пешеходы бегут по лужам.
Вода рекой течет по асфальту. В префектуре Исемидзу дождь и полная тишина.
Там не разрешают петь на улицах крокодилам.

***
Ты ушел, любви не замечая, конфету шоколадную жуя,
так пусть тебя полюбит лошадь злая, а не такое солнышко как я.

И пальто подавать тебе буду не я,
И вести тебя пьяную, злую домой,
Побелев от любви, от вражды, от вранья,-
Будет кто-то другой, будет кто-то другой.

Нас уже не оставят вдвоём - никогда!
Слоги наших имён расплетутся навек.
И когда вдруг с тобою случится беда,
Буду болен не я, а другой человек.

Ты уйдёшь из стихов, как из комнаты ночь,
Как из парка октябрь, как из города - строй...
Утешать твою мать, качать твою дочь
Будет кто-то другой, будет кто-то другой...

Н. Ибрагимов

Любовь неразделенная страшна,
но тем, кому весь мир лишь биржа, драка,
любовь неразделенная смешна,
как профиль Сирано де Бержерака.
Один мой деловитый соплеменник
сказал жене в театре "Современник":
"Ну что ты в Сирано своем нашла?
Вот дурень! Я, к примеру, никогда бы
так не страдал из-за какой-то бабы...
Другую бы нашел - и все дела".
В затравленных глазах его жены
забито проглянуло что-то вдовье.
Из мужа перло - аж трещали швы!-
смертельное духовное здоровье.
О, сколько их, таких здоровяков,
страдающих отсутствием страданий.
Для них есть бабы: нет прекрасной дамы.
А разве сам я в чем-то не таков?
Зевая, мы играем, как в картишки,
в засаленные, стертые страстишки,
боясь трагедий, истинных страстей.
Наверное, мы с вами просто трусы,
когда мы подгоняем наши вкусы
под то, что подоступней, попростей.
Не раз шептал мне внутренний подонок
из грязных подсознательных потемок:
"Э, братец, эта - сложный матерьял..."-
и я трусливо ускользал в несложность
и, может быть, великую возможность
любви неразделенной потерял.
Мужчина, разыгравший все умно,
расчетом на взаимность обесчещен.
О, рыцарство печальных Сирано,
ты из мужчин переместилось в женщин.
В любви вы либо рыцарь, либо вы
не любите. Закон есть непреклонный:
в ком дара нет любви неразделенной,
в том нету дара божьего любви.
Дай бог познать страданий благодать,
и трепет безответный, но прекрасный,
и сладость безнадежного ожидать,
и счастье глупой верности несчастной.
И, тянущийся тайно к мятежу
против своей души оледененной,
в полулюбви запутавшись, брожу
с тоскою о любви неразделенной.

Евгений Евтушенко

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

Николай Заболоцкий

Какая темная зима,
какие долгие метели!
Проглянет солнце еле-еле -
и снова ночь, и снова тьма...
Какая в сердце немота,
ни звука в нем, ни стона даже...
Услышит смерть - и то не скажет.
И кто б ответил? Пустота...
О нет, не та зима, не та...
И даже нежности твоей
возврат нежданный и летучий,
зачем он мне? Как эти тучи:
под ними жизнь еще темней,
а мне уже не стать певучей.
Но разве же не я сама
себе предсказывала это,
что вот придет совсем без света,
совсем без радости зима?..

Ольга Берггольц

***
Позови меня!
Я все заброшу.
Январем горячим, молодым
Заметет тяжелая пороша
Легкие следы.
Свежие пушистые поляны.
Губы.
Тяжесть ослабевших рук.
Даже сосны,
от метели пьяные,
Закружились с нами на ветру.
На моих губах снежинки тают.
Ноги разъезжаются на льду.
Бойкий ветер, тучи разметая,
Покачнул веселую звезду.
Хорошо,
что звезды покачнулись,
Хорошо
по жизни пронести
Счастье,
не затронутое пулей,
Верность,
не забытую в пути.

Юлия Друнина

***
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Борис Пастернак

***
Этих снежинок смесь.
Этого снега прах.
Как запоздалая месть
летнему буйству трав.
Этих снежинок явь,
призрачное крыло.
Белого небытия
множественное число...
Этого снега нрав.
Этого снега боль:
в небе себя разъяв,
стать на земле собой.
Этого снега срок.
Этого снега круг.
Странная мгла дорог,
понятая не вдруг.
Выученная наизусть,
начатая с азов,
этого снега грусть.
Этого снега зов.
Медленной чередой
падающие из тьмы
в жаждущую ладонь
прикосновенья зимы.

Роберт Рождественский

«РЫЖИК»
У низенькой калитки
Судьба столкнула их.
Блестели солнца слитки
На травах молодых.

Два паренька молчали -
Ведь цель у них одна,
Одни у них печали:
Вот здесь живет она...

Та, что смеется звонко,
О ком их сердце мрет,
Глазастая девчонка,
Колхозный счетовод.

Двоим хоть поругаться.
И право, как им быть?
Кому из них остаться,
Кому из них входить?

Один не даст подругу
Отбить: высок, плечист...
Краса на всю округу,
Шофер и футболист!

Другой пониже ростом,
Но ладно, крепко сбит,
Себя он держит просто
Да бойко говорит.

Дежурный с полустанка,
Фуражка - алый цвет!
Проснувшись спозаранку,
Он даже взял букет.

Большой букет сирени,
А может, зря и брал?
Но, потеряв терпенье,
Высокий вдруг сказал:

- Довольно зря топтаться!
Ждать больше нету сил.
Идем! Пора дознаться,
Пусть скажет, кто ей мил.

Все выяснить без злобы,
Без драки и без ссор -
Так порешили оба
И двинулись во двор.

Горел закат над лугом,
Без тропок, целиной,
"Краса на всю округу"
Уныло брел домой.

На сердце было тяжко:
Другой остался с ней.
В своей большой фуражке -
Гриб "рыжик", ей-же-ей!

А покорил подругу,
Но почему и как?!
"Краса на всю округу"
С досады сжал кулак.

Он шел по первоцветам,
Сердился и не знал,
Что "рыжик" был поэтом,
Он ей стихи читал.

"САТАНА"
Ей было двенадцать, тринадцать - ему.
Им бы дружить всегда.
Но люди понять не могли: почему
Такая у них вражда?!

Он звал ее Бомбою и весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его Сатаной,
Скелетом и Зубоскалом.

Когда он стекло мячом разбивал,
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.

Ей было пятнадцать, шестнадцать - ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг.

Он Бомбой ее по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял
И диких не корчил рож.

Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится:- У, Сатана!
Как я тебя ненавижу!

А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнет за столом:
- Ах, как это славно, право, что он
К нам в гости не приглашен!

И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
- Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги?!

Ей девятнадцать. Двадцать - ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.

Теперь он Бомбой ее не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи,
А тетей Химией величал,
И тетей Колбою тоже.

Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла:
И так же сердилась:- У, Сатана! -
И так же его презирала.

Был вечер, и пахло в садах весной.
Дрожала звезда, мигая...
Шел паренек с девчонкой одной,
Домой ее провожая.

Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он ее провожал.

Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома:- Стой, Сатана!
Стой, тебе говорят!

Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?
Значит, встречаешься с ней?!
С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей!

Даже не спрашивай почему! -
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
- Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!

ТРУСИХА
Шар луны под звездным абажуром
Озарял уснувший городок.
Шли, смеясь, по набережной хмурой
Парень со спортивною фигурой
И девчонка - хрупкий стебелек.

Видно, распалясь от разговора,
Парень, между прочим, рассказал,
Как однажды в бурю ради спора
Он морской залив переплывал,

Как боролся с дьявольским теченьем,
Как швыряла молнии гроза.
И она смотрела с восхищеньем
В смелые, горячие глаза...

А потом, вздохнув, сказала тихо:
- Я бы там от страха умерла.
Знаешь, я ужасная трусиха,
Ни за что б в грозу не поплыла!

Парень улыбнулся снисходительно,
Притянул девчонку не спеша
И сказал:- Ты просто восхитительна,
Ах ты, воробьиная душа!

Подбородок пальцем ей приподнял
И поцеловал. Качался мост,
Ветер пел... И для нее сегодня
Мир был сплошь из музыки и звезд!

Так в ночи по набережной хмурой
Шли вдвоем сквозь спящий городок
Парень со спортивною фигурой
И девчонка - хрупкий стебелек.

А когда, пройдя полоску света,
В тень акаций дремлющих вошли,
Два плечистых темных силуэта
Выросли вдруг как из-под земли.

Первый хрипло буркнул:- Стоп, цыпленки!
Путь закрыт, и никаких гвоздей!
Кольца, серьги, часики, деньжонки -
Все, что есть,- на бочку, и живей!

А второй, пуская дым в усы,
Наблюдал, как, от волненья бурый,
Парень со спортивною фигурой
Стал спеша отстегивать часы.

И, довольный, видимо, успехом,
Рыжеусый хмыкнул:- Эй, коза!
Что надулась?! - И берет со смехом
Натянул девчонке на глаза.

Дальше было все как взрыв гранаты:
Девушка беретик сорвала
И словами:- Мразь! Фашист проклятый!-
Как огнем детину обожгла.

- Комсомол пугаешь? Врешь, подонок!
Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь!-
Голос рвется, яростен и звонок:
- Нож в кармане? Мне плевать на нож!

За убийство - стенка ожидает.
Ну, а коль от раны упаду,
То запомни: выживу, узнаю!
Где б ты ни был, все равно найду!

И глаза в глаза взглянула твердо.
Тот смешался:- Ладно... тише, гром...-
А второй промямлил:- Ну их к черту! -
И фигуры скрылись за углом.

Лунный диск, на млечную дорогу
Выбравшись, шагал наискосок
И смотрел задумчиво и строго
Сверху вниз на спящий городок,

Где без слов по набережной хмурой
Шли, чуть слышно гравием шурша,
Парень со спортивною фигурой
И девчонка - слабая натура,
"Трус" и "воробьиная душа".

А это мое самое любимое, слезы наворачиваются на глаза, когда его читаю

СТИХИ О РЫЖЕЙ ДВОРНЯГЕ
Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...

Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце - чистейшей породы!

1

Когда мне имя твое назвали,
Я даже подумал, что это шутка.
Но вскоре мы все уже в классе знали,
Что имя твое и впрямь - Незабудка.

Войдя в наш бурный, грохочущий класс,
Ты даже застыла в дверях удивленно -
Такой я тебя и увидел в тот раз,
Светлою, тоненькой и смущенной.

Была ль ты красивою? Я не знаю.
Глаза - голубых цветов голубей...
Теперь я, кажется, понимаю
Причину фантазии мамы твоей!

О, время - далекий розовый дым!
Когда ты мечтаешь, дерзишь, смеешься!
И что там по жилам течет твоим -
Детство ли, юность? Не разберешься!

Ну много ль, пятнадцать-шестнадцать лет?
Прилично и все же ужасно мало:
У сердца уже комсомольский билет,
А сердце взрослым еще не стало!

И нету бури еще в крови,
А есть только жест напускной небрежности.
И это не строки о первой любви.
А это строки о первой нежности,

Мне вспоминаются снова и снова
Записки - голуби первых тревог.
Сначала в них нет ничего "такого",
Просто рисунок, просто смешок.

На физике шарик летит от окошка,
В записке - согнувшийся от тоски
Какой-то уродец на тонких ножках.
И подпись: "Вот это ты у доски!"

Потом другие, коротких короче,
Но глубже глубоких. И я не шучу!
К примеру, такая: "Конфету хочешь?"
"Спасибо. Не маленький. Не хочу!"

А вот и "те самые"... Рано иль поздно,
Но радость должна же плеснуть через край!
"Ты хочешь дружить? Но подумай серьезно!"
"Сто раз уже думал. Хочу. Давай!"

Ах, как все вдруг вспыхнуло, засверкало!
Ты так хороша с прямотою своей!
Ведь если бы ты мне не написала.
То я б не отважился, хоть убей!

Мальчишки намного девчат озорнее,
Так почему ж они тут робки?
Девчонки, наверно, чуть-чуть взрослее
И, может быть, капельку посмелее,
Чем мы - герои и смельчаки!

И все же. наверно, гордился по праву я,
Ведь лишь для меня, для меня зажжены
Твои, по-польски чуть-чуть лукавые
Глаза редчайшей голубизны!

2

Был вечер. Большой новогодний вечер.
В толпе не пройти! Никого не найти!
Музыка, хохот, взрывы картечи,
Серпантина и конфетти!

И мы кружились, как опьяненные,
Всех жарче, всех радостней, всех быстрей!
Глаза твои были почти зеленые -
От елки, от смеха ли, от огней?

Когда же, оттертые в угол зала,
На миг мы остались с тобой вдвоем,
Ты вдруг, посмотрев озорно, сказала;
- Давай удерем?
- Давай удерем!

На улице ветер, буран, темно...
Гремит позади новогодний вечер...
И пусть мы знакомы с тобой давно,
Вот она, первая наша встреча!

От вальса морозные стекла гудели,
Били снежинки в щеки и лоб,
А мы закружились под свист метели
И с хохотом бухнулись вдруг в сугроб.

Потом мы дурачились. А потом
Ты подошла ко мне, замолчала
И вдруг, зажмурясь, поцеловала!
Как будто на миг обожгла огнем!

Метель пораженно остановилась.
Смущенной волной залилась душа.
Школьное здание закружилось
И встало на место, едва дыша.

Ни в чем мы друг другу не признавались,
Да мы бы и слов-то таких не нашли.
Мы просто стояли и целовались,
Как умели и как могли!..

Химичка прошла! Хорошо, не видала!
Не то бы, сощурившись сквозь очки.
Она б раздельно и сухо сказала:
- Давайте немедленно дневники!

Она скрывается в дальней улице,
И ей даже мысль не придет о том,
Что два старшеклассника за углом
Смотрят и крамольно вовсю целуются...

А так все и было: твоя рука,
Фигурка, во тьме различимая еле,
И два голубых-голубых огонька
В клубящейся, белой стене метели...

Что нас поссорило? И почему?
Какая глупая ерунда?
Сейчас я и сам уже не пойму.
Но это сейчас не пойму. А тогда?..

Тогда мне были почти ненавистны
Сомнения старших, страданья от бед,
Молодость в чувствах бескомпромиссна!
"За" или "против" - среднего нет!

И для меня тоже среднего не было!
Обида горела, терзала, жгла:
Куда-то на вечер с ребятами бегала,
Меня же, видишь ли, не нашла!

Простить? Никогда! Я не пал так низко!
И я тебе это сейчас докажу!
И вот на уроке летит записка:
"Запомни! Больше я не дружу!"

И все. И уже ни шагу навстречу!
Бессмысленны всякие оправданья.
Тогда была наша первая встреча,
И вот наше первое расставанье...

3

Дворец переполнен. Куда б провалиться?
Да я же и рта не сумею разжать!
И как только мог я, несчастный, решиться
В спектакле заглавную роль играть?!

Смотрю на ребят, чтоб набраться мужества.
Увы, ненамного-то легче им:
Физиономии, полные ужаса,
Да пот, проступающий через грим...

Но мы играли. И как играли!
И вдруг, на радость иль на беду,
В антракте сквозь щелку - в гудящем зале
Увидел тебя я в шестом ряду.

Холодными стали на миг ладони,
И я словно как-то теряться стал.
Но тут вдруг обиду свою припомнил -
И обозлился... и заиграл!

Конечно, хвалиться не очень пристало,
Играл я не то чтобы там ничего,
Не так, как Мочалов, не так, как Качалов,
Но, думаю, что-нибудь вроде того...

Пускай это шутка. А все же, а все же
Такой был в спектакле у нас накал,
Что, честное слово же, целый зал
До боли отбил на ладонях кожу!

А после, среди веселого гула,
В густой и радостной толкотне,
Ты пробралась, подошла ко мне:
- Ну, здравствуй! - И руку мне протянула.

И были глаза твои просветленные,
Словно бы горных озер вода;
Чуть голубые и чуть зеленые,
Такие красивые, как никогда!

Как славно, забыв обо всем о прочем,
Смеяться и чувствовать без конца,
Как что-то хорошее, нежное очень
Морозцем покалывает сердца.

Вот так бы идти нам, вот так улыбаться,
Шагать сквозь февральскую звездную тьму
И к ссоре той глупой не возвращаться,
А мы возвратились. Зачем, не пойму?

Я сам точно рану себе бередил,
Как будто размолвки нам было мало.
Я снова о вечере том спросил,
Я сам же спросил. И ты рассказала.

- Я там танцевала всего только раз,
Хотя абсолютно никак не хотела... -
А сердце мое уже снова горело,
Горело, кипело до боли из глаз!

И вот ты сказала, почти с укоризной
- Пустяк ведь. Ты больше не сердишься? Да?-
И мне бы ответить, что все ерунда.
Но юность страдает бескомпромиссно!

И, пряча дрожащие губы от света,
Я в переулке сурово сказал:
- Прости. Мне до этого дела нету.
Я занят. Мне некогда! - И удрал...

Но сердце есть сердце. Пусть время проходит,
Но кто и когда его мог обмануть?
И как там рассудок ни колобродит,
Сердце вернется на главный путь!

Ты здесь. Хоть дотронься рукой! Так близко...
Обида? Ведь это и впрямь смешно!
И вот "примирительная" записка:
"Давай, если хочешь, пойдем в кино?"

Ответ прилетает без промедленья.
Слова будто гвоздики. Вот они:
"Безумно растрогана приглашеньем.
Но очень некогда. Извини!"

4

Бьет ветер дорожный в лицо и ворот.
Иная судьба. Иные края.
Прощай, мой красивый уральский город,
Детство мое и песня моя!

Снежинки, как в медленном танце, кружатся,
Горит светофора зеленый глаз.
И вот мы идем по знакомой улице
Уже, вероятно, в последний раз...

Сегодня не надо бездумных слов,
Сегодня каждая фраза значительна.
С гранита чугунный товарищ Свердлов
Глядит на нас строго, но одобрительно.

Сегодня хочется нам с тобой
Сказать что-то главное, нужное самое!
Но как-то выходит само собой,
Как будто назло, не про то, не про главное...

А впрочем, зачем нам сейчас слова?!
Ты видишь, как город нам улыбается,
И первая встреча у нас жива,
И все хорошее продолжается...

Ну вот перекресток и твой поворот.
Снежинки печально летят навстречу...
Конечно, хорошее все живет,
И все-таки это последний вечер...

Небо от снега белым-бело...
Кружится в воздухе канитель...
Что это мимо сейчас прошло:
Детство ли? Юность? Или метель?

Помню проулок с тремя фонарями
И фразу: - Прощай же... пора... пойду... -
Припала дрогнувшими губами
И бросилась в снежную темноту.

Потом задержалась вдруг на минутку:
- Прощай же еще раз. Счастливый путь!
Не зря же имя мое - Незабудка.
Смотри, уедешь - не позабудь!

Все помню: в прощальном жесте рука,
Фигурка твоя, различимая еле,
И два голубых-голубых огонька,
Горящих сквозь белую мглу метели...

И разве беда, что пожар крови
Не жег нас средь белой, пушистой снежности?
Ведь это не строки о первой любви,
А строки о первой мальчишьей нежности...

5

Катится время! Недели, недели...
То снегом, то градом стучат в окно.
Первая встреча... Наши метели...
Когда это было: вчера? Давно?

Тут словно бы настежь раскрыты шторы,
От впечатлений гудит голова:
Новые встречи, друзья и споры,
Вечерняя в пестрых огнях Москва.

Но разве первая нежность сгорает?
Недаром же сердце иглой кольнет,
Коль где-то в метро или в давке трамвая
Вдруг глаз голубой огонек мелькнет...

А что я как память привез оттуда?
Запас сувениров не сверхбольшой:
Пара записок, оставшихся чудом,
Да фото, любительский опыт мой.

Записки... быть может, смешно немножко,
Но мне, будто люди, они близки.
Даже вон та: уродец на ножках
И подпись: "Вот это ты у доски!"

Где ты сейчас? Велики расстоянья,
Три тысячи верст между мной и тобой.
И все же не знал я при расставанье.
Что снова встретимся мы с тобой!

Но так и случилось, сбылись чудеса,
Хоть времени было - всего ничего...
Проездом на сутки. На сутки всего!
А впрочем, и сутки не полчаса!

И вот я иду по местам знакомым:
Улица Ленина, мединститут,
Здравствуй, мой город, я снова дома!
Пускай хоть сутки, а снова тут!

Сегодня я вновь по-мальчишьи нежный!
Все то же, все так же, как той зимой.
И только вместо метели снежной -
Снег тополей да июльский зной.

Трамвай, прозвенев, завернул полукругом,
А вон у подъезда, худа, как лоза,
Твоя закадычнейшая подруга
Стоит, изумленно раскрыв глаза.

- Приехал? - Приехал. - Постой, когда?
Ну рад, конечно? - Само собой.
- Вот это встреча! А ты куда?
А впрочем, знаю... И я с тобой!

Пойми, дружище, по-человечьи;
Ну как этот миг без меня пройдет?
Такая встреча, такая встреча!
Да тут рассказов на целый год!

Постой-ка, постой-ка, а как это было?
Что-то мурлыча перед окном,
Ты мыла не стекла, а солнце мыла,
В ситцевом платье и босиком.

А я, прикрывая смущенье шуткой,
С порога басом проговорил:
- Здравствуй, садовая Незабудка!
Вот видишь, приехал, не позабыл!

Ты обернулась... на миг застыла,
Радостной синью плеснув из глаз,
Застенчиво ворот рукой прикрыла
И кинулась в дверь: - Я сейчас, сейчас!

И вот, нарядная, чуть загорелая,
Стоишь ты, смешинки тая в глазах,
В цветистой юбочке, кофте белой
И белых туфельках на каблучках... -

- Ты знаешь, - сказала, - когда-то в школе...
Ах, нет... даже, видишь, слова растерял...
Такой повзрослевшей, красивой, что ли,
Тебя я ну просто не представлял...

Ты просто опасная! Я серьезно..,
Честное слово, искры из глаз!
- Ну что ж, - рассмеялась ты, - в добрый час!
Тогда влюбляйся, пока не поздно...

Внизу, за бульваром, в трамвайном звоне
Знойного марева сизый дым.
А мы стоим на твоем балконе
И все друг на друга глядим... глядим...

Кто знает, возможно, что ты или я
Решились бы что-то поведать вдруг,
Но тут подруга вошла твоя.
Зачем только бог создает подруг?!

Как часто бывает, что двое порой
Вот-вот что-то скажут сейчас друг другу.
Но тут будто черт принесет подругу -
И все! И конец! Хоть ступай домой!

А впрочем, я, кажется, не про то.
Как странно: мы взрослые, нам по семнадцать!
Теперь мы, наверное, ни за что,
Как встарь, не решились бы поцеловаться,

Пух тополиный летит за плечи...
Темнеет. Бежит в огоньках трамвай.
Вот она, наша вторая встреча...
А будет ли третья? Поди узнай...

Не то чтоб друзья и не то чтоб влюбленные.
Так кто же, по сути-то, мы с тобой?
Глаза твои снова почти зеленые
С какою-то новою глубиной...

Глаза эти смотрят чуть-чуть пытливо
С веселой нежностью на меня.
Ты вправду ужасно сейчас красива
В багровых, тающих бликах дня...

А где-то о рельсы колеса стучатся,
Гудят беспокойные поезда...
Ну вот и настало время прощаться... -
Кто знает, увидимся ли когда?

Знакомая, милая остановка!
Давно ли все сложности были - пустяк!
А тут вот вздыхаю, смотрю неловко:
Прощаться за руку или как?

Неужто вот эти светлые волосы,
И та вон мигнувшая нам звезда,
И мягкие нотки грудного голоса
Уйдут и забудутся навсегда?

Помню, как были глаза грустны,
Хоть губы приветливо улыбались.
Эх, как бы те губы поцеловались,
Не будь их хозяева так умны!..

Споют ли когда-нибудь нам соловьи?
Не знаю. Не ставлю заранее точек.
Без нежности нет на земле любви,
Как нет и листвы без весенних почек...

Пусть все будет мериться новой мерой,
Новые встречи, любовь, друзья...
Но радости этой, наивной, первой,
Не встретим уж больше ни ты, ни я...

- Прощай! - И вот уже ты далека,
Фигурка твоя различима еле,
И только два голубых огонька
В густой тополиной ночной метели...

Они все дальше, во мраке тая...
Эх, знать бы тогда о твоей судьбе!
Я, верно бы, выпрыгнул из трамвая,
Я б кинулся снова назад, к тебе!..

Но старый вагон поскрипывал тяжко,
Мирно позванивал и бежал.
А я все стоял и махал фуражкой
И ничего, ничего не знал...

6

Сколько уже пробежало лет,
Что, право же, даже считать не хочется.
Больше побед или больше бед?
Пусть лучше другими итог подводится.

Юность. Какою была она?
Ей мало, признаться, беспечно пелось.
Военным громом опалена,
Она, переплавясь, шагнула в зрелость.

Не ведаю, так ли, не так я жил.
Где худо, где правильно поступая?
Но то, что билет комсомольский носил
Недаром, вот это я твердо знаю!

Так и не встретились мы с тобой!
Я знал: ты шагаешь с наукой в ногу,
С любовью, друзьями, иной судьбой.
А я, возвратившись с войны домой,
Едва начинал лишь свою дорогу.

Но нет за тобой никакой вины.
И сам ведь когда-то не все приметил:
Письмо от тебя получил до войны,
Собрался ответить и... не ответил...

Успею! Мелькали тысячи дел,
Потом сирены надрыв протяжный!
И не успел, ничего не успел.

А впрочем, теперь уже все не важно!

Рассвет надо мной полыхал огнем,
И мне улыбнулись глаза иные,
Совсем непохожие, не такие...
Но песня сейчас о детстве моем!

Не знаю, найдутся ли в мире средства,
Чтоб выразить бьющий из сердца свет,
Когда ты идешь по улицам детства,
Где не жил и не был ты столько лет!

Под солнцем витрины новые щурятся,
Мой город, ну кто бы тебя узнал?!
Новые площади, новые улицы,
Новый, горящий стеклом вокзал!

Душа - как шумливая именинница,
Ей тесно сегодня в груди моей!
Сейчас только лоск наведу в гостинице
И буду обзванивать всех друзей!

А впрочем, не надо, не так... не сразу...
Сначала - к тебе. Это первый путь.
Вот только придумать какую-то фразу,
Чтоб скованность разом как ветром сдуть.

Но вести, как видно, летят стрелой.
И вот уже в полдень, почти без стука,
Врывается радостно в номер мой
Твоя закадычнейшая подруга.

- Приехал? - Приехал. - Постой, когда? -
Вопросы сыплются вперебой.
Но не спросила: -Сейчас куда? -
И не добавила: - Я с тобой!

Сколько же, сколько промчалось лет!
Я слушаю, слушаю напряженно:
Тот - техник, а этот уже ученый,
Кто ранен, кого уж и вовсе нет...

Голос звучит то светло, то печально.
Но отчего, отчего, отчего
В этом рассказе, таком пространном,
Нету имени твоего?!

Случайность ли? Женское ли предательство?
Иль попросту ссора меж двух подруг?
Я так напрямик и спросил. И вдруг
Какое-то странное замешательство...

Сунулась в сумочку за платком,
Спрятала снова и снова вынула...
- Эх, знаешь, беда-то какая! - и всхлипнула.
- Постой, ты про что это? Ты о ком?!

Фразы то рвутся, то бьют, как копыта:
- Сначала шутила все сгоряча...
Нелепо! От глупого аппендицита...
Сама ведь доктор... и дочь врача...

Слетая с деревьев, остатки лета
Кружатся, кружатся в безутешности.
Ну вот и окончилась повесть эта
О детстве моем и о первой нежности...

Все будет: и песня, и новые люди,
И солнце, и мартовская вода.
Но третьей встречи уже не будет,
Ни нынче, ни завтра и никогда...

Дома, как гигантские корабли,
Плывут за окошком, горя неярко,
Да ветер чуть слышно из дальней дали
Доносит оркестр из летнего парка...

Промчалось детство, ручьем прозвенев...
Но из ручьев рождаются реки.
И первая нежность - это запев
Всего хорошего в человеке.

И памятью долго еще сберегаются:
Улыбки, обрывки наивных фраз.
Ведь если песня не продолжается -
Она все равно остается в нас!

Нет, не гремели для нас соловьи.
Никто не познал и уколов ревности.
Ведь это не строки о первой любви,
А строки о первой и робкой нежности.

Лишь где-то плывут, различимые еле:
В далеком, прощальном жесте рука
Да два голубых-голубых огонька
В белесой, клубящейся мгле метели...

ЧУДАЧКА

Одни называют ее чудачкой
И пальцем на лоб - за спиной, тайком.
Другие - принцессою и гордячкой,
А третьи просто синим чулком.

Птицы и те попарно летают,
Душа стремится к душе живой.
Ребята подруг из кино провожают,
А эта одна убегает домой.

Зимы и весны цепочкой пестрой
Мчатся, бегут за звеном звено...
Подруги, порой невзрачные просто,
Смотришь - замуж вышли давно.

Вокруг твердят ей: - Пора решаться.
Мужчины не будут ведь ждать, учти!
Недолго и в девах вот так остаться!
Дело-то катится к тридцати...

Неужто не нравился даже никто? -
Посмотрит мечтательными глазами:
- Нравиться нравились. Ну и что? -
И удивленно пожмет плечами.

Какой же любви она ждет, какой?
Ей хочется крикнуть: "Любви-звездопада!
Красивой-красивой! Большой-большой!
А если я в жизни не встречу такой,
Тогда мне совсем никакой не надо!"

СЕРДЕЧНАЯ ИСТОРИЯ

Сто раз решал он о любви своей
Сказать ей твердо. Все как на духу!
Но всякий раз, едва встречался с ней,
Краснел и нес сплошную чепуху!

Хотел сказать решительное слово,
Но, как на грех, мучительно мычал.
Невесть зачем цитировал Толстого
Или вдруг просто каменно молчал.

Вконец растратив мужество свое,
Шагал домой, подавлен и потерян.
И только с фотографией ее
Он был красноречив и откровенен.

Перед простым любительским портретом
Он смелым был, он был самим собой.
Он поверял ей думы и секреты,
Те, что не смел открыть перед живой.

В спортивной белой блузке возле сетки,
Прядь придержав рукой от ветерка,
Она стояла с теннисной ракеткой
И, улыбаясь, щурилась слегка.

А он смотрел, не в силах оторваться,
Шепча ей кучу самых нежных слов.
Потом вздыхал:- Тебе бы все смеяться,
А я тут пропадай через любовь!

Она была повсюду, как на грех:
Глаза... И смех - надменный и пьянящий...
Он и во сне все слышал этот смех.
И клял себя за трусость даже спящий.

Но час настал. Высокий, гордый час!
Когда решил он, что скорей умрет,
Чем будет тряпкой. И на этот раз
Без ясного ответа не уйдет!

Средь городского шумного движенья
Он шел вперед походкою бойца.
Чтоб победить иль проиграть сраженье,
Но ни за что не дрогнуть до конца!

Однако то ли в чем-то просчитался,
То ли споткнулся где-то на ходу,
Но вновь краснел, и снова заикался,
И снова нес сплошную ерунду.

- Ну вот и все! - Он вышел на бульвар,
Достал портрет любимой машинально,
Сел на скамейку и сказал печально:
- Вот и погиб "решительный удар"!

Тебе небось смешно. Что я робею.
Скажи, моя красивая звезда:
Меня ты любишь? Будешь ли моею?
Да или нет?- И вдруг услышал:- Да!

Что это, бред? Иль сердце виновато?
Иль просто клен прошелестел листвой?
Он обернулся: в пламени заката
Она стояла за его спиной.

Он мог поклясться, что такой прекрасной
Еще ее не видел никогда.
- Да, мой мучитель! Да, молчун несчастный!
Да, жалкий трус! Да, мой любимый! Да!

ЛЕБЕДИ

Гордые шеи изогнуты круто.
В гипсе, фарфоре молчат они хмуро.
Смотрят с открыток, глядят с абажуров,
Став украшеньем дурного уюта.

Если хозяйку-кокетку порой
"Лебедью" гость за столом назовет,
Птицы незримо качнут головой:
Что, мол, он знает и что он поймет?!

Солнце садилось меж бронзовых скал,
Лебедь на жесткой траве умирал.
Дробь браконьера иль когти орла?
Смерть это смерть - оплошал, и нашла!

Дрогнул, прилег и застыл недвижим.
Алая бусинка с клюва сползла...
Долго кружила подруга над ним
И наконец поняла!

Сердца однолюбов связаны туго.
Вместе навек судьба и полет.
И даже смерть, убивая друга,
Их дружбы не разорвет.

В лучах багровеет скальный гранит,
Лебедь на жесткой траве лежит,
А по спирали в зенит упруго
Кругами уходит его подруга.

Чуть слышно донесся гортанный крик,
Белый комок над бездной повис
Затем он дрогнул, а через миг
Метнулся отвесно на скалы вниз.

Тонкие шеи изогнуты круто.
В гипсе, фарфоре молчат они хмуро.
Смотрят с открыток, глядят с абажуров,
Став украшеньем дурного уюта.

Но сквозь фокстроты, сквозь шторы из ситца
Слышу я крыльев стремительный свист,
Вижу красивую гордую птицу,
Камнем на землю летящую вниз.

АРТИСТКА

Концерт. На знаменитую артистку,
Что шла со сцены в славе и цветах,
Смотрела робко девушка-хористка
С безмолвным восхищением в глазах.

Актриса ей казалась неземною
С ее походкой, голосом, лицом.
Не человеком - высшим божеством,
На землю к людям посланным судьбою.

Шло "божество" вдоль узких коридоров,
Меж тихих костюмеров и гримеров,
И шлейф оваций гулкий, как прибой,
Незримо волочило за собой.

И девушка вздохнула:- В самом деле,
Какое счастье так блистать и петь!
Прожить вот так хотя бы две недели,
И, кажется, не жаль и умереть!

А "божество" в тот вешний поздний вечер
В большой квартире с бронзой и коврами
Сидело у трюмо, сутуля плечи
И глядя вдаль усталыми глазами.

Отшпилив, косу в ящик положила,
Сняла румянец ватой не спеша,
Помаду стерла, серьги отцепила
И грустно улыбнулась:- Хороша...

Куда девались искорки во взоре?
Поблекший рот и ниточки седин...
И это все, как строчки в приговоре,
Подчеркнуто бороздками морщин...

Да, ей даны восторги, крики "бис",
Цветы, статьи "Любимая артистка!",
Но вспомнилась вдруг девушка-хористка,
Что встретилась ей в сумраке кулис.

Вся тоненькая, стройная такая,
Две ямки на пылающих щеках,
Два пламени в восторженных глазах
И, как весенний ветер, молодая...

Наивная, о, как она смотрела!
Завидуя... Уж это ли секрет?!
В свои семнадцать или двадцать лет
Не зная даже, чем сама владела.

Ведь ей дано по лестнице сейчас
Сбежать стрелою в сарафане ярком,
Увидеть свет таких же юных глаз
И вместе мчаться по дорожкам парка...

Ведь ей дано открыть мильон чудес,
В бассейн метнуться бронзовой ракетой,
Дано краснеть от первого букета,
Читать стихи с любимым до рассвета,
Смеясь, бежать под ливнем через лес...

Она к окну устало подошла,
Прислушалась к журчанию капели.
За то, чтоб так прожить хоть две недели,
Она бы все, не дрогнув, отдала!

Эдуард Асадов

АПТЕКА СЧАСТЬЯ

(Шутка)
Сегодня - кибернетика повсюду.
Вчерашняя фантастика - пустяк!
А в будущем какое будет чудо?
Конечно, точно утверждать не буду,
Но в будущем, наверно, будет так:

Исчезли все болезни человека.
А значит, и лекарства ни к чему!
А для духовных радостей ему
Открыт особый магазин-аптека.

Какая б ни была у вас потребность,
Он в тот же миг откликнуться готов:
- Скажите, есть у вас сегодня нежность?
- Да, с добавленьем самых теплых слов.

- А мне бы счастья, бьющего ключом?
Какого вам: на месяц? На года?
- Нет, мне б хотелось счастья навсегда!
- Такого нет. Но через месяц ждем!

- А я для мужа верности прошу!
- Мужская верность? Это, право, сложно...
Но ничего. Я думаю, возможно.
Не огорчайтесь. Я вам подыщу.

- А мне бы капель трепета в крови.
Я - северянин, человек арктический.
- А мне - флакон пылающей любви
И полфлакона просто платонической!

- Мне против лжи нельзя ли витамин?
- Пожалуйста, и вкусен, и активен!
- А есть для женщин "Антиговорин"?
- Есть. Но пока что малоэффективен...

- А покоритель сердца есть у вас?
- Да. Вот магнит. Его в кармашке носят.
Любой красавец тут же с первых фраз
Падет к ногам и женится на вас
Мгновенно. Даже имени не спросит.

- А есть "Антискандальная вакцина"?
- Есть в комплексе для мужа и жены:
Жене - компресс с горчицей, а мужчине
За час до ссоры - два укола в спину
Или один в сидячью часть спины...

- Мне "Томный взгляд" для глаз любого цвета!
- Пожалуйста, по капле перед сном.
- А мне бы страсти...
- Страсти - по рецептам!
Страстей и ядов так не выдаем!

- А мне вон в тех коробочках хотя бы,
"Признание в любви"! Едва нашла!
- Какое вам: со свадьбой иль без свадьбы?
- Конечно же, признание со свадьбой.
Без свадьбы хватит! Я уже брала!..

- А как, скажите, роды облегчить?
- Вот порошки. И роды будут гладки.
А вместо вас у мужа будут схватки.
Вы будете рожать, а он - вопить.

Пусть шутка раздувает паруса!
Но в жизни нынче всюду чудеса!
Как знать, а вдруг, еще при нашем веке,
Откроются такие вот аптеки?!

ВСЕ РАВНО Я ПРИДУ

Если град зашумит с дождем,
Если грохнет шрапнелью гром,
Все равно я приду на свиданье,
Будь хоть сто непогод кругом!

Если зло затрещит мороз
И завоет метель, как пес,
Все равно я приду на свиданье,
Хоть меня застуди до слез!

Если станет сердиться мать
И отец не будет пускать,
Все равно я приду на свиданье,
Что бы ни было - можешь ждать!

Если сплетня хлестнет, ну что ж,
Не швырнет меня подлость в дрожь,
Все равно я приду на свиданье,
Не поверя в навет и ложь!

Если я попаду в беду,
Если буду почти в бреду,
Все равно я приду. Ты слышишь?
Добреду, доползу... дойду!

Ну, а если пропал мой след
И пришел без меня рассвет,
Я прошу: не сердись, не надо!
Знай, что просто меня уже нет...

ГОСТЬЯ

Проект был сложным. Он не удавался.
И архитектор с напряженным лбом
Считал, курил, вздыхал и чертыхался,
Склонясь над непокорным чертежом.

Но в дверь вдруг постучали. И соседка,
Студентка, что за стенкою жила,
Алея ярче, чем ее жакетка,
Сказала быстро: "Здрасьте". И вошла.

Вздохнула, села в кресло, помолчала,
Потом сказала, щурясь от огня:
- Вы старше, вы поопытней меня...
Я за советом... Я к вам прямо с бала...

У нас был вечер песни и весны,
И два студента в этой пестрой вьюге,
Не ведая, конечно, друг о друге,
Сказали мне о том, что влюблены.

Но для чужой души рентгена нет,
Я очень вашим мненьем дорожу.
Кому мне верить? Дайте мне совет.
Сейчас я вам о каждом расскажу.

Но, видно, он не принял разговора:
Отбросил циркуль, опрокинул тушь
И, глядя ей в наивные озера,
Сказал сердито:- Ерунда и чушь!

Мы не на рынке и не в магазине!
Совет вам нужен? Вот вам мой совет:
Обоим завтра отвечайте "нет!",
Затем, что чувства нет здесь и в помине!

А вот когда полюбите всерьез,
Поймете сами, если час пробьет.
Душа ответит на любой вопрос.
А он все сам заметит и поймет!

Окончив речь уверенно и веско,
Он был немало удивлен, когда
Она, вскочив вдруг, выпалила резко:
- Все сам заметит? Чушь и ерунда!

Слегка оторопев от этих слов,
Он повернулся было для отпора,
Но встретил не наивные озера,
А пару злых, отточенных клинков.

- Он сам поймет? Вы так сейчас сказали?
А если у него судачья кровь?
А если там, где у людей любовь,
Здесь лишь проекты, балки и детали?

Он все поймет? А если он плевал,
Что в чьем-то сердце то огонь, то дрожь?
А если он не человек - чертеж?!
Сухой пунктир! Бездушный интеграл?!

На миг он замер, к полу пригвожден,
Затем, потупясь, вспыхнул почему-то.
Она же, всхлипнув, повернулась круто
И, хлопнув дверью, выбежала вон.

Весенний ветер в форточку ворвался
Гудел, кружил, бумагами шуршал...
А у стола "бездушный интеграл",
Закрыв глаза, счастливо улыбался...

В далекую эру родной земли,
Когда наши древние прародители
Ходили в нарядах пещерных жителей,
То дальше инстинктов они не шли,

А мир красотой полыхал такою,
Что было немыслимо совместить
Дикое варварство с красотою,
Кто-то должен был победить.

И вот, когда буйствовала весна
И в небо взвивалась заря крылатая,
К берегу тихо пришла она —
Статная, смуглая и косматая.

И так клокотала земля вокруг
В щебете, в радостной невесомости,
Что дева склонилась к воде и вдруг
Смутилась собственной обнаженности.

Шкуру медвежью с плеча сняла,
Кроила, мучилась, примеряла,
Тут припустила, там забрала,
Надела, взглянула и замерла:
Ну, словно бы сразу другою стала!

Волосы взбила над головой.
На шею повесила, как игрушку,
Большую радужную ракушку
И чисто умылась в воде речной.

И тут, волосат и могуч, как лев,
Парень шагнул из глуши зеленой,
Увидел подругу и, онемев,
Даже зажмурился, потрясенный.

Она же, взглянув на него несмело,
Не рявкнула весело в тишине
И даже не треснула по спине,
А, нежно потупившись, покраснела...

Что-то неясное совершалось...
Он мозг неподатливый напрягал,
Затылок поскребывал и не знал,
Что это женственность зарождалась!

Но вот в ослепительном озаренье
Он быстро вскарабкался на курган,
Сорвал золотой, как рассвет, тюльпан
И положил на ее колени!

И, что-то теряя привычно-злое,
Не бросился к ней без тепла сердец,
Как сделали б дед его и отец,
А мягко погладил ее рукою.

Затем, что-то ласковое ворча,
Впервые не дик и совсем не груб,
Коснулся губами ее плеча
И в изумленье раскрытых губ...

Она пораженно взволновалась,
Заплакала, радостно засмеялась,
Прижалась к нему и не знала, смеясь,
Что это на свете любовь родилась!

ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ?

Что же такое счастье?
Одни говорят:- Это страсти:
Карты, вино, увлеченья -
Все острые ощущенья.

Другие верят, что счастье -
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счастье -
Это большое участие:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.

По мненью четвертых, это
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение,
Что счастье - это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста:
От кочки и до Казбека,
В зависимости от человека!

А. Ахматова

КОГДА МНЕ ВСТРЕЧАЕТСЯ В ЛЮДЯХ ДУРНОЕ...

Когда мне встречается в людях дурное,
То долгое время я верить стараюсь,
Что это скорее всего напускное,
Что это случайность. И я ошибаюсь.

И, мыслям подобным ища подтвержденья,
Стремлюсь я поверить, забыв про укор,
Что лжец, может, просто большой фантазер,
А хам, он, наверно, такой от смущенья.

Что сплетник, шагнувший ко мне на порог,
Возможно, по глупости разболтался,
А друг, что однажды в беде не помог,
Не предал, а просто тогда растерялся.

Я вовсе не прячусь от бед под крыло.
Иными тут мерками следует мерить.
Ужасно не хочется верить во зло,
И в подлость ужасно не хочется верить!

Поэтому, встретив нечестных и злых,
Нередко стараешься волей-неволей
В душе своей словно бы выправить их
И попросту "отредактировать", что ли!

Но факты и время отнюдь не пустяк.
И сколько порой ни насилуешь душу,
А гниль все равно невозможно никак
Ни спрятать, ни скрыть, как ослиные уши.

Ведь злого, признаться, мне в жизни моей
Не так уж и мало встречать доводилось.
И сколько хороших надежд поразбилось,
И сколько вот так потерял я друзей!

И все же, и все же я верить не брошу,
Что надо в начале любого пути
С хорошей, с хорошей и только с хорошей,
С доверчивой меркою к людям идти!

Пусть будут ошибки (такое не просто),
Но как же ты будешь безудержно рад,
Когда эта мерка придется по росту
Тому, с кем ты станешь богаче стократ!

Пусть циники жалко бормочут, как дети,
Что, дескать, непрочная штука - сердца...
Не верю! Живут, существуют на свете
И дружба навек, и любовь до конца!

И сердце твердит мне: ищи же и действуй.
Но только одно не забудь наперед:
Ты сам своей мерке большой соответствуй,
И все остальное, увидишь,- придет!

* * *

Ты часто вздыхаешь: - Легко дуракам,
Безоблачно им живется!
Иль скажешь в сердцах: - Хорошо подлецам,
Им все всегда удается!

Конечно, дорога глупца легка,
Но не лукавь с собою:
Ты согласишься на жизнь дурака
С безоблачной той судьбою?

А согласишься стать подлецом,
Чтоб грабить, топить кого-то?
Ну что стоишь с возмущенным лицом?!
Вот то-то, брат, и оно-то!..

Дж.Р.Толкин

Я размышляю у огня
О том, что повидал:
О летних днях, когда в лугах
Цветочный дух витал.

О днях, когда осенний лист
Кружился на ветру
И солнце в мглистом серебре
Вставало поутру.

Я размышляю у огня,
Как будущей весной
Наш мир, простившийся с зимой,
Простится и со мной.

Я не узнаю стольких тайн,
Загадок и чудес —
Ведь каждый день и каждый миг
Иначе зелен лес!

Я размышляю у огня
О людях давних лет,
О тех, кто жил вокруг меня
И кто придёт вослед.

Как невозвратно далеки
Ушедших голоса!
Но вечно слышу их шаги
И вижу их глаза…

ЧЕРНОВИК

Жизнь моя - черновик,
На котором все буквы - созвездия...
Сочтены наперёд все ненастные дни.
Жизнь моя - черновик.
Все удачи мои, невезения
Остаются на нём
Как надорванный выстрелом крик.

НЕ НАДО СПРАШИВАТЬ МЕНЯ.

Не надо спрашивать меня,
Зачем живут стихи больные.
Я понимаю: лучше было
Иметь запас здоровых слов...
Нельзя спросить - зачем приходят,
Зачем ночные палачи
Из ножен вынули мечи,
И на меня идёт гурьбою,
Зачем столпились у дверей
Недетской памяти моей
Слепые загнанные люди...
Огонь сжирал десятки судеб,
Но разве появился тот,
Кто на себя всё зло возьмёт?

И ГОРЕК МОРЯ АРОМАТ.

И горек моря аромат,
И краб ленивый у воды
Всё пятится назад...
Босые ноги на песке -
Следы остались вдалеке,
Когда простор перед тобой
Такой певучий, голубой -
Не страшно быть самим собой

ХОЧУ ДОБРА

Как часто
Я ловлю косые взгляды.
И колкие слова,
Как стрелы,
Вонзаются в меня.
Я вас прошу,
Послушайте, не надо
Губить во мне
Минуты детских снов.
Так невелик
Мой день.
И я хочу добра
Всем!
Даже тем,
Кто целится в меня.

О ней можно почитать здесь:

Доступно только для пользователей

Наступила минута молчанья;
Она вечностью им показалась,
И при виде чужого страданья
К ним невольная жалость подкралась.
Им хотелось чудесною силой
Воротить все, что сказано было,
И слететь уже было готово
Задушевное, теплое слово,
И, быть может, сквозь мрак раздраженья,
Им - измученным гневом и горем -
Уже виделся миг примиренья,
Как маяк лучезарный над морем.
Проходили часы за часами,
А друзья все смотрели врагами,
Голоса возвышалися снова...
Задушевное, теплое слово,
Что за миг так легко им казалось,
Не припомнилось им, не сказалось,
А слова набегали другие,
Безотрадные, жесткие, злые;
И сверкали тревожные взгляды,
Искаженные лица горели,
Обвиненья росли без пощады
И упреки без смысла и цели...
И уж ночь не царила над миром,
А они неразлучной четою
Все сидели за дружеским пиром,
Словно тешась безумной враждою!
Вот и утра лучи заблестели...
Новый день не принес примиренья...
Потухавшие свечи тускнели,
Как сердца без любви и прощенья

НОЧЬ

К ***

Замолкли, путаясь, пустые звуки дня,
Один я наконец, все спит кругом меня;
Все будто замерло... Но я не сплю: мне больно
За день, в бездействии утраченный невольно.
От лампы бледный свет, бродящий по стенам,
Враждебным кажется испуганным очам;
Часы так глухо бьют, и с каждым их ударом
Я чую новый миг, прожитый мною даром.
И в грезах пламенных меж призраков иных
Я вижу образ твой, созданье дум моих;
Уж сердце чуткое бежит к нему пугливо...
Но он так холоден к печали молчаливой,
И так безрадостен, и так неуловим,
Что содрогаюсь я и трепещу пред ним...

Но утро близится... Тусклей огня мерцанье,
Тусклей в моей душе горят воспоминанья...
Хоть на мгновение обманчивый покой
Коснется вежд моих... А завтра, ангел мой,
Опять в часы труда, в часы дневного бденья,
Ты мне предстанешь вдруг, как грозное виденье.
Томясь, увижу я средь мелкой суеты
Осмеянную грусть, разбитые мечты
И чувство светлое, как небо в час рассвета,
Заглохшее впотьмах без слов и без ответа!..
И скучный день пройдет бесплодно... И опять
В мучительной тоске я буду ночи ждать,
Чтобы хоть язвами любви неутолимой
Я любоваться мог, один, никем не зримый...

Жизнь

О жизнь! ты миг, но миг прекрасный,
Мне невозвратный, дорогой;
Равно счастливый и несчастный
Расстаться не хотят с тобой.

Ты миг, но данный нам от Бога
Не для того, чтобы роптать
На свой удел, свою дорогу
И дар бесценный проклинать.

Но чтобы жизнью наслаждаться,
Но чтобы ею дорожить,
Перед судьбой не преклоняться,
Молиться, веровать, любить.

А это написано всего лишь 3 года спустя

Жизнь
К. П. Апухтиной

Песня туманная, песня далекая,
И бесконечная, и заунывная,
Доля печальная, жизнь одинокая,
Слез и страдания цепь непрерывная...

Грустным аккордом она начинается...
В звуках аккорда, простого и длинного,
Слышу я, вопль из души вырывается,
Вопль за утратою детства невинного.

Далее звуков раскаты широкие -
Юного сердца мечты благородные:
Вера, терпения чувства высокие,
Страсти живые, желанья свободные.

Что же находим мы? В чувствах - страдания,
В страсти - мученья залог бесконечного,
В людях - обман... А мечты и желания?
Боже мой! Много ли в них долговечного?

Старость подходит часами невольными,
Тише и тише аккорды печальные...
Ждем, чтоб над нами, в гробу безглагольными,
Звуки кругом раздались погребальные...

После... Но если и есть за могилою
Песни иные, живые, веселые,
Жаль нам допеть нашу песню унылую,
Трудно нам сбросить оковы тяжелые!..